Ему лучше переключить свое внимание на Джо, подумал Лукас. И действительно, чем дольше он вглядывался в затылок Джо, тем размытее, неопределеннее становилось его видение. Темные волосы Джо выглядели так, будто они никогда не поседеют и не станут тоньше. Лукас смотрел на его загоревшую над воротником рубашки шею, на его широкие плечи. Лукасу не нужно было видеть глаза Джо, чтобы вспомнить, как они выглядят; в тот момент, когда он впервые встретился с Джо, эти глаза были поразительно знакомы ему. Казалось, будто он знал Джо всю свою жизнь.

Паула обнимала Джо одной рукой и поглаживала большим пальцем его спину, как раз под плечевым швом его пиджака. Было очевидно, насколько она влюблена в него. А Джо настолько же очевидно был влюблен в Жаннин.

Тихий ноющий звук скрипки донесся с балкона над их головами. Музыка была резко-печальной, мучительной в своей нежности, и Лукасу захотелось убежать из церкви, так же как ему хотелось убежать с тех предыдущих похорон. Он мог бы выбежать из церкви и бежать до тех пор, пока не перестанет воспринимать боль.

Но он сделал так, как и раньше: он остался и продолжал сидеть, держа руку женщины, которую любил, молясь о том, чтобы его череда воспоминаний наконец закончилась.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Зои точно не знала, была ли Софи действительно больна или просто подавлена, но малышка вообще не вставала с кровати все утро. В полдень Зои, не выдержав, зашла в спальню, чтобы проверить, как там она. Принеся из гостиной в спальню шаткий стул, она села на него рядом с убогим ложем Софи. Девочка лежала на спине, ее глаза были открыты, кожа вокруг них была отекшей, как будто она несколько часов плакала.

– С тобой все в порядке? – спросила Зои.

Софи покачала головой из стороны в сторону.

– Я заболеваю, – сказала она.

– Чем заболеваешь? – уточнила Зои. – Это твои проблемы с почками?

Софи кивнула.

– Я точно знаю. Я чувствую себя так, как я чувствовала себя, когда мне не хватало диализа. До Гербалины. – Она подняла одну руку. – Моя рука отекла, – сказала она.

Она действительно отекла, и Зои поняла, что ее маленький запас антибиотиков никогда не исправит того, что в этом ребенке было не так. Она осознала тогда, что припухлости вокруг глаз Софи были не из-за слез, а из-за болезни. Софи вообще не плакала. Наоборот, она стоически все переносила и смирилась со своей судьбой, и это разрывало сердце Зои.

Она обнаружила Марти на поляне, сидящей на одном из камней, она забавлялась со своей зажигалкой и смотрела на пламя. Она повернулась к Зои, когда та подошла.

– Почему, ну почему я не додумалась купить сотню пачек сигарет, прежде чем идти сюда? – проговорила Марти.

– Тебе пришлось бы нести их через лес, – сказала Зои, садясь на другой камень.

Перочинный нож Софи лежал раскрытый рядом с ней, и Зои сложила его и убрала в карман своих шорт.

– Да, пожалуй, – кивнула Марти.

– Марти, мне нужно поговорить с тобой о Софи, – начала Зои. – Нужно придумать, как достать ей какие-нибудь медицинские…

– Мама…

– Я должна это сделать, Марти. Давай поговорим об этом, хорошо? Давай найдем решение этой проблемы, вместо того чтобы просто говорить, что мы ничего не можем сделать. Она очень, очень больна. Я думаю, мне следует пойти и привести кого-нибудь на помощь.

– А что потом?

– А потом будь что будет.

Она сказала это с легкостью, но знала, что это будет как угодно, но только не легко.

– Я обещаю тебе, дорогая, на этот раз я найду лучших криминальных адвокатов в мире. Мы подадим апелляцию. Мы вытащим тебя.

– Мне нужно тебе кое-что сказать.

Марти опять уставилась на пламя своей зажигалки.

– Что?

Марти взглянула на нее, затем опять посмотрела на зажигалку.

– Я убила Анжело, – сказала она. – Я убила надзирателя.

– Марти… я не понимаю.

Она не хотела понимать.

– Мне пришлось это сделать. Я достала ему из конюшни деньги, и, как только он их получил, его поведение кардинально изменилось. До того момента мы договорились, что он уедет и оставит меня там. Но ни с того ни с сего он изменил свое решение. Он собирался убить меня, мама.

Она посмотрела на Зои своими голубыми глазами с длинными ресницами, такими невинными, как у ребенка.

– Он боялся, что, если меня поймают, я заговорю и они начнут искать его. Я думаю, он заранее планировал убить меня и закопать где-нибудь в лесу.

– Он тебе об этом сказал? – спросила Зои.

– Нет, но он по-настоящему разнервничался, и я заметила, что пистолет у него лежит не в кобуре, где он обычно его держал. Я догадалась, что он собирался сделать. Мне следовало понять это раньше. Он никогда просто так не отпустил бы меня, получив деньги. Так что я схватила пистолет до того, как это сделал он. Я выстрелила в него, прежде чем он смог выстрелить в меня.

Зои проглотила гнев, поднимающийся у нее внутри. Марти описывала все детали решительно и спокойно, и это пугало ее так же, как и сама информация. Это напомнило ей о разговоре, который только что состоялся у нее и Софи, когда малышка говорила о своей болезни с удивительным стоицизмом. Может, Зои была в данный момент единственным эмоциональным человеком в этом лесу? Или Марти и Софи знали что-то, чего не знала она о совладании с чувствами, слишком опасными, чтобы проявлять их средь бела дня?

– Ну что ж… – Зои пыталась обдумать все это. – Они уже, вероятно, нашли надзирателя и поняли, что это сделала ты.

– В точку.

Неудивительно, что Марти казалась такой холодной, такой обеспокоенной и такой отчаянной, с тех пор как пришла в хижину. Она действительно кого-то убила. Она выстрелила ему в грудь? В голову? Зои была невыносима эта мысль. Она вспомнила о том, с какой легкостью Марти обезглавила черепаху.

– Что случилось с деньгами? – спросила она.

– Я забрала их, – сказала Марти. – Я положила их обратно в конюшню, так что мы будем знать, где они, если захотим взять их, прежде чем отправиться в Южную Америку.

– О, – выдохнула Зои.

Ее расстроило то, что Марти могла быть такой расчетливой и спокойной после убийства надзирателя, что предусмотрительно вернула деньги в тайник.

– Ну вот, – хлопнула Марти руками себя по бедрам. – Теперь ты знаешь. Теперь на мне действительно висит убийство. Ты никак не сможешь меня вытащить, мам, даже если мы сможем заставить присяжных поверить мне в отношении Тары Эштон.

– Но ведь на самом деле это была самооборона, – сказала Зои, хоть и не была в этом уверена. – У тебя не было выбора.

– Спасибо, что веришь в это, мам. – Марти улыбнулась и встала. – Но боюсь, ты единственный человек в мире, который в это верит.

Зои смотрела, как ее дочь обошла хижину и направилась к туалету. Марти храбро себя ведет, подумала она. Вот, например, последние несколько дней она носит в себе бремя убийства. Ей, вероятно, снятся кошмары, воспоминания о происшедшем, и она держала все это в себе. Зои знала, как она сама реагировала бы, если бы ей пришлось всадить пулю в другого человека. Но она не была уверена, что Марти реагировала так же.

Она вспомнила то время, когда Марти была в интернате. Зои позвонили из школы и сказали, что Марти ударила другую ученицу ножом. Зои отправилась в школу в Санта-Барбару, отказываясь верить в то, что ее дочь на такое способна. Правда, к тому времени как она приехала в школу, та ученица отказалась от своих обвинений, заявив, что сама случайно поранила себя ножом, вырезая тыкву для Хеллоуина. Зои с облегчением покинула школу и проигнорировала то, что, когда руководство школы задавало ей вопросы, Марти, можно сказать, пугала всех своей спокойной отрешенностью. А также смогла проигнорировать и то, что ее счет в банке за этот период уменьшился на несколько тысяч долларов.

Она много лет не вспоминала этот инцидент. Не хотела вспоминать его. Было гораздо легче закрыть на все глаза, забыть о нем. Но сейчас, когда она ждала, пока Марти вернется из туалета, она испугалась, что у нее на руках, возможно, два больных человека: одна с болезнью тела, другая с нездоровой психикой и жестоким сердцем.