– Бекет! – Она закончила его имя стоном сжигающего ее нетерпения и раздвинула колени, подставляя свои тайны его дерзким губам.

Неповторимо женский запах пьянил его, и он поцеловал ее глубоким интимным поцелуем.

Ее стоны и всхлипы впивались в разгоряченную кожу Бекета, отдавались в крови, как до боли сладкая музыка, вместившая в себя смысл всей жизни.

Он накручивал на пальцы колечки мягких золотистых волос, росших на холме ее женственности.

– Моя прекрасная сильфида... вся такая теплая, такая золотая. – Кончиком пальца он слегка потер набухшую скользкую выпуклость, услышал – нет, скорее, почувствовал – ее судорожный вздох и сам содрогнулся от желания.

Господи Иисусе!Их обоих подхватил ураган сладостных ощущений. Бекет весь дрожал. Ее бедра вздымались ему навстречу. Она таяла, растворялась в нем, как будто их тела уже слились.

Господи Иисусе, этот благословенный запах! Он опять вбирал его в себя. Нет, надо держать себя в руках... Надо хотя бы попытаться... Нет, нет, Господи Иисусе, она сводит меня с ума. Опираясь на руки, он накрыл ее своим телом.

– Бекет... О Боже... Иди ко мне... Скорей, скорей!.. – крикнула Катье, сжимая ладонями его бедра. Алебастровая кожа над нежно-золотистой порослью трепетала в предчувствии блаженства.

– Катье. Моя Катье!

Он погрузился в нее, превратив это имя в бессловесный вопль, неудержимо рвущийся из груди.

Она обхватила ногами его пояс, втягивая его в себя все глубже. Он перестал что-либо соображать и весь отдался первобытному инстинкту неистовых рывков, сотрясающих все его тело.

Он перевел дух, приподнял голову. О, эта ее сладость! Долгий, низкий стон уже шел из самых его глубин. О, эта сладость! Жаркая, бархатистая, опьяняющая! Он снова застонал: острая боль наслаждения пронзила низ живота.

– О-о-о Господи! Господи Боже! – кричала Катье, впиваясь руками в его плечи и лихорадочно двигаясь под ним. – О-о, да, да! – Голова бессильно свесилась, губы и приоткрытые веки дрожали. – О Боже, Боже, о-о-о-о!

Он снова и снова погружался в ее тело, уже сведенное судорогами экстаза. Последняя нить его сознания вспыхнула и сгорела. С хриплым криком он последовал за ней в райскую бездну забвения.

Катье с блаженной улыбкой очнулась, все еще чувствуя объятия Бекета. Лениво потянулась и услышала его смешок. Потом устремила взгляд к солнцу, подернутому предвечерней дымкой, и увидела, что он, опершись на локоть, смотрит на нее.

– Ты меня завораживаешь. – Бекет провел пальцем прямую линию от ее шеи, между грудями к золотистому шелку внизу. – У тебя такие волосы – чистое золото. А твоя алебастровая кожа вся порозовела от страсти. А серые глаза блестят, словно крыло лебедя, спящего в тени.

Катье наклонилась и поцеловала шрам у него над сердцем. Дыхание его на миг замерло.

– Поэт и солдат! – вздохнула она и покрыла легкими поцелуями всю его мускулистую грудь.

Он зарычал, перекатился на спину и потянул ее на себя.

– Сильфида, ты способна заставить солдата позабыть о долге. – И замолчал, точно что-то вспомнив.

Она поцеловала его в шею и потерлась шелковистым треугольником о его плоть.

– Единственное, на что я способна, это навечно обвиться вокруг твоего тела.

Бекет подтянул ее повыше и завладел губами. Она выпустила в него стон ответной страсти. Он прервал поцелуй.

– Навечно, – повторил он, и в его голосе она расслышала дрожь обновленного желания.

Он развел в стороны ее ноги и легко проскользнул в нее.

– Бекет! – вскрикнула она и попыталась сесть. Обхватив ее бедра, он начал приподнимать и опускать их.

– Бекет! О-о-о Бекет!. О-о, да!

Она помогала ему коленями, и руки его освободились, чтобы поласкать ее полные упругие груди. Он пощипывал пальцами соски, и все ее тело вздрагивало от восторга.

Она тоже ласкала его грудь и живот, согласуя ритм этих поглаживаний с быстротой своих интимных движений.

– Ох, я и представить себе не могла... Ох... – Глаза ее закрылись, голова откинулась назад, и вся поза была безумно чувственной.

Глядя на нее сквозь жаркий туман в глазах, Бекет испытывал самое утонченное, самое совершенное из всех мыслимых наслаждений. Всякий раз он открывал для себя что-то новое в запахе ее женственности, переполняющей сладостной музыке ее стонов, неповторимом вкусе ее кожи.

Его бедра начали раскачиваться в такт ее движениям, и она довольно замурлыкала. Он медленно, вожделенно улыбнулся. Видения, вызванные собственной страстью и чувственным обликом Катье, теснились в голове.

Вот он сидит у камина и смотрит на нее, ощущая болезненно-приятное напряжение в паху. Этой ночью она ляжет в его постель, и он будет обладать ею, как вчера, как завтра, как всегда.

Но вдруг он взревел. Сидя на нем, она исполняла огненный танец и каждое движение сопровождала страстным пожатием, от которого у него мутился рассудок.

– Бог мой, женщина, что ты... О Господи Иисусе!..

Катье одарила его еще одной глубоко интимной лаской и в хмельном угаре дико затрясла головой. Внутри раздавался непрерывный звон. Желание струилось по жилам как ревущий горный поток. Она слилась с ним. Они – единое целое. Из этого слияния рождается самая безжалостная в мире страсть. Сладкий, неумолимый тиран. С каждым новым рывком Бекет вонзался в нее все глубже. От напряжения по лицу ее заструились слезы. О Боже, она вся горит!

Его охватило настоящее безумие. Хотелось соединиться с ней еще теснее, еще неразрывнее. Он мучительно стонал, напрягая все мышцы, все силы.

– Бекет, Бекет, о мой Бог! – пронзительно кричала она. – Ох, Бекет, не могу больше... Ох, какое... – Она заплакала навзрыд. – Нет, нет, нет, ох, нет! О Боже! Бе-ке-е-е-е...

Катье содрогалась долго и неистово, и ее вопль так звенел в воздухе, будто душа отлетала от тела.

– Катье... Боже правый... А-а-а-а!

Стоны перешли в рев. Тело Бекета оторвалось от земли, готовое устремиться в рай. Перед глазами сверкнула ярчайшая вспышка, и беззвучный гром раскатился по всем извилинам мозга.

Глава XX

На прохладной притихшей поляне Катье погрузилась в сны. Они вместили в себя образ Бекета во всех его красках, звуках и запахах. И Катье собирала их воедино, в огромный букет воспоминаний, чтобы потом перевязать лентой и вложить в сердце, как пучок пахучих трав в свежее белье.

Сон стал глубже, навеял иные образы. Ей снилась ярость, которую можно загасить только смертью Эль-Мюзира. Она стонала во сне, а сильные руки то и дело успокаивали ее.

Когда, наконец, она очнулась, то обнаружила, что тихонько лежит рядом с Бекетом и прислушивается к его ровному дыханию. Мысль снова обратилась к только что сотворенному ими чуду, к тому, что она испытала, к ее снам.

Катье отодвинулась от него, слегка встревоженная слабостью во всем теле. Медленно, с усилием поднялась, собрала раскиданную одежду и стала одеваться. Нижняя юбка путалась в ногах, шнуровка обматывалась вокруг пальцев. Она помедлила, переводя дух, потом из последних сил затянула корсет.

– Мужчина всегда должен просыпаться при таком зрелище, – услышала она голос Бекета.

Вздрогнув, перевела на него огромные глаза. Он тоже вскочил на ноги и едва не потерял равновесие. Удивленно оглядевшись, запустил пальцы в темную гриву.

– Так и знал! Не надо было спать.

Слова повисли над поляной. Теперь ни у него, ни у нее нет выбора – Бекет отчетливо это сознавал. Не говоря ни слова, он поднял бриджи и натянул их.

– Мне пора, – проговорила она каким-то хриплым голосом и застегнула верхнюю пуговицу жакета.

Он кивнул и встретился с ней взглядом.

– И мне, Катье.

Он по очереди поднимал с земли рубашку, мундир, ботфорты, шпагу и, надевая их, превращался в знакомого ей полковника.

С неотразимой улыбкой он поклонился и подал ей руку – как галантный кавалер.