Постояв немного, Онцелус за волосы приподнял Лиз с пола, сдавил ее нижнюю челюсть и хищно поцеловал.

Лиз пыталась вырваться, но он держал ее крепко, прижимая к себе, пока не затихли отголоски его оргазма. Она попятилась, упала на высокое ложе.

– Что значит «оставлю»? – выдохнула она, утирая губы тыльной стороной ладони.

Он перешагнул через шаровары, скинул шлепанцы и подошел к Лиз во всей своей наготе. Одной рукой схватил за горло и опрокинул на спину.

– Что сказал, то и значит.

Он просунул два пальца ей между ног и начал двигать рукой.

– Нет, нет! – крикнула она, отползая.

Его пальцы теребили маленький набухший кусочек плоти, и Лиз почувствовала, как все тело охватывает знакомая дрожь возбуждения.

– Нет, – шепотом повторила она, зная, что бессмысленно отрицать желание, сжигающее ее там, где копошится его рука.

– Не нет, а да. Вот по каким радостям ты томишься под своей бледной европейской кожей. – Он снова с силой вонзил в нее пальцы, и Лиз дернулась в ответ.

– Ах! – Она вздохнула, зажмурилась и начала елозить бедрами в такт его продвигающимся все глубже пальцам.

– Ты жаждешь сладкой измены своего тела. Жаждешь последних моментов совокупления с бросающим тебя любовником. – Пальцы безжалостно терзали ее нутро.

– Да, да! – заверещала она, хватая его руку и удерживая ее внутри себя, а сама лихорадочно извивалась на ней. – А-а-а-ах! – Спазмы волнами охватили ее тело.

Он вытащил пальцы. Лиз перекатилась на бок; слезы капали на простыни, когда она содрогалась в остаточном пароксизме страсти.

Онцелус подошел к окну, повернулся к ней спиной.

– А теперь пришло время другой прирученной собаке вернуться ко мне. Скоро, эзир, ты уже не будешь полковником. Я знаю твою слабость. И храню твои цепи.

Глава XVI

– Полковник, – Гарри Флад поморщился, глядя на осунувшееся лицо хозяина, – пора б и отдохнуть чуток. Будет вам скакать да не спать по ночам. Почитай, с зимы в постелях-то не спали. Когда еще случай такой подвернется. Вона, постеля-то у Его Высочества какая мягкая – ложись, не хочу. А уж мы сыщем для вас энтого хахаля Д'Ажене.

Бекет целый день раздумывал, как поумнее расставить ловушку для турка, и позаботился о том, чтобы комнаты Лиз и Катье охранялись. Надо бы обыскать апартаменты Лиз, хотя едва ли это что-нибудь даст. Дьявол хитер и никогда не оказывается там, где его ждут. Но в глубине души Бекету ничего так не хотелось, как немного поспать. К тому же для встречи с Эль-Мюзиром сила нужна.

После полудня осведомители доложили ему о разговоре Катье с сестрой. Он с трудом удержался от того, чтоб не ворваться к Д'Ажене и не вытрясти из нее сведения об Эль-Мюзире. Если надо, он отдерет обшивку стен, поднимет мраморные плиты пола и найдет его.

Бекета задевало, что Катье все еще защищает дьявола. Теперь он знал причину и все же...

– Есть новости? – обратился он к Фладу. Денщик страдальчески вздохнул.

– Да какие новости, полковник? Вдова сидит – не ворохнется. Поди-ка, соснула маленько, пока вы тут об ей хлопочете.

– О противниках не хлопочут.

– Об ком? Это кто ж таки – противники? Кто кажный день в ванне моется?

– Нет, Гарри. Противник – это враг.

– Ну уж, враг! Не, она женщина хорошая. Вона, какого парня воспитала. Смышленый, ласковый и не трус.

– Ладно! – Бекет раздраженно рубанул воздух ладонью. – Что сестра?

Гарри понимающе прищурился, но решил отвечать только на вопросы, а свои соображения держать при себе.

– Энта сучка тоже носу не кажет. Забилася под одеяло и лежит.

– Проклятье! – Бекет ударил кулаком по спинке кровати, и ложе заходило ходуном. – Надо выманить ее оттуда, Гарри. Я слишком близко подкрался к дьяволу. Что, если я найду его там, а любовница кликнет стражников Клода?

Денщик покачал головой.

– Да как ее выманишь? Ставлю в заклад последние штаны – она спит ровно убитая. – Он подошел к кровати, откинул одеяло. – Давайте-ка, полковник, и вы ложитеся. Ежели высунется, так уж я вас подыму. – Он взбил подушку.

Бекет выхватил ее из рук Гарри. Рухнул на стул (ножны клацнули о позолоченную ножку) и подложил подушку себе под спину. Потом придвинул еще один стул, взгромоздил ноги в ботфортах на сиденье и устроился поудобнее.

Сон мгновенно овладел усталым телом, как он ни отгонял его. Где-то в уголке мозга мелькнуло золотое видение.

– Ванны, говоришь, принимает? Гарри закусил губу, чтоб не улыбнуться.

– Ка-ажный Божий день, полковник. Не сумлевайтесь, ваша фламандска вдовушка чиста как голубь.

Руки бессильно повисли, а веки сомкнулись.

– Она не мо... – Он не договорил, погрузившись в сон.

– Какой разговор, полковник, – шептал Гарри, наклоняясь над хозяином и заботливо укрывая его мундиром. – Знамо дело, не ваша! А то б вам спонадобилось платить энтим верзилам, чтоб у ейной двери торчали неотлучно.

И чтоб докладали по два раза на дню. – Он снова затряс головой. – Знамо дело, не ваша. – И тихонько вышел в боковую дверь.

Бекету снилось, что он снова в темнице, один. Где же остальные, безымянные, проклятые, с кем делит он этот ад? Под дверь осторожно пробивается солнечный луч. Должно быть, это в самом начале его плена; год спустя Эль-Мюзир велел перекрыть доступ свету. Дверь отворилась.

Он невольно прикрыл глаза ладонью, но солнце все равно слепило, заливая тесное пространство узилища.

– Ты ранен, – послышался нежный женский голос. Он опустил руку и увидел перед собой золотоволосую обнаженную красавицу, обернутую прозрачной вуалью.

– Нет! – крикнул он, лихорадочно ворочаясь во сне. – Только не ты, Катье! Не здесь! – Его Катье в лапах Эль-Мюзира!

Она неслышно подошла к нему. Дверь за ней затворилась, но солнечное сияние не потухло.

– Я пришла исцелить тебя.

Она осушила взмокший лоб, обласкала мягкими заботливыми руками все его израненное, исхлестанное тело. Он задрожал от жажды, от желания. Дремавшие чувства расцветали, пробуждались к жизни.

Он потянулся обнять ее, но она ускользала, таяла в небытии, горестно качая головой.

– Я на все готова ради сына. На все.

Она исчезла, и только ее слова да тонкий аромат волос еще витали во мраке темницы.

– Сильфида! – звал он. – Сильфида! Подумай, что ты делаешь!

В ответ прозвучал гортанный мужской смех.

Бекет вырвался из сна, схватился за шпагу, вскочил на моги. Подушка скатилась со стула, рассеченная надвое. Бслый нежный пух посыпался на ковер.

– Скоро ты забудешь, как смеяться, Эль-Мюзир! Забудешь, как жить. – Бекет раскачивал головой, вытряхивая из нее черный ненавистный смех. – Скоро все это кончится... Гарри! Гарри!

Стояла глубокая ночь. Догорали свечи. Бекет подошел к окну, чтобы дыханием летней ночи остудить покрытое испариной тело и развеять дурные предчувствия от услышанных во сне слов Катье.

Почему она раньше не сказала о сыне? Еще в дороге, когда было время... А теперь? Что изменилось? Ничего. Решение, принятое утром, после бешеной скачки, казалось бессмысленным. Зря он погнал Найала собирать слухи про дедушку Клода. Какой дедушка?.. Какой монастырь? Надо смотреть правде в глаза: он не в силах помочь Катье.

Белая пушинка прилипла к бриджам, он попытался смахнуть ее, но она осталась на пальцах.

– Ты дала мне надежду, Катье. Окружила своей заботой, своей нежностью... – Он скатал пушинку в крохотный шарик и стал наблюдать, как она медленно расправляет волоски на его ладони. А мне нечем тебе отплатить, раз ты связалась с дьяволом. Расскажи все Клоду. Это единственная надежда для тебя и твоего сына. – Мягкая пушинка напомнила ему робкие прикосновения Катье, и он решительно смахнул ее. – Эль-Мюзир умрет, слышишь, Катье? Я поклялся, значит, так тому и быть. – Бекет с грохотом распахнул боковую дверь и рявкнул: – Гарри!

– Слышу, полковник, слышу. – Гарри поспешно спускался к нему по черной лестнице. – У меня кости старые, а не уши.