9. В то же время ты должен иметь в виду, что все деньги, доставшиеся мне законным путем, я сдал в Эфесе откупщикам. Они составили 2 200 000 сестерциев: все эти деньги увез Помпей1333. Независимо от того, безразлично ли или небезразлично я к этому отношусь, ты должен безразлично отнестись к ста тысячам сестерциев и считать, что получил на столько же меньше либо содержания, либо от моей щедрости. Но если бы ты отнес за мой счет эти сто тысяч сестерциев, то по своей любезности и любви ко мне, ты не согласился бы принять от меня оценку1334 при нынешних обстоятельствах. Ведь если бы я захотел наличными, у меня бы их не было. Но считай, что это моя шутка; я и полагаю, что ты так считаешь. Тем не менее, когда Туллий возвратится из усадьбы, я пришлю его к тебе, если ты сочтешь, что это сколько-нибудь важно. Нет никаких оснований к тому, чтобы мне захотелось разорвать это письмо.

CCCII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., VII, 10]

Близ Рима1335, 17 или 18 января 49 г.

Внезапно я принял решение выехать1336 до рассвета, чтобы не быть замеченным или не вызвать толков, особенно из-за ликторов с лаврами1337. Что касается будущего, то, клянусь, не знаю, что делаю и что буду делать — так встревожен я необдуманностью нашего безумнейшего решения1338. Что же могу я посоветовать тебе, от которого я сам жду совета? Какое решение принял или принимает наш Гней1339, не знаю; до сего времени он скован в городах и оцепенел. Если он удержится в Италии, мы все будем вместе; если же отступит, дело требует обсуждения. До сего времени (если я не помешан) все — глупо и неосмотрительно. Прошу тебя, пиши мне часто, хотя бы то, что придет на ум.

CCCIII. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., VII, 11]

В Кампании, между 17 и 22 января 49 г.

1. Прошу, что это такое? Или что совершается? Ведь для меня — это мрак. «Цингул, — говорят, — мы удерживаем, Анкону потеряли; Лабиен1340 оставил Цезаря». Об императоре1341 ли римского народа мы говорим или о Ганнибале? О безумный и жалкий человек, который никогда не видел даже тени прекрасного! И все это он, по его словам, делает ради достоинства. Но где достоинство, если не там, где честность? Честно, следовательно, иметь войско без всякого официального решения; занимать города, населенные гражданами; чтобы легче был доступ в отечество, задумать отмену долгов, возвращение изгнанников, шестьсот других преступлений,

Пусть он изведает свою судьбу! Клянусь, я предпочел бы один раз погреться с тобой на твоем благотворном солнце, чем обладать всеми царствами в этом роде или, лучше, умереть тысячу раз, чем однажды задумать что-либо в этом роде.

2. «А что, если бы ты захотел?» — говоришь ты. Ну, кому не дозволяется хотеть? Но это самое «хотеть» я считаю большим несчастьем, нежели быть поднятым на крест; есть одно несчастье больше этого, — достигнуть, чего ты так хотел. Но об этом довольно. Ведь я охотно немного отдыхаю среди этих огорчений.

3. Возвратимся к нашему1343. Во имя судьбы! Каким кажется тебе решение Помпея? Спрашиваю именно о том, что он оставил Рим. Ведь я недоумеваю. Тогда нет ничего более нелепого. Рим оставить? Сделал бы ты то же, если бы пришли галлы? «Не в стенах, — говорит, — государство, не в алтарях и очагах; так поступил Фемистокл»1344. Ибо один город не мог выдержать потока всех варваров; но Перикл не сделал того же почти пятьдесят лет спустя, хотя он и не удерживал ничего, кроме стен. Наши некогда все-таки удержали крепость, хотя весь остальной город и был взят1345.

4. Но, с другой стороны, судя по скорби в муниципиях и речам тех, с кем я встречаюсь, это решение, видимо, подействует. Люди чрезвычайно жалуются на то, что Рим без должностных лиц, без сената (не знаю, как у вас, извести меня). Наконец, бегство Помпея удивительно волнует людей. Что еще нужно? Другое дело начато. Считают, что Цезарю более ни в чем не следует уступать. Объясни мне, в чем здесь дело.

5. Я стою во главе спокойного дела. Помпей хочет, чтобы над всей этой частью Кампании и морским побережьем я был наблюдателем, который ведал бы набором и важнейшими делами. Поэтому я думал быть странствующим. Ты, я полагаю, уже видишь, каков порыв Цезаря, каков народ, каково положение в целом. Пожалуйста, пиши мне об этом, а так как оно изменчиво, то возможно чаще. Ведь я успокаиваюсь — и когда пишу тебе, и когда читаю твои письма.

CCCIV. Титу Помпонию Аттику, в Рим

[Att., VII, 12]

Формийская усадьба, 21 января 49 г.

1. До сего времени я получил от тебя одно письмо, отправленное за одиннадцать дней до календ, в котором указывалось, что ты ранее отправил другое, которого я не получил. Прошу, пиши мне возможно чаще не только, если узнаешь или услышишь что-нибудь, но также, если что-нибудь заподозришь, особенно же о том, что мне, по-твоему, следует делать и чего не следует делать. Что касается твоей просьбы, чтобы я старался извещать тебя о том, что делает Помпей, то он, я думаю, даже сам этого не знает; из нас, по крайней мере, — никто.

2. Видел я консула Лентула в Формиях за девять дней до календ, видел Либона1347; все полно страха и неизвестности. Тот1348 — на пути в Ларин; ведь там когорты, и в Луцерии, и в Теане, и в остальной части Апулии. Хочет ли он затем где-нибудь остановиться или же пересечь море, не известно. Если он остается, опасаюсь, что он не сможет иметь стойкое войско; если же уходит, то куда и каким путем и что нам делать — не знаю. Ведь этот1349, чьего фаларизма1350 ты боишься, все сделает отвратительнейшим образом, и его не остановит ни прекращение дел, ни отъезд сената и должностных лиц, ни запертое казначейство. Но это, как ты пишешь, мы вскоре будем знать.

3. В то же время прости мне, пожалуйста, что я так часто так много тебе пишу. Ведь я успокаиваюсь и хочу выманить у тебя письмо, а особенно совет, чтò мне делать и каким образом себя вести. Отдаться ли мне полностью этому делу? Меня не отпугивает опасность, но я разрываюсь от скорби. Так необдуманно все совершено и так вопреки тому, что думал я! Или промедлить мне и отступить и отдаться тем, кто держит, кто властвует? Стыд мне пред каждым троянцем1351, и меня удерживает долг не только гражданина, но и друга, хотя меня часто мучит сострадание к мальчикам1352.