Изменить стиль страницы

11. Брат Квинт оправдывается передо мной в письме и утверждает, что он никому не говорил о тебе ничего дурного. Право, мы должны обсудить это при встрече весьма внимательно и тщательно. Только навести меня как-нибудь. Этот Коссиний, которому я даю письмо, показался мне весьма честным человеком, не легкомысленным, любящим тебя, и таким, каким ты описал мне его в своем письме. Мартовские иды.

XXVI. Титу Помпонию Аттику, в Эпир

Рим, середина мая 60 г.

[Att., I, 20]

1. Когда я за три дня до майских ид возвратился в Рим из помпейской усадьбы, наш Цинций297 передал мне твое письмо, которое ты дал ему в февральские иды. Отвечу на него теперь этим письмом. Прежде всего я доволен, что ты уяснил себе мое мнение о тебе; далее, меня чрезвычайно радует, что ты оказался особенно сдержанным в том, в чем, как мне казалось, я и мои близкие вели себя несколько резко и неприятно; я объясняю это и твоей необычайной любовью, и высоким умом, и мудростью. Так как ты написал мне об этом так приятно, заботливо, любезно и с добротой, что я не только не должен далее убеждать тебя, но даже не мог ожидать от тебя или от кого-либо другого такой сговорчивости и снисходительности, нахожу самым уместным ничего более об этом не писать. Когда мы встретимся, мы обсудим это друг с другом, если потребуется.

2. То, что ты пишешь мне о государственных делах, ты рассматриваешь по-дружески и разумно, и твои взгляды не далеки от моего понимания. Ведь мне не следует поступаться своим достоинством и приходить в чужой лагерь без своего войска, а тот298, о ком ты пишешь, не обладает ничем великим, ничем возвышенным, ничем, что не было бы приниженным и было бы популярным. Все же у меня было намерение, быть может, не бесполезное для моего спокойствия в это время, но, клянусь, для государства более полезное, чем для меня: подавить нападки на меня со стороны бесчестных граждан, призвав к твердости колеблющегося в своих взглядах человека, обладающего огромным богатством, авторитетом и влиянием, и добившись от него, который был надеждой бесчестных людей, похвал моей деятельности299. Если бы мне пришлось сделать это, поступившись кое-чем, то я считал бы, что такой ценой мне ничего не нужно. Но я все выполнил так, что кажется, будто не я, присоединяясь к нему, утратил часть уважения, а он, одобряя меня, заслуживает большего.

3. Прочие дела я веду и буду вести так, что не допущу, чтобы совершенное мной показалось совершенным случайно. Тех моих честных сторонников, на которых ты намекаешь, и той Спарты300, которая, по твоим словам, выпала на мою долю, я не только никогда не покину, но останусь при своем прежнем мнении, даже если буду покинут ею. Все-таки прими, пожалуйста, во внимание, что после смерти Катула301 я держусь пути оптиматов без какой бы то ни было защиты и охраны, ибо, как, кажется, говорит Ринтон302,

Одни — ничто, другим же дела нет.

О том, как меня недолюбливают наши любители рыбных садков303, я либо напишу тебе в другой раз, либо отложу рассказ до нашей встречи. От курии однако ничто меня не оторвет, ибо это и правильный путь, и он вполне соответствует моим интересам, и я отнюдь не досадую на оценку, какую я встречаю в сенате.

4. Что же касается сикионцев304, то на сенат, как я уже писал тебе, надежда невелика; ведь уже никто не жалуется, так что если ты ждешь этого, то дело долгое. Бейся, если можешь, по-иному. Когда постановление было вынесено, не заметили, кого оно касается, и педарии305 быстро побежали, голосуя за него. Время для отмены постановления сената еще не назрело, так как, с одной стороны, никто не жалуется, и с другой, многие восхищаются им: одни из недоброжелательства, другие — считая его справедливым.

5. Твой Метелл выдающийся человек. Я ставлю ему в вину лишь то, что он не особенно доволен известиями о спокойствии в Галлии306. Он, я думаю, жаждет триумфа. В этом хотелось бы больше умеренности. В остальном все замечательно. Сын Авла307 ведет себя так, что его консульство — это не консульство, а пощечина нашему Великому308.

6. Из моих сочинений я послал тебе составленное по-гречески о моем консульстве. Эту книгу я передал Луцию Коссинию. Тебе, я полагаю, мои сочинения на латинском языке нравятся, но этому греческому грек завидует. Если об этом напишут другие, я тебе пришлю, но, верь мне, стоит им прочесть мое сочинение, и — уж не знаю отчего — их работа останавливается.

7. Возвращусь теперь к своим делам. Луций Папирий Пет309, честный и любящий меня человек, подарил мне те книги, которые оставил Сервий Клавдий. Так как твой друг Цинций сказал мне, что на основании Цинциева закона310 их можно взять, то я сказал, что охотно приму их, если Пет доставит их. Итак, если ты любишь меня и уверен в моей дружбе, постарайся при помощи друзей, клиентов, хозяев и гостей311, наконец, своих вольноотпущенников и рабов, чтобы не пропало ни листа, ибо мне чрезвычайно нужны и те греческие книги, которые, как я подозреваю, он оставил, и латинские, которые, как я знаю, у него были. Ведь я с каждым днем все больше отдыхаю за этими занятиями в течение того времени, которое остается у меня от трудов на форуме. Ты окажешь мне, говорю, очень и очень большое удовольствие, если будешь в этом деле так же заботлив, как обычно бываешь в делах, которые считаешь весьма важными для меня. Поручаю тебе дела самого Пета, за что он весьма благодарен тебе, и не только прошу, но даже советую тебе наконец навестить меня.

XXVII. Титу Помпонию Аттику, в Грецию

[Att., II, 1]

Рим, середина июня 60 г.

1. В июньские календы, когда я направился в Анций, весьма охотно расставшись с гладиаторами Марка Метелла312, я встретил твоего раба. Он передал мне твое письмо и записки о моем консульстве, написанные по-гречески. Тут я обрадовался тому, что я уже несколько ранее вручил Луцию Коссинию для передачи тебе книгу об этом же, также написанную по-гречески, ибо если бы я прочел твою книгу раньше, то ты сказал бы, что я обокрал тебя. Хотя твое изложение (я прочел с удовольствием) показалось мне несколько взъерошенным и непричесанным, но его украшает именно пренебрежение к украшениям, подобно тому, как женщины кажутся хорошо пахнущими именно оттого, что они ничем не пахнут313. Моя же книга использовала весь сосуд Исократа314 с благовонным маслом и все ящички его учеников, а также немало аристотелевых красок. Как ты указываешь мне в другом письме, ты бегло просмотрел мою книгу на Коркире, а затем, как я полагаю, ты получил ее от Коссиния. Я не осмелился бы послать ее тебе, не исправив ее медленно и кропотливо.

2. Впрочем Посидоний315 уже написал мне в ответ из Родоса, что чтение этих моих воспоминаний, которые я послал ему для того, чтобы он написал о тех же событиях более изящно, не только не побудило его к писанию, но даже совсем устрашило. Что еще нужно? Я привел в смущение греческий народ, и те, кто обычно приставал ко мне с просьбами дать им что-нибудь, что они могли бы украсить, перестали докучать мне. Ты же, если книга тебе понравится, позаботишься о том316, чтобы она была и в Афинах и в прочих городах Греции, ибо она, кажется, может придать моим действиям некоторый блеск.

вернуться

297

См. прим. 44 к письму XXII.

вернуться

298

Речь идет о Помпее, как и ниже.

вернуться

299

Как консула; имеется в виду борьба с Катилиной и казнь катилинариев. Ср. письмо XXV, § 8.

вернуться

300

Намек на стих из «Телефа» Эврипида, полностью приведенный в письме CXIII, § 2. «Ты Спарту получил, так правь теперь ты ею». Имеется в виду сохранение согласия между сенаторами и всадниками.

вернуться

301

См. прим. 7 к письму XIX. Катул умер в 60 г.

вернуться

302

Ринтон (IV в. до н.э.), автор трагикомедий, не дошедших до нас.

вернуться

303

См. прим. 12 к письму XXIV.

вернуться

304

См. прим. 18 к письму XXV.

вернуться

305

См. прим. 17 к письму XXV.

вернуться

306

Ср. письмо XXV, § 2.

вернуться

307

Луций Афраний. См. прим. 31 к письму XXII.

вернуться

308

Помпею, ставленником которого был Луций Афраний.

вернуться

309

Друг Цицерона, не принимавший участия в политической жизни.

вернуться

310

Народный трибун Марк Цинций провел в 204 г. закон, воспрещавший вознаграждение за защиту в суде, а также дарение вещей стоимостью выше определенной суммы, кроме случаев дарения ближайшим родственникам. Доверенного человека Аттика также звали Цинцием. Шутка Цицерона основана на совпадении имен.

вернуться

311

См. прим. 2 к письму XIX.

вернуться

312

Очевидно, сын Марка Метелла, претора 69 г. По-видимому, речь идет об играх в связи с погребением последнего. Об отвращении Цицерона к зрелищам, в том числе и театральным, см. письмо CXXVII, § 3.

вернуться

313

Ср. Плавт, «Привидение», 273:

Лучший запах в женщине — без запаха

Вовсе быть.

(Перевод А. В. Артюшкова).

вернуться

314

Исократ — знаменитый афинский оратор (436—338).

вернуться

315

Посидоний (135—51), философ стоической школы, живший на острове Родосе. Его слушал Цицерон.

вернуться

316

См. прим. 2 к письму III.