Боже мой, боже мой! — запричитал родитель.

А что, собственно, случилось? — ехидно поинтересовалась я.

Ну, — неловко замялся отец, — мы со Стасом учились вместе, ты слышала. Он успехи делал. В консерваторию собирался поступать. Мама у него — милейшая женщина. А я еще года три назад по телеку его увидел. Он в какой-то рок-группе ветеранов с гитарой в обнимку прыгал. Чучело чучелом. Я еще подумал, что обознался, наверное. Стасик — не Стасик… А теперь вижу — нет. Ой-ой-ой…

Послушай, а что тебе мешает бросить работу и семью, зарасти курчавым волосом, обозваться эдак продвинуто — Эллипсом, и пойти тусоваться вместе с ним и с Манькой? Да и потом, разве может он, рокер, завидовать твоей убогой жизни? Ты оброс, словно кит-полосатик ракушками, женой, детьми и бытом. А он в свободном полете отрывается с младыми девами и дешевым спиртным. Романтика!

Отец грустно усмехался. А я, хоть и стеблась над ним, но тоже чувствовала себя неловко. Словно в замочную скважину подглядела какие-то интимные сцены. И ведь даже не по своей воле.

Почему нормальные люди всегда чувствуют себя неловко перед неудачниками? Почему им кажется, что их благополучие — кусок, вырванный изо рта несчастной сиротки? Им неловко напрямую предлагать свою помощь и покровительство, но так же неловко в оных отказать, если у несчастной сиротки открывается недюжинная (Да что там! Просто мертвая!) хватка. А результат — испорченное настроение, без аппетита выпитые напитки и нечувствительно поглощенные яства. Большая часть наслаждений от похода в гости к приятным нам людям погибла безвозвратно. Благо, во второй половине визита мистер Здравый Смысл взял верх над мисс Воплощенное Прекраснодушие и положил ту на обе лопатки, пардон за двусмысленность. Я пришла к выводу, что нет худа без добра: по крайней мере, впредь Папанова не будет втягивать меня в свои аляповатые «спектакли из жизни светской львицы» в качестве аудитории, затаившей дыхание и трепещущей от восторга одновременно.

Так и вышло. Манька теперь обходит меня за три версты. Зато прилепилась, как банный лист к филею, к моей подруге Лерке с филфака. Лерка не любит делать резких движений и ко всему на свете относится философски. Снусмумрик и Снусмумрик. Маньку она не поощряет, но и не гонит. Старается тихонько обходить. Впрочем, у Маньки с подругами всегда напряженка, ее долго никто выносить не может. Есть люди, которые неизбежно превращают положение дел в неприличный анекдот. Вот поэтому-то у Маньки выработалась «внутренне-паразитарная» манера поведения: она не прилипает к коже и не цепляется за корни волос, а проникает непосредственно в мозг и там уже обосновывается со всем возможным удобством. Так что слабые, вялые, с пониженным иммунитетом сдаются и подчиняются ее воле. Философская манера поведения — довольно бесконфликтная. Не предполагает ни активного противодействия, ни неистового сопротивления, ни партизанской войны — ничего. Одно наблюдение вкупе с легким волнением: что-то будет! Естественно, в таких условиях разные Папановы процветают. Доказательств угодно? Вот, пожалуйста!

Сегодня четверг. У нас с Леркой по четвергам занятия оканчиваются в одно и то же время, и мы идем во французскую кондитерскую. Это ритуал. В кафе мы с удовольствием сплетничаем, и, надо признаться, под эклеры и наполеоны хорошо идет! Но теперь с некоторых пор за нами увязывается Маня и своим присутствием отравляет нам общение. Берет экспрессо без сахара и зыркает: на меня — неодобрительно, на Лерку — преданно. И ведь послать эту бездарную, скучную дуру куда подальше — язык не поворачивается. Сегодня мы предприняли обходной маневр, но и это не помогло. Как только мы с Леркой радостные и оживленные после удачного побега, словно парочка Монте-Кристо, грудью рассекающих волну, вступили на знакомую тропу к кондитерской — тут же и нарвались на Маньку. Она нас уже поджидала, сволочь, да еще с та-аким торжествующим видом! Сил не было терпеть ее мерзко ухмыляющуюся рожу. Но мы стерпели.

Итак, мы с Леркой оборвали свой треп и под Манькиным конвоем пошли в кафе. Возникла неловкая затяжная пауза. Чтобы как-то разрядить тягостную атмосферу, я спросила у Мани: «Ну, как там твой Форелин?» Эту фамилию видного представителя семейства лососевых носил бывший Манькин однокашник, поступивший в МГИМО. Внешность у него была невзрачная, но хлопец он был, как говорят на Украине, впертый. Учился, как зверь, и поступил своими силами в престижный вуз, одолев немалый конкурс из блатных и платных представителей. Его-то Маня и определила на роль устроителя своего прекрасного будущего и звала своим потенциальным мужем. Однако, судя по всему, бедолага Форелин не был готов к определенной ему участи — ни морально, ни физически. От Мани он уставал так же быстро, как и все остальные. Их с Манькой отношения определялись двухнедельными циклами. Скажем, в понедельник Манька приезжает мириться: воет, обвиняет, канючит, устраивает сцены, обещает быть паинькой, и Форелин поддается. Во вторник Манька ведет себя тише воды, ниже травы. В среду начинается своеобычное папановское хамство. В четверг Форелин начинает закипать. В пятницу начинаются взаимные разборки. В субботу происходит скандал. В воскресенье они расстаются. Следующую неделю Манька поносит Форелина везде, где можно и нельзя. А в понедельник приезжает мириться. И снова по кругу.

У меня маячила надежда, что если Маня с Форелиным не в контрах, то она быстро смоется к нему выяснять отношения. Но и тут мне не повезло. На этой неделе Манька твердо стояла на тропе войны и сходить с нее не собиралась. В адрес Форелина посыпалась тяжеловесная матерная брань.

И вообще, — вдруг прибавила Маня, — хватит уже про него, урода. Я на этой неделе познакомилась с Ванечкой, потомком дагестанских князей, и мы уезжаем в Америку!

Мы с Леркой с трудом удержались от смеха. Но меня еще и разобрал раж. Черт возьми, если я все это вынуждена терпеть, то неужели я не могу получить ну хотя бы маленькую компенсацию?!

Ой, Мань, — хихикнула я с деланным простодушием, — а как же ты ходишь рядом с таким кривоногим?

С чего ты взяла, что он кривоногий? — возмутилась Манька.

Ну как же! Ты же сама сказала, что он потомок дагестанских князей. А дагестанский князь всю жизнь проводит верхом на коне. А потому по земле передвигается с трудом, на коротких кривых ногах.

У него прямые ноги!! — Манька начала заводиться.

Прямые? Точно прямые?! Ты проверяла?

Да!!! — торжествующе выпалила Манька.

Ну, Мань, я даже и не знаю как тебе это сказать. Тебе надо с этим типом держать ухо востро. Он опытный брачный авантюрист. И дурит тебя просто по-черному. К дагестанским князьям он не имеет никакого отношения. Его прямые ноги тому доказательство. Он женится на тебе, завезет в Америку, обчистит и бросит!

Лерка рядом просто кисла от смеха, а Манька уже завелась по полной программе:

Он потомок дагестанских князей и у него честные намерения!

Значит, он — маленький, заросший волосом, жутко кривоногий! И по Манхеттену его сподручнее всего водить на цепочке!

Мы едем в Калифорнию! — огрызнулась Манька.

Тоже красиво, тоже хорошо. Там много ресторанов для собачек. Очень удобно. И недорого…

У него нормальный рост и прямые ноги! — уже хрипела Манька, покрываясь красными пятнами.

Тогда он тебя обманывает насчет своего благородного происхождения. У него точно корыстные намерения. Доберетесь до Лос-Анжелеса, и он у тебя с пуза крест умыкнет. Вместе с гимнастом. Так что берегись — ну и, само собой, готовься к самому худшему.

Да ты! Да ты! Да ты просто завидуешь мне! Лер, я не понимаю, как ты с ней можешь общаться!

С удовольствием, — пропела ей в ответ Лерка, — зря ты так кипятишься, Мань. Ляля дело говорит, и она очень обеспокоена твоим положением. Тебе бы ей «спасибо» сказать, а ты ругаешься…

Спасибо! Я ухожу! — Маня развернулась на сто восемьдесят градусов и быстро зашагала прочь.

Мы с Леркой перевели дух.

Слушай, как же я об этом мечтала! Мне слабо, а ты ее так сделала! — Лерка просто жмурилась от удовольствия и, выдержав паузу, произнесла с чувством, — Жестокий талант!