Контрактник молчал, опустив голову. Я тоже молчал, и не дождавшись ответа, спросил СОБа.
– Авдеев, а с какого он расчёта?
Лейтенант молча мотнул головой на миномёт с осечкой.
– А, вот оно как…, – со значением протянул я, – а ну-ка командир расчёта выйти из строя.
Из строя вышел молоденький сержант и, виновато опустив голову, замер.
– Так, теперь весь остальной расчёт, рядом со своим командиром становись, – из строя вышло ещё трое солдат и, также опустив головы, построились слева от своего командира. И сержант, и солдаты были срочники, причём из тех, кто был с самого начала.
– Иди сюда, – я потянул за рукав контрактника и поставил его напротив командира миномёта, – тебе же солдат лет тридцать пять, наверно?
Контрактник, нервно сглотнул и кивнул головой, а я повернулся к СОБу: – Авдеев, ну на хрен он тебе нужен? В свои тридцать пять лет он должен иметь богатый жизненный опыт, чувство ответственности, как у старшего брата, за свой расчёт. Учить этих молодых людей жизни, сдерживать их, а он сам пьёт и едет на казённом УРАЛе прямо в плен. Да он должен был подойти к своему командиру расчёта и сказать ему – ты чего, Петька? Ты смотри какой у нас миномёт – давай его почистим… А он спокойно сидит, отдыхает, и его "богатый" жизненный опыт и "сильное" чувство ответственности – молчит. Авдеев, увольняй его, рассчитывай и увольняй – это мой приказ.
– Всё солдат, для тебя война закончилась, а расчёту встать в строй.
Расчёт занял свои места в строю, а контрактник продолжал стоять, только растерянный взгляд его метался то на меня, то на Авдеева, то на строй.
– Товарищ подполковник, разрешите рядового Сергеева всё-таки оставить в батарее? – Решительно обратился ко мне старший офицер батареи.
Я устало махнул рукой: – Авдеев, делай как хочешь. Ты его лучше знаешь, но я бы его всё таки уволил. Значит так, завтра утром я прихожу и проверяю огневую позицию и миномёты. Всё, командуй СОБ.
Мы с Ржановым направились к себе, а через минуту нас догнал Кунашев.
– Товарищ подполковник, да это мы хотели ржавчину керосином убрать, да забыли вовремя его вылить из стволов и промыть, вот они за сутки и заржавели…
– Кунашев, а что огневую позицию занять, оборудовать и подготовить её к ведению огня вы тоже забыли? Идите, товарищ капитан, и руководите батареей, а о том что мы тут увидели будет доложено командиру полка. Идите и лично руководите "абортом"* миномёта.
Пока мы шли к себе духи опять открыли огонь из миномётов и все мины легли в районе штаба – пристрелялись гады.
16 февраля 2000 года В четыре часа утра меня разбудили и я по своему почину пошёл на
10:07 дежурство в штаб. Накопилось много бумажных дел и дня мне не
хватало чтобы их разгрести. До 6 часов оформил новую рабочую карту начальника артиллерии, а в 7:40 открыл огонь по целям Љ12, 13, 14. Цель Љ14 прямо по центру нп. Улус-Керт. В 13 часов планируется мощный огневой налёт всей группировкой артиллерии по целям Љ002, 003, 004 где по данным разведки южнее 1.5 километра Улус-Керта находится лагерь боевиков. Вообще, согласно плана, мы жмём на боевиков с четырёх направлений: с южного направления – мы, 19 дивизия ВВ и другие части, с северного – со стороны Итум-Кале и через Шатой другая группировка, с запада через Селменхаузен – десантники и с востока другие части, их я не знаю. Все группировки жмут и выдавливают боевиков в район Улус-Керта, чтобы там их перемолоть артиллерией и авиацией, а потом тщательно зачистить пехотой. Сегодня 19ая дивизия ВВ на правом берегу Аргуна решила отбить у боевиков нижнюю часть нп. Пионерский и выдавить духов ко входу в Аргунское ущелье.
Только что из штаба ушёл командир полка, ему РЭБовцы притащили радиоперехват боевиков, из которого выходит, что чеченцы спокойно чувствуют себя в Дуба-Юрте.
– Ну что ж, товарищ полковник, сейчас отдам распоряжение и проведём мощное огневое прочёсывание. Снарядов достаточно, так что спокойствия им не видать….
11:30 Громко хлопнула дверь и штаб вошёл особист Сан Саныч. Огляделся и направился ко
мне. Сел напротив меня и спросил: – Борис Геннадьевич, тебе что-нибудь говорит фамилия Резван Ичигов? Он с Новых Атагов, командующий Южным фронтом против нашего полка.
– Честно говоря, Сан Саныч, я знаю одного Резвана с Новых Атагов. Но он или не он – не знаю? Тот был начальником отдела сбыта вот этого цементного завода. Да, он тоже в первую войну командовал отрядом в двести человек, но поняв что сопротивляться нам бессмысленно, вышел на переговоры, а потом совсем перешёл на сторону новой Чеченской администрации.
– Борис Геннадьевич, он – не сомневайся. Расскажи мне о нём поподробнее. Ты сейчас единственный в полку, кто хорошо знает его.
– Да не особо я его знаю. Так, встречался несколько раз. Пару раз приглашали меня вместе с командованием к нему в гости, но я ни разу не попал туда по разным причинам. Но могу рассказать то о чём мне рассказывали, а ты, Сан Саныч, сам уж отделяй, где правда, а где вымысел.
Мы в 95ом году почти целый месяц проторчали под Чечен-Аулом и за этот месяц почти наполовину разрушили артиллерией и танками селение. А когда в конце марта вышли к Новым Атагам, Резван тогда командовал отрядом боевиков в двести человек и он вовремя понял что если они окажут сопротивление нашему полку то и его деревню будет ждать та же участь что и Чечен-Аул. Он вышел на переговоры с нашим полком и, представившись командиром "народного ополчения" деревни, предложил заключить перемирие – он не стреляет по нам и не выходит со своими ополченцами из деревни, мы же не стреляем по деревне и не лезем в неё. Командир принял правильное решение и заключил с ним соглашение. Мы обошли Новые Атаги и закрепились на рубежах чуть дальше деревни. Впоследствии мы простояли под Атагами апрель и почти весь май. Почти каждый день Резвану, как старшему в селении, приходилось решать различные бытовые и другие вопросы, для разрешения которых ему приходилось ежедневно встречаться с офицерами штаба и командованием полка. Да и что там говорить, поняв бессмысленность сопротивления федеральным войскам, Резван всё больше и больше оказывал нам помощь и уже начинал уверенно ориентироваться и видеть себя в будущей мирной жизни. Так, нажав своим сильным личным авторитетом на родственников боевиков, да и на самих боевиков, Резван сумел вывести с этого цементного завода 60 боевиков из 150. Оказывал он и другие подобные услуги. В его доме неоднократно проводились встречи и переговоры между Масхадовым и командованием группировки. Малу по малу завязывались и дружеские отношения. И всё чаще и чаще наши офицеры оказывались гостями в его доме и во время застолья Резван делился мыслями о будущей жизни. Тогда модно было быть народным депутатом: вот и Резван тоже хотел быть народным депутатом и обладать властью в мирное время над округой. Спрашивали и про разрушенный цементный завод, но Резван беспечно махал рукой – деньги мол есть и к осени мы восстановим завод. Как правило за столом прислуживали его жена и дочери. Как-то Резван разоткровенничался: – Когда замуж будет выходить моя старшая дочь я ей в приданное дам пять килограмм золота. Когда средняя будет готова замуж идти ей в приданное достанется десять килограмм золота. Ну, а за младшенькую, самую любимую, жених получит пятнадцать килограмм золота. Когда кто-то выразил сомнения по количеству драгоценного металла, то Резван немного рассказал про мощности завода, который в мирное, советское время заваливал цементом весь Кавказ. А Резван там был начальником отдела сбыта и хорошо приложил руку к этому сбыту, тем самым положив основу своего капитала. Началась перестройка, развал Союза и для предприимчивых людей открылись новые перспективы и горизонты….
В принципе, и всё. Потом я ещё раз несколько раз с ним встречался, но это были лишь малозначимые встречи. Да, вспомнился мне один смешной случай. Несколько американских журналистов решили проехать в нп. Чишки, которые находятся не далеко от входа в Аргунском ущелье и взять у командиров боевиков интервью. Они смело проехали через Чири-Юрт и на своей машине выехали к мосту. Но к тому времени на том берегу закрепились десантники и, подпустив машину поближе, они открыли огонь. Машина загорелась, а журналисты, похватав свои вещи и аппаратуру, еле сумели выбраться оттуда живыми. Они вернулись обратно в Чири-Юрт, где и наткнулись на Резвана, который по своим делам приехал в соседнее селение. Выслушав журналистов, Резван с превосходством оглядел их и прочитал им целую нотацию, смысл которой сводился к тому, что журналистам сначала надо было обратиться к нему как к признанному авторитету в округе и он бы договорился с русскими о беспрепятственном пропуске последних через передний край. Потом снизошёл к ним и сказал, что он сейчас всё организует и обеспечит проход журналистов через русских. Они сели в новенький УАЗик, полученный накануне в новой чеченской администрации, и поехали обратно к мосту через Аргун. Смело подъехали к реке, а десантники вновь подпустили поближе и открыли огонь. Убивать они их не хотели, поэтому вновь была подбита только машина. Она загорелась, а журналисты и Резван на карачках улепетнули в Чири-Юрт. Для Резвана это было неприятным шоком, что не он здесь не хозяин. Особенно он переживал о сгоревшей машине – поездить на ней ему пришлось всего один день, а американцы впали в панику и ближайшей оказией вообще убрались из Чечни.