Мне всё больше и больше не нравилась та атмосфера, которая царила на КП полка, чувствовалось, что местный командир полка подломил всё под себя и ощущал этаким царьком, упиваясь властью. Все крутились вокруг него и это страшно ему нравилось.

У входа на КП возникла лёгкая суета и туда отошёл начальник артиллерии: оказывается, из развед. поиска вернулись разведчики и сейчас все с интересом рассматривали трофейным альбом с фотографиями. Когда до меня дошла очередь, я взял в руки альбом и с большим интересом стал перелистывать целлулоидные листы, разглядывая цветные снимки, прислушиваясь к рассказу, как разведчики нашли этот альбом в одном из домов.

Фотографии были подобраны умелой рукой, отображая жизнь очень богатой чеченской семьи и трёх братьев, которые присутствовали на всех фотографиях. Двое из них лет двадцати пяти – двадцати восьми, а третий молодой волчонок, лет семнадцати-восемнадцати. На первых снимках, на дальнем плане был богатый и большой дом, обширный двор заставленный иномарками. Вот братья кормят крупную собаку кавказской породы, сидят за столом в кругу семьи, встречают приехавшего Басаева и человека похожего на Березовского. Пока идут снимки, так сказать, мирного времени, но вот братьев призывают на службу и они с кипой камуфлированной формы, жизнерадостно идут на камеру. Военная подготовка, стрельбище, отдых за бильярдом своим чередом проходили перед моими глазами и, судя по растительности и постройкам, вся подготовка проходила где-то на юге – скорее всего в Турции. А на других, уже боевые действия в Чечне: разбитые дома, военная обстановка, жёсткий допрос русского пленного и стремительная атака на блок-пост федеральных войск. И везде братья вместе: старшие братья ведут себя перед объективом солидно, естественно и сдержанно, а младший изо всех сил старается подражать своим братьям во всём: в сдержанности, в обращении с оружием, в разговоре, но это у него плохо получается. На доброй сотне цветных снимков проходит часть жизни трёх братьев: старшие уже матёрые бандюги, а младший достойный их ученик. Если его не остановить или не уничтожить, то из него получиться ещё тот отморозок. Интересно было бы узнать дальнейшую их судьбу, но увы – это наверно невозможно.

– Слушай, разведка, я возьму вот эту фотографию? – Обратился я к старшему разведчиков, показывая пальцем на снимок, где братья позируют в камуфлированной форме и с оружием в руках. Старшие стоят, вальяжно положив руки на оружие, и спокойно смотрят в объектив, а младший косясь на старших, пытается принять такую же, наполненную значимостью позу, но это у него не получается.

– Нет, товарищ подполковник, это командиру полка. – Разведчик, забрав из моих рук альбом, подошёл к своему командиру: доложив, начал показывать фотографии. Когда командиры полков закончили рассматривать фотографии, я подошёл и попросил у командира 752 полка, понравившуюся мне фотографию, но и тут я получил полупрезрительный отказ.

Через полчаса, ещё раз обговорив вопрос взаимодействия разведчиков нашего полка и артиллерии 752 полка, мы поехали обратно. На перекрёстке дорог, нас опять ждал командир 245 полка, тут же был накрыт богатый стол, рядом с которым боец с засученными по локоть руками готовил шашлыки из баранины. Я оказался в числе приглашённых за стол, но прежде чем сесть за стол обговорили все вопросы взаимодействия. Полковник Ткач, особенно удивился тому факту, что наша разведрота уже оседлала высоту в семи километрах впереди боевых порядков полков. А я, не доверяя артиллерии 752 полка, на всякий пожарный случай обговорил взаимодействие с артиллерией 245 полка, передал им частоты, на которых находились мои корректировщики и сам лично нанёс на карту полковника Ткач позиции разведчиков на высоте 434.4. Ну, а после решения всех вопросов мы отведали угощения братского полка. Для некоторых это оказалось лишним: Тимохин быстро "сломался", лёг на башне танка и так спящим его повезли в полк, Сергеев держался достойно, но когда мы подъезжали к Нагорному открыл огонь из пулемёта по заброшенной ферме. Светлячки трассеров потянулись к деревянным строениям, а Семёнов, который сидел рядом со мной на башне ПРП, резко спрыгнул во внутрь машины. Я насторожился, но разобравшись, что стреляют наши, спокойно продолжал следовать в колонне.

6 ноября 1999 года. Вчера я должен был вместе с командиром полка ехать на занятие в груп-

8:50 пировку, но командир отменил для меня занятие и уехал один. Я же взял

Сашку Шароборина и пошёл с ним на КНП полка на горе: решив составить схему ориентиров. Но было пасмурно и ни черта не было видно. Решил проверить наблюдательный пункт Семёнова, расположенный на другом конце горы, но лучше бы не ходил туда. Окоп не вырыт, наблюдательные приборы расставлены абы как: естественно разведку никто не ведёт, документация отсутствует. Сами разведчики грязные и небритые. Начальника разведки дивизиона нет. Обматерив их в бессилии, я ушёл на огневые позиции первой миномётной батареи, которая располагалась между двух холмов. Здесь я отошёл душой: позиция оборудована как положено, что положено из документации ведётся в полном объёме, солдаты смотрят весело. В который раз убедился, что на данный момент первая миномётная батарея лучшая батарея полка. Один только недостаток и на мой взгляд существенный – за месяц нет ни одного человека представленного к награде. Сделав комбату внушение по этому вопросу я вернулся на ЦБУ, где застал вернувшихся из разведки Кравченко и Гутника: впечатлений у них много, но ходить со спецназовцами больше не хотят. Говорят, что с нашими разведчиками интереснее ходить.

Договорился с сапёрами о выделении мне на полчаса ИМР,* чтобы он выкопал укрытие для моего салона, да ещё получил с солдатами семьдесят бумажных мешков, решив выложить по краю укрытия мешки наполненные землёй.

Прилёг после всего на кровать в салоне и незаметно задремал. Проснулся через полчаса и к своему неудовольствию наблюдаю на соседней кровати спящего лейтенанта Шумкова. Кстати говоря, я его сумел отстоять от ночного патрулирования КП и от всяких других дежурств. Только чтобы он занимался личным составом и техникой взвода. Но лейтенант инициативы не проявлял и пользовался каждой минутой, чтобы поспать или просто бездумно посидеть.

Я энергично затряс офицера за плечо и когда он вскочил с кровати спросил.

– Ты ночью, что ли не спал?

– Спал, товарищ подполковник.

– Ты что, устал или у тебя работы нет?

– Нет, не устал.

– Тогда иди и ИМР сторожи, а то ведь уйдёт, а укрытие для салона нужно.

Через пять минут подчинённый вернулся и виновато доложил, что ИМР, закончив окапывать санчасть, ушла на позиции дивизионов. Обозлённый я пришёл на ЦБУ, где сгоряча сделал резкое замечание Чистякову, на что он очень обиделся, хотя замечание было справедливое.

После обеда я сидел на ЦБУ и рисовал схему боевого порядка, а палатка постепенно наполнялась командирами подразделения, ожидавшими прибытия командира полка из группировки.

…..Заканчивая совещание, командир полка поздравил разведчиков с их профессиональным праздником – Днём разведчика. В ответ разведчики пригласили командира и ряд других офицеров, в том числе и меня, на "рюмку чая", что было принято с воодушевлением.

Стол был накрыт в офицерской столовой, на стене висел большой плакат с эмблемой разведчиков – летучей мышью, которая раскинула свои крылья над земным шаром. Дружно расселись, дружно подняли кружки. Время до восьми часов, когда должен был прозвучать артиллерийский салют в честь дня разведчика пролетело незаметно и мы вывалили на улицу уже сильно подогретые. Я дал команду произвести два залпа: первый дивизион должен был дать залпы дымовыми снарядами, в которые вкручены дистанционные взрыватели. А второй дивизион среди воздушных разрывов должен был повесить парашюты с осветительными зарядами. Зрелище должно было получиться красивым. Но то что я увидел, мне не понравилось: дивизион Семёнова чётко выполнил моё указание, а второй дивизион выпустил лишь два осветительных снаряда, которые сиротливо болтались в ночном небе, освещая пустынные окрестности. Разведчики были в восторге от увиденного, не зная в целом, что должно было быть в воздухе.