Повернувшись ко мне, она сказала: «Потому что он — единственный мужчина, который не хочет спать со мной».

Теперь пришел мой черед рассмеяться. Я сказал: «Он бы захотел этого, если бы не был так увлечен своей женой!»

«Ты не понимаешь,— сказала она.— Между нами нет и речи о постели».

Она так странно сказала это. Я помню щемящее ощущение шока, который испытал. Я резко произнес: «Что ты хочешь этим сказать?» И она ответила: «Я не могу описать; какое чувство покоя он дает мне. Лучше этого на свете нет ничего».

Наверно, я понял, что испытал страх. Самое ужасное заключалось в том, что я не понимал его причины. «Ты витаешь в облаках,— жестко сказал я ей, пытаясь избавиться от испуга и разрушить воздвигнутый ею между нами барьер.— Твои слова — абсурд». «Думай, как тебе угодно. Мне нет до этого дела. В любом случае секс давно потерял для меня всякое значение. Стал смешным, ненужным занятием». Потом она рассеянно добавила: «Мне очень жаль, Майкл». В этой фразе прозвучал какой-то странный, ненатуральный пафос. «Мне очень жаль, Майкл...»

Я не мог избавиться от чувства любви к Мэриджон. Я пытался уехать, но возвращался к ней. Я не могу описать ад, через который прошел. Когда мы получили то последнее приглашение в Бариан, я решил поговорить с Джоном начистоту. Выложить ему все. Я знал, что он увлечен своей женой, и решил, что Мэриджон для него гораздо менее важна, чем он — для нее.

Не успели мы провести в Бариане и пяти минут, как я понял, что София испытывает терпение Джона. В тот уикэнд оно внезапно иссякло и он отвернулся от Софии — с него было достаточно, он больше не мог терпеть ее капризы и измены. И когда... он отвернулся от Софии, его внимание сосредоточилось на Мэриджон.

Ничего более опасного произойти не могло; я потерял рассудок, уговаривал Мэриджон уехать, но она не соглашалась. Я пытался поговорить с Джоном, но он делал вид, будто не понимает, о чем идет речь, уверял, что его отношения с Софией абсолютно нормальные. И наконец София увидела, что происходит, и потянула нас всех в бездну. 

Она закрутила роман с Максом, днем они уехали в Сент-Ивс. Джон находился в музыкальной комнате с Мэриджон; чтобы не быть «третьим лишним», я отправился половить рыбу и обдумать свои дальнейшие действия. Я так ни к чему и не пришел. Помню, ко мне приблизился мальчик, он заговорил со мной. Я был благодарен ему — он отвлек меня от моих проблем. Когда он покинул меня, я посидел еще немного на берегу и потом вернулся в дом к обеду.

София и Макс уже находились в Бариане, София, похоже, чувствовала себя неловко. Она не умолкала в начале обеда, но Джон и Мэриджон хранили молчание. В конце концов София перестала поддерживать беседу. Когда Джон и Мэриджон наконец заговорили, обращаясь только друг к другу и не замечая нас, я увидел, что София поняла, что происходит; она явно решила довести дело до скандала.

Ребенок, похоже, заметил напряженность в атмосфере и закапризничал; я почувствовал, что я должен покинуть комнату, и отвел мальчика в его спальню. Я воспользовался этим предлогом, чтобы уйти из столовой, и задержался наверху на полчаса. Уложил ребенка в постель и почитал ему. Я не помню, какую книгу читал. София считает, что Джон ей неверен, думал я, и что-то затевает. Эти мысли не давали мне покоя, постоянно вращаясь в голове. Пойдет ли она на развод? Что скажет в суде? Что выйдет на поверхность? Какой ущерб это причинит Мэриджон? Не сблизит ли это Мэриджон и Джона еще сильнее? Что произойдет? Я про-должал читать ребенку, притворяясь, что все в порядке, а сердце мое разрывалось в груди...

Когда я спустился вниз, они были одни в музыкальной комнате; на проигрывателе вращалась пластинка. София была в кухне с Максом. Я закрыл дверь и сказал Джону: «София знает — тебе это известно?» Он посмотрел мне в глаза: «Что знает?»

Я сказал, что не стоит больше притворяться, пора поговорить откровенно. Мэриджон предприняла попытку вмешаться, она попросила меня не делать из себя посмешище, но я не стал слушать ее. «Может быть, формально ты не состоишь в связи с моей женой,— сказал я Джону,— но ты ведешь себя так, словно у вас настоящий адюльтер; София не верит всем этим сомнительным сказкам о чисто платонических отношениях. Она готова поверить в худшее и отреагировать соответствующим образом. В определенном смысле она имеет на это право. Какие бы отношения ни связывали тебя с моей женой, они представляют опасность и должны быть прекращены».

Они переглянулись. Потом посмотрели на меня. Пока они молчали, я понял, в чем дело. Их связывало духовное родство, у них была единая душа. Джон мог испытывать привязанность к Софии вследствие их физической близости, но она была чужим ему человеком. С Мэриджон его связывало какое-то мистическое взаимопонимание. Софии отводилось положение посторонней, которое ее никоим образом не устраивало. Отношения Джона с кузиной находились за пределами ее понимания — а также за пределами понимания любого обычного человека,— поэтому София не могла сформулировать, в чем заключается предосудительность их отношений, хотя она и ощущала ее.

«Послушай, Майкл»,— сказал Джон и замолчал. Дверь открылась, София вошла в комнату.

Риверс смолк. Море шумело у подножия утеса; вдали не виднелось ни единого огонька. Темнота усиливала ощущение смятения, испытываемого Сарой.

— Не говори мне больше ничего,— прошептала она.— Не надо. Пожалуйста.

Но он словно не слышал ее.

— Что это было?

— Я тоже уловил какой-то шорох.

Он прислушался, потом немного успокоился. 

— Возникла ужасная сцена,— произнес наконец Риверс.— Я не могу повторить тебе все сказанное мной. В конце концов Джон покинул комнату и вышел на лужайку. Мэриджон отправилась в свою комнату, я остался наедине с Софией. Я попытался объясниться с ней, но она не желала ничего слышать; через некоторое время она пошла на второй этаж, чтобы сменить обувь перед выходом из дома. Тогда я не знал, что у нее назначено свидание с Максом у Плоских Скал. Я просидел в гостиной до тех пор, пока не услышал, как она покидает дом. Потом я поднялся наверх, чтобы найти Мэриджон, но ее там уже не было. Я задержался на втором этаже, чтобы все обдумать.

После смерти Софии я некоторое время надеялся, что теперь все наладится, но мой оптимизм не оправдался. Между Джоном и Мэриджон состоялась длительная беседа. Не знаю, что они говорили друг другу, но результатом обсуждения стало их решение расстаться навсегда. Думаю, смерть Софии — точнее, сцена, предшествовавшая ей,— потрясла их обоих, и они поняли, что так продолжаться не может. Джон отправился в Канаду, в другую часть света, Мэриджон вернулась со мной в Лондон, но она пробыла там недолго; мы никогда больше не жили как муж и жена. Какое-то время она провела в Париже; вернувшись оттуда, она не смогла обосноваться в каком-то одном месте. Я хотел помочь ей, поскольку знал, что она очень несчастна, но ничего не мог сделать, моя любовь была ей не нужна. В конце концов она ушла в религию. До возвращения Джона в Англию Мэриджон жила в обители.

Он отбросил сигарету в сторону. Окурок, поалев какое-то время в темноте, вскоре потух.

— Теперь ты видишь,— медленно произнес Риверс,— совершенно необходимо, чтобы ты забрала Джона отсюда. Все повторяется, неужели ты этого не понимаешь? Все повторяется снова — мы все опять в Бариане, недостает только подруги Макса; тебе отведена роль Софии.

Камни заскрипели друг о друга; раздался щелчок; их ослепил свет мощного фонаря.

— Что, черт возьми, ты пытаешься внушить моей жене, Майкл Риверс? — жестким, грозным голосом спросил из темноты Джон.