— Все возможно.

— Все возможно. В этом-то главная проблема.

Когда я вернулся, Робин уже была дома. Мы заказали ужин из китайского ресторана. Я кормил Спайка кусочками утки по-пекински, изображая из себя обыкновенного гражданина, мысли которого не заняты ничем более страшным, чем налоги и простатит. На этот раз я лег спать с Робин и сразу же заснул. В 4:43 утра я проснулся с затекшей шеей и упрямо не желающим отдыхать мозгом. Ночью похолодало, и у меня замерзли руки. Натянув свитер и шерстяные носки, я надел шлепанцы и потащился к себе в кабинет.

Достав из стола папку, куда я ее спрятал от Донован и Братца, я стал листать ее заново, начиная с Мариссы Бонпейн. Ничего необычного, кроме одноразового медицинского шприца. Через час меня потянуло в сон. Самым разумным было бы вернуться в кровать. Но я прокрался на кухню. Спайк свернулся калачиком на подстилке в ванной, расплющив свою бульдожью морду об пол. Сквозь опущенные веки было видно, как двигаются его глаза, — значит, ему снились сны. Судя по выражению морды, очень приятные — красивая женщина возит его в своей машине и кормит «Чаппи». Впрочем, почему бы и нет?

Я открыл холодильник. Обычно Спайк в таких случаях тотчас подбегает, садится, ждет, когда его угостят. На этот раз он лишь приоткрыл глаз, посмотрел на меня с таким видом, будто я его обманул, и снова захрапел.

Пожевав кукурузные хлопья, я приготовил кружку растворимого кофе и выпил половину, пытаясь побороть холод. За окном кухни синела ночь. Вдалеке черным маревом колыхалась листва деревьев. Я взглянул на часы. До рассвета сорок минут. Захватив кружку, я вернулся в кабинет.

Опять пора на поединок, мистер Дон-Кихот.

Я сел за стол. Через десять минут я наконец увидел это, ругая себя последними словами за то, что не сделал этого раньше.

Примечание, сделанное сотрудником полиции Сиэттла, первым прибывшим на место убийства Мариссы Бонпейн. Детектива Роберта Элиаса вызвали люди, обнаружившие труп.

Мелкий шрифт в самом низу страницы, ссылка на примечание.

Ничем не примечательная строчка, немудрено, что я ее пропустил, — Делавэр, никаких отговорок! Сейчас эти слова бросились мне в глаза.

Элиас записал:

Жертва была обнаружена случайным прохожим, выгуливавшим свою собаку (см. прим. 45).

Я открыл дело Бонпейн на последней странице, где дотошный детектив Элиас привел больше трехсот примечаний.

Примечание номер 45. Прохожий: турист из Мичигана. Мистер Феррис Грант.

Примечание номер 46. адрес и номер телефона в городе Флинт, штат Мичиган.

Примечание номер 47. Собака: черный Лабрадор. По словам мистера Ф. Гранта: «она считает себя настоящей ищейкой».

Эту фразу я уже слышал, слово в слово. Так описывал свою Герцогиню Пол Ульрих.

Феррис Грант.

Майкл Феррис Берк. Грант Раштон.

Флинт, штат Мичиган. Хьюи Грант Митчелл работал в Мичигане — в Анн Арбор.

Я набрал номер телефона, указанный Феррисом Грантом, и услышал голос автоответчика Художественного музея Флинта.

Никаких свидетельств того, что Элиас проверил показания Гранта. Но почему он должен был не верить случайному прохожему, помогшему следствию тем, что он «обнаружил» труп?

Так же, как Пол Ульрих обнаружил Мейта.

Представляю, как Берку это нравилось. Дирижировать. Придумывать законное основание присутствовать на месте преступления. С гордостью за творение рук своих наблюдать за беспомощными усилиями полицейских.

Шутка психопата. Игры, всюду игры. Не сомневаюсь, Берк просто умирал от хохота.

Прохожий с собакой.

Пол Ульрих. Таня Стрэттон.

Быстро пролистав папку, я нашел галерею портретов, составленную Леймертом Фаско, и попытался сопоставить последние снимки Берка с тем образом Ульриха, который остался у меня в памяти. Но я так и не смог представить себе лицо Ульриха — я видел только усы, огромные, будто руль велосипеда.

Именно в этом и было все дело.

Растительность меняет лицо. Впервые это поразило меня, когда я сравнивал различные фотографии Берка. Борода, которую Берк отпустил, работая в охране клиники под именем Хьюи Митчелла, скрывала его лицо надежнее любой маски.

Берк надел на себя еще одну маску: Феррис Грант. Художественный музей города Флинт. Я буквально услышал: «Ха-ха-ха! Я художник!» Возвращение в Мичиган, в родные знакомые края — потому что в сердце своем психопаты очень плохо принимают все новое.

Я вглядывался в фотографию Митчелла, в безжизненные глаза, безучастное лицо. Шикарная маска в виде окладистой бороды. Такой, в которой могут затеряться огромные усы.

Пытаясь представить лицо Ульриха, я видел только усы.

Я напрягал память, стараясь вспомнить другие приметы.

Среднего роста, возраст около сорока. В обоих случаях полное совпадение с данными Берка.

Волосы более короткие и редкие, чем на фотографиях Берка, — короткий ежик с залысинами. Но и предыдущие снимки показывали постепенное уменьшение количества волос, так что здесь тоже было полное соответствие.

Усы... выступающие за щеки Ульриха. Замечательная маска. Еще при первой встрече они поразили меня своей пышностью, резко контрастирующей с консервативным костюмом Ульриха.

Финансовый консультант, уважаемый человек. Мне вспомнились другие слова, сказанные Ульрихом, — одни из самых первых: «Пока что наши фамилии не упоминались в прессе. Надеюсь, это так и останется, не правда ли, детектив Стерджис?»

Его беспокоила известность. Он жаждал известности. Майло заверил, что постарается защитить свидетелей от журналистов, но Ульрих продолжал распространяться на тему пятнадцати минут славы.

«Впервые эти слова произнес Энди Уорхол, и что с ним случилось... Лег в больницу на пустяковую операцию... Покинул ее ногами вперед... От популярности дурно пахнет... Вспомните принцессу Ди, вспомните доктора Мейта».

Ульрих дал понять Майло, что его интересует именно слава. Он играл с ним, так же, как в свое время играл с полицейскими Сиэттла.

Только что не признался в своем преступлении...

В тот понедельник они с Таней Стрэттон не случайно выбрали для утренней прогулки Малхолланд.

Ведь Стрэттон так прямо и заявила об этом: «Сюда мы приходим редко, только по воскресеньям». Она сожалела о том, что они отказались от обычного маршрута. Злилась на Пола, настоявшего на этом.

Таня жаловалась Майло, что все это было затеей Пола. В том числе, решение встретиться с Майло на месте преступления, а не дома. Ульрих утверждал, что хотел устроить Тане сеанс психотерапии, но на самом деле им двигали совершенно иные побуждения. Во-первых, не пускать Майло в свою вотчину; во-вторых, еще раз насладиться своей неуязвимостью.

Ульрих говорил о том, какой ужас испытал, обнаружив Мейта. Но теперь я видел, что этого чувства у него не было и в помине.

Что нельзя было сказать о Тане Стрэттон. Та, очевидно, была на грани нервного срыва и думала только о том, как бы скорее уехать. Но Ульрих горел желанием помочь, был любезен и спокоен. Слишком спокоен для человека, ставшего свидетелем кровавой бойни.

Ульрих дружен со спортом — по словам Фаско, Майкл Берк катался на лыжах, считал себя спортсменом.

Ульрих говорил что-то о том, что надо поддерживать форму. Распространялся о красотах здешних мест.

«Пройдя сквозь ворота, словно попадаешь в другой мир».

Вот это точно.

В его собственный мир.

Обходительный, однако на Таню Стрэттон, похоже, чары Ульриха уже не действовали. Быть может, ее нервозность объяснялась тем, что она начинала что-то подозревать относительно своего друга? Или просто в их отношениях наступила стагнация?

Я вспомнил нездоровый цвет лица Тани, ее нетвердую походку. Чересчур короткие волосы. Темные очки — за ними что-то скрывается?

Хрупкая девушка.

У нее проблемы со здоровьем?

Вдруг меня словно осенило, и сердце забилось чаще: одно из увлечений Майкла Берка — знакомиться с больными женщинами, заводить с ними дружбу, ухаживать за ними.