Лида и Юра уже поплыли к скалистой части бухты, а мы все еще разглядывали и обсуждали свое снаряжение. Наконец, удовлетворенные результатами сравнения, с тайным сознанием, что бокс товарища немного хуже, мы отправились вслед за нашими друзьями.

В этой части бухты дно было почти сплошь покрыто камнями. Между ними оставались только маленькие площадки песка. Раки-отшельники кубарем летели с камней, крабики канцеры улепетывали боком и прятались в пышном ковре водорослей. Здесь преобладали саргассы и кодиумы. Местами светло-красные водоросли дазия, родимения и более темный тихокарпус, мешаясь со светло-зеленой ульвой, образовывали яркое, цветистое пятно на фоне коричневых саргассов. Каменистая отмель, где мы едва не задевали коленями о дно, тянулась метров на тридцать, потом глубина сразу увеличилась, и мы выплыли к первым подводным скалам. Здесь, кроме отдельных грив филлоспадикса, растительности почти не было. Да и он развевался только на самых вершинах, почти достигающих поверхности воды. Голые, темные камни придавали пейзажу мрачноватый оттенок. Крупные мидии Грайана с массивными створками заселяли скалы. Они гроздьями покрывали их откосы и заполняли собой узкие расщелины. Черные ежи местами сидели такими плотными колониями, что почти касались друг друга. А вот и трепанги. Их здесь оказалось много, разнообразных по размерам и оттенкам окраски. И везде на дне виднелись звезды. Большей частью это были давно примелькавшиеся патирии и амурские звезды, но я сразу же нашла двух крупных красных лизастрозем с пушистыми помпонами на теле. Они были уже нарисованы нами, но я захватила самую большую лизастрезему на случай, если ее нет у моих новых товарищей.

На плоской каменной плите лежала звезда, еще не виданная ранее. Сверху она была как будто обтянута зеленовато-серой зернистой кожей, с боков и снизу — грязно-желтая. Мне говорил о ней Николай. Это луидия. Немного дальше ползла еще одна, более темного цвета.

Укладывая звезд в сумку, я оглянулась на своих спутников. Вон мелькнула голубая купальная шапочка, и в воздух взлетел блестящий фонтанчик брызг из дыхательной трубки. Я не успела окликнуть Германа, как он опять ушел под воду.

В тени камня неподвижно лежал громадный бычок, сначала показавшийся мне случайным сочетанием пятен на камнях. Внимательно вглядываясь, я убедилась, что все же это бычок, с характерной для этих рыб формой головы и тела. Первые два снимка я сделала, подплывая к нему с большой осторожностью, чтобы не спугнуть интересное животное. Я подплыла уже вплотную и, придерживаясь рукой за камень, рассматривала в упор пеструю морду. Бычок был сантиметров тридцати пяти длиной и состоял в основном из большой плоской головы с крошечными глазками и невероятно широкой пастью. Бородавки, шипы и какие-то отростки придавали рыбе вид настоящего страшилища. Окраска бычка замечательно подходила к цвету камней, на которых он лежал: мраморный черно-белый узор на голове и расплывчатые темные, светло-серые и белые пятна на теле. Тут мне пришлось оставить моего нового знакомого и спешно подняться наверх за глотком воздуха: Немного отдышавшись, я спикировала на то же место, готовясь сделать еще снимки. Как бы не так! Стоило повернуться к нему спиной, как бычок скрылся. Повадка известная: враг смотрит на тебя — лежи и не дыши, авось будешь принят за камни. Ну, а если на тебя не смотрят, надо скорее удирать.

Здесь мидий было меньше, и вообще характер дна несколько изменился. Под водой вдоль берега шел крутой откос, Заваленный громадными камнями, казалось чудом сохраняющими равновесие. У подножия откоса начиналось ровное, постепенно понижающееся дно, усыпанное мелкими камнями. Кое-где на этой равнине лежали отдельные большие глыбы.

А вот и Лида. Я направилась было к ней, но в этот момент увидела стаю крупных, очень темных, почти черных рыб с беловатыми пятнами на спине у плавника. Они неподвижно стояли над хаосом каменных обломков.

Освещение было очень удачное. Рыбы, озаренные яркими лучами солнца, отчетливо рисовались на фоне камней и угольно-черных провалов между ними. Я подплывала к ним у самого дна. Рыбы дали возможность сделать три снимка, после чего стали быстро опускаться вниз и исчезли в темноте расщелин. Немного дальше над камнями висела другая стая точно таких же рыб. Я допустила оплошность и нырнула слишком близко. Увидев, что к ним сверху спускается незнакомое чудовище, рыбы спрятались в камнях, прежде чем я успела нажать на кнопку спуска.

Лида помахала мне рукой. Мы рассматривали черных рыб, глядя на них сверху, с поверхности воды. Лида не знала их названия. А где же живой справочник — Герман?

Вот и он. Герман плыл, держа перед собою бокс с аппаратом. Рыбы тоже его заметили и неторопливо убрались в свои убежища.

Герман всплыл рядом с нами.

— Это кто? — спросила я, показывая на рыб, понемногу опять появляющихся над камнями.

— Это морские ерши. Правда, красивы? Я начинаю жалеть, что у меня нет ружья. А кстати, где Юра?

На этот вопрос мы не могли ему ответить. Впереди над мысом выдавалась большая скала. Возможно, наш охотник заплыл за нее.

Лида пожаловалась, что она озябла. Мои товарищи плавали в шерстяных свитерах, без резиновых костюмов. Выбравшись на берег, мы пошли вдоль скалистых обрывов. Небольшие бухточки, усыпанные гравием и крупным песком, отделялись друг от друга широкими выступами каменных стен. Их надо было обходить по колено в воде. В тихую погоду такие бухточки кажутся очень привлекательными, но во время прибоя здесь долго пробыть нельзя. На уступах камня, на высоте человеческого роста, виднелись следы последнего ненастья: обрывки водорослей, битые раковины и коробочки морских ежей. Наверх можно было подняться далеко не из каждой бухты: в некоторых из них нависали каменные карнизы или стены слегка наклонялись над узкой песчаной полосой.

За одним из поворотов перед нами открылся вид на нашу широкую бухту, ослепительно сияющую под солнцем. Мы подложили дров в потухающий костер, и нагретый воздух задрожал над поднявшимся пламенем. Из-за скалы показался Юра. Он принес небольшую связку рыбы — несколько полосатых морских ленков и крупных, темных морских ершей с шипами на жабрах и колючими плавниками.

Эти ерши красивее черноморских (скорпен). Голова не так велика и все пропорции несколько иные. Нет уродливых наростов на морде и теле. Тут я вспомнила о бычке. Герман сказал, что, судя по описанию, это бычок Брандта. Они часто встречаются у камней.

Пока Юра и Герман возились с костром, подгребая угли в кучку, мы с Лидой чистили рыбу, а потом пекли ее в глубоких раковинах гребешков, прикрытых плоскими створками, чтобы не насыпалась туда зола. Юра вытащил из-под лежащего ствола дерева спрятанный там обломок гарпуна, и насадив на него, как на вертел, самого крупного морского ленка, жарил его над горячими углями.

— Как ты назвал этих темных рыб, я забыла, — сказала Лида, подгребая угли поближе к «сковородкам».

— Морской ерш, — ответил Герман. — Это промысловая рыба. Помнишь, на Черном море есть скорпена, а на Баренцевом ловят знаменитого морского окуня красного цвета. Это ближайшие родичи тихоокеанского ерша. Но все они — и черноморская скорпена, и морской окунь Баренцева моря — размножаются, выметывая икру, а тихоокеанский морской ерш — живородящая рыба. Он выметывает живых личинок в полсантиметра длиной.

— А помнишь, ты рассказывал, что морские ленки охраняют икру? — напомнил Юра Герману.

— Я читал об этом, но сам не видел.

— Может быть, они поэтому так близко подпускают К себе, — предположил Юра. — Сам знаешь, когда ленок стоит у зарослей, к нему можно подплыть очень близко, И он гоняет других рыб От этого места. Я видел это много раз.

— А икру ты видел? — спросил Герман.

— Конечно, нет, я ее и не искал.

— А я искал, да, вероятно, недостаточно тщательно. Будем плавать, обязательно пороюсь еще среди водорослей, особенно саргассов. Вообще икру охраняют многие рыбы. А другие ее очень ловко прячут. Агономалы откладывают икру в губку миксиллу. А есть рыба карепроктус, она откладывает икру под панцирь камчатского краба.