Глава 7

Йоркширский крикетный клуб — единственный в Англии клуб, от членов которого до сих пор требуется, чтобы они появлялись на свет в пределах графства: Всем пришлым, как бы долго они ни жили здесь, все равно доверять нельзя: они могут играть в крикет только ради удовольствия, а не из-за уважения к традициям.

Такой же серьезный подход к делу ожидался и от йоркширских трактирщиков, и Джон Хьюби обладал всеми необходимыми достоинствами, чтобы состязаться с любым торговцем спиртным в графстве.

— Джон, дорогой мой, уже шесть часов, — сказала Руби Хьюби.

— Верно.

— Может, я открою бар? У дверей стоит автомобиль.

— Ну и что? Пусть прохвост подождет! — отрезал Хьюби, продолжая расставлять бутылки светлого эля по полкам.

Руби Хьюби встревоженно выглянула из окна. К счастью, незнакомец оказался терпеливым. Он стоял возле машины, задумчиво созерцая фундамент ресторана и пристройку к служебному помещению. И ресторан, и пристройка были задуманы Хьюби в предвкушении наследства тети Гвен — теперь все это пало первой жертвой завещания.

— Ладно, — сказал Хьюби, осматриваясь вокруг, чтобы убедиться, что все выглядит как положено — основательно и мрачно, — впусти его. Но лучше не давать ему нашего фирменного коктейля. Я сегодня не в настроении.

Так как фирменный коктейль, когда Хьюби был не в настроении, мог состоять из чего угодно, включая джин с тоником и смесь простого пива с имбирным, последствия могли быть самыми непредсказуемыми. К счастью, человек, вошедший в бар, — на вид ему было за тридцать, темная борода, густые кудрявые волосы, широкие плечи и атлетический торс — приехал издалека и просто хотел утолить жажду.

— Чего желаете? — спросил Хьюби задиристо.

— Пинту лучшего пива, пожалуйста, — произнес приезжий с легким шотландским акцентом.

Хьюби, смягчившись, налил пинту. Первая кружка была мутноватой. Он поглядел задумчиво на незнакомца, ответившего ему таким же взглядом, вздохнул, налил другую, наконец на третий раз пошло прозрачное пиво, и он протянул кружку приезжему.

— Ваше здоровье, — произнес тот.

Выпив пиво, он оглядел бар. Стремления хозяина к прогрессу здесь совершенно не было заметно. Даже миксер — обязательная принадлежность любого бара — относился к доэлектронной эпохе. В камине, сделанном в стенной нише, настоящие угли были положены на настоящие поленья. Камин можно было разжечь в любую минуту, когда хозяин сочтет, что посетители заслуживают этого. На кирпичах перед камином спал йоркширский терьер. Тучная женщина лет сорока пяти суетилась в зале, расставляя пепельницы, а девушка примерно лет двадцати с копной упругих белокурых волос и еще более упругой массивной грудью протирала стаканы за стойкой. Она поймала взгляд незнакомца и улыбнулась призывно. Обрадованный этим первым знаком гостеприимства, тот улыбнулся ей в ответ.

Хьюби, прерывая этот обмен улыбками, проворчал сердито:

— Джейн, если тебе нечего делать, кроме как корчить рожи, сходи и принеси мартини. Вечером у нас может быть масса народу.

Незнакомец поставил кружку на стойку.

— Вы — мистер Джон Хьюби, я полагаю? — спросил он.

— Так написано на двери.

— Меня зовут Гудинаф, Эндрю Гудинаф. Я генеральный секретарь Общества защиты животных. Вы должны помнить, эта организация упомянута в завещании вашей покойной тетушки.

— Как не помнить, — буркнул Хьюби.

— Боюсь, что это вызвало у вас разочарование…

— Разочарование, мистер Гудинаф? Нет, я бы так не сказал, — произнес Хьюби, поднимая крышку стойки и проходя в зал. — Тут совсем другое. Это были ее деньги, и она сделала с ними, что хотела. Она не забыла меня, о нет, не забыла. И я не забуду ее, будьте уверены!

Он вложил в последнюю фразу все свое негодование. Гудинаф с ужасом увидел, что Хьюби подлетел к камину и дал правой ногой здорового пинка спящей собаке. Удар был настолько силен, что животное с грохотом стукнулось о кирпичи.

— Ради Христа, не делайте этого! — вскричал защитник животных. Но тут же смолк, увидев, что собака, даже перевернувшись на спину, тем не менее пребывала в прежней позе.

— Могу я представить вас Граффу из Гриндейла? — прорычал Хьюби. — Вначале я собирался сунуть его в камин, но вовремя одумался, буду хранить это чучело. Пусть мозолит глаза в назидание: не тратьте попусту время на дружбу с людьми, которым неведомо чувство благодарности или родственная преданность. Да ладно. Чем могу служить, мистер Гудинаф? Не из любви же к Граффу вы проделали такой путь?

— Пожалуй, нет. Не могли бы мы поговорить наедине?

— А не в этом переполненном баре, вы хотите сказать? Руби, последи за порядком, когда начнется наплыв посетителей. Пойдемте со мной, мистер Гудинаф.

Жилое помещение позади бара оказалось более уютным, чем зал для гостей, хотя дух старины ощущался и здесь.

— Ваша семья давно занимается этим делом, не так ли? — спросил Гудинаф.

— Достаточно долго. Начало положил мой дедушка.

— Верно, я беседовал с миссис Виндибэнкс в Лондоне, а потому мне известно кое-что из истории вашей семьи.

Для Хьюби это послужило сигналом, чтобы отбросить всякую сдержанность.

— Старая Виндибэнкс? Да что она знает! Вечно задирала нос, но становилась тише воды, когда надо было подлизаться к старухе. Ну что ж, она получила за свои труды столько же, сколько и я, можно утешиться хоть этим. Советую вам поменьше верить тому, что она болтает о семействе Хьюби. Слушайте, я расскажу, как в действительности это было…

Здесь, на берегу реки, стоял дом, примыкавший к мельнице. Его давно нет и в помине, когда дедушка купил его, он уже был наполовину разрушен. Дедушка был простым работником на ферме, но голова у него хорошо работала, и он построил пивную, а сестра его приглядывала за домом. У Ломасов была тогда Небольшая пивоварня, они только начинали это дело, и их старший сын приехал уговорить деда купить у них пиво. Всучить свое пиво Ломасу не удалось, но дедушкина сестра Дот влюбилась в него, и парень забрал ее с собой. Деду все это пришлось не по душе, но без помощницы в доме нельзя. Дед женился, скоро у него появились близнецы — Джон, мой отец, и Сэм…

Хьюби прервал свой рассказ, но не потому, что ожидал возражений на свой оригинальный взгляд на женитьбу, а просто чтобы набить табаком и зажечь старинную прокуренную трубку.

— Наступил четырнадцатый год. И оба близнеца отправились воевать, — продолжал Хьюби. — Вернулись невредимыми, в отличие от большинства здешних семей. Бабушка умерла раньше, а дед скончался в 1919-м. Пивная была поделена между братьями, но Сэм после войны стал очень беспокойным, поэтому он взял свою половину деньгами и уехал. А мой отец занялся пивной. Сэм пропадал ровно год; что он делал все это время — одному Богу известно. Вернулся без гроша в кармане и попросил отца дать ему в долг, пока он снова не встанет на ноги. Отец был честный человек, но жесткий, к тому времени женился и только-только начал сводить концы с концами. Брату он сказал, что даст ему ужин и постель на ночь, но наутро пусть убирается. На мой взгляд, он поступил правильно. Коли уж сам выбираешь свою судьбу, сумей и позаботиться о себе, как вы считаете?

Гудинаф одобрительно кивнул. Для него было разумнее не вступать в спор. Кроме того, ему действительно нравилась такая точка зрения.

— И какова же была реакция Сэма? — спросил он.

— Ну, он тоже был жестким человеком, — продолжил Хьюби не без восхищения в голосе. — Он сказал отцу, чтобы тот засунул себе в задницу свой ужин и кровать заодно. И в ту же ночь уехал в город. Потом отец узнал, что Сэм уговорил тетю Дот, чтобы она попросила своего Ломаса дать ему место продавца при пивоварне. Так оно и вышло. Дедушка перевернулся бы в гробу, узнай он об этом — он плохо ладил с Дот, ему было противно, что она важничает. Вот как меняется человек, если связывается с проклятыми Ломасами! Но дед, наверное, от души посмеялся бы над тем, что случилось потом.