— Вот вам и Грегор! — кричал он. — Он весь город поставил вверх ногами.

Хитрые глазки Яскульского беспокойно бегали по сторонам.

Да, Яскульский побывал «наверху». Он хотел сам все видеть. Однако этот длинный немец даже не пустил его в усадьбу. Все же он увидел буровую вышку, — она была совершенно черная, и с нее капала нефть. Корошек слушал Яскульского, не отрывая от него голубых глаз. Роткель, который забежал в «Траян» выпить чашку кофе, слушал, полузакрыв веки.

— А какая там вонь наверху, и рассказать невозможно, — продолжал Яскульский. — Весь лес пропах нефтью!

И нефть он тоже видел. Он не лжет, не сойти ему с этого места, если он соврал. Видел через дырку в заборе. Это был настоящий пруд, полнехонький черно-зеленой нефтью, и даже по дороге через лес текла нефть. За сараем тридцать крестьян сооружали земляные валы для нового резервуара.

— Да, кто мог бы подумать! — прохрипел Корошек. — И как все это вообще возможно? Разве он может видеть на полтораста метров сквозь землю?

Яскульский снисходительно засмеялся.

— У них теперь есть такие чувствительные инструменты.

Роткель кивнул. Его полузакрытые веки вздрогнули. Он был бледен, как всегда, с застывшим на лице испугом, точно ежеминутно ожидал, что его сейчас ударят. Его сын Мозес все это предвидел. Мозес всегда восторженно отзывался о Жаке Грегоре. А вид у это Жака был такой, точно он ни о чем не думал и только изо дня в день прогуливался с папироской во рту. Да, это совсем особого рода праздный гуляка!

— Жак Грегор — гений! — громко сказал Роткель.

Да, гений, никак не меньше. Вот там на улице лежит камешек. И тысячи людей ежедневно проходят мимо. Но затем является единственный, избранный. Он смотрит на камень. И что же, в конце концов, оказывается? Этот камень совсем не камень. Это — алмаз. Вот так было и с Жаком, именно так!

— Сын Христиана-Александра Грегора! Больше Корошек ничего не сказал.

Но Яскульский, у которого всегда было свое особое мнение, заявил, что этого нотариуса Христиана-Александра сильно переоценивали. Депутат он был, прямо скажем, никудышный. Если бы не он, Анатоль давно уже получил бы железную дорогу.

Роткель больше не слушал. Пусть они говорят, что хотят. Его черные глаза неподвижно смотрели в одну точку и приобрели какой-то стеклянный блеск. Кто мог предсказать, как изменится этот город при теперешних новых условиях за один, два или три года! Теперь все возможно! Роткель почувствовал, как у него дрогнуло сердце. Уже несколько дней он жил в лихорадочном возбуждении, не мог спать по ночам. Десять лет назад он побывал в Баку. Там была замужем его сестра. Он видел этот город, видел его торговые улицы, правительственные здания, квартал вилл и дворцов. Гигантский город, рожденный нефтью! Об этом городе он теперь непрестанно думал. Бессонными ночами он представлял себе, что вот Анатоль меняется, исчезает и на его месте вырастает новый город, с торговыми улицами, залитыми ярким светом, с новыми кварталами жилых домов, с трамваем, автомобилями. А на рыночной площади сияет огнями стеклянный семиэтажный дом с огненной вывеской: «Роткель и Винер». Глоток воды. Руки у него дрожали. Ни с кем, даже со своей женой и дочерьми, он не решался говорить об этих мечтах, которые завтра могут стать действительностью, кто знает? Нужно обдумать, как поступить. Хорошенько все продумать, а затем действовать! Сегодня еще все возможно. А завтра, может быть, будет уже поздно. Надо захватить ключевые позиции будущего города, прежде чем спохватятся другие. Завтра же он прикупит соседний дом. Завтра же начнет действовать. И пусть Мозес немедленно приезжает сюда. С ним можно поговорить: Мозес умеет молчать.

Роткель подозрительно взглянул на Корошека и Яскульского. Как бы они не прочли по лицу его мысли!.. Он снова глотнул воды, чтобы успокоиться. Яскульский говорил о своих земельных участках. Они теперь, пожалуй, поднимутся в цене.

— Как ты думаешь, Роткель?

Роткель хитро улыбнулся бледными губами и тихо покачал головой. Он теперь ценил Яскульского в один миллион. Через год, а может быть, и раньше, он, пожалуй, будет стоить пять миллионов.

— Кто может знать. — отозвался он. — Много ли нефти там в лесу или мало, — вот в чем вопрос.

— Да, в этом весь вопрос, — согласился Корошек. Какой-то посетитель, никому не известный, вошел в кафе.

Высокий, уже седеющий человек. Половина лица у него была обезображена красным пятном от ожога. Одет он был небрежно, но держал себя очень уверенно и развязно. Не церемонясь, он подошел к столу:

— Господа, наверно, разрешат мне выпить в их обществе чашку кофе? — Голос его был неожиданно мягок и вкрадчив. — Меня зовут Богумил Ледерман, — представился он, не ожидая ответа. — Я приехал из Борислава, из галицийского нефтяного района. В Бориславе меня знает каждый ребенок. Вы можете справиться. Я аккордант.

И он придвинул к себе стул.

Все приблизительно знали, где находится Борислав, но откуда могли тут знать, что такое «аккордант»? Ледерман в несколько минут объяснил им значение Борислава как нефтяной области и повторил, что он аккордант. Так называют в Галиции бурильщиков, которые берут сдельно подряд на пробное бурение до той глубины, где появится нефть. У него есть свой персонал опытных работников, машины, все нужные аппараты, и он, узнав из газет о том, что здесь нашли нефть, явился посмотреть, что тут происходит. Как скотопромышленник говорит о коровах и быках, так этот Ледерман из Борислава говорил о нефти, — ни о чем другом, кроме нефти. Он пробурил на своем веку более сотни скважин в поисках нефти, в том числе знаменитую скважину «Питтсбург» в Бориславе, которая ежедневно дает десять поездов нефти. Да, десять поездов ежедневно уже в течение трех месяцев. Они могут это проверить. Он им ничего не солгал. Яскульский, который обыкновенно на все возражал, на этот раз жадно слушал, оттопырив свои большие красные уши, из которых торчали седые кисточки волос.

— Подай коньяк, Ксавер!

Через полчаса он уже был с Ледерманом на ты, а когда стемнело, повел его к себе ужинать.

VI

Баронесса Ипсиланти быстро шла по улице в своей кокетливой шляпке с розами. Она была у зубного врача Фигдора, ее зубы требовали осмотра. Она поболтала немного с Фигдорами. Как торжественно прошли похороны старого барона, не правда ли? И как интересно было вдруг увидеть всех этих министров и депутатов, которых знаешь только по иллюстрированным журналам! А почему это Ютка теперь не показывается у Сони? В заключение она заговорила о винограднике Фигдора. Ей очень нравится местоположение виноградника, она охотно купила бы его. Фигдор улыбнулся. Нет, он не продает виноградника. На следующий день она опять заговорила на эту тему. Зубной врач сказал, что обдумал ее предложение и, пожалуй, продаст виноградник, если ему дадут хорошую цену. Фигдор запросил в три раза больше, чем стоил виноградник. Госпожа Ипсиланти вскрикнула. Она немножко поторговалась. Ведь она его старая клиентка! Она обворожительно улыбалась. И в конце концов виноградник остался за нею. Но не надо терять времени. Рауль должен немедленно приготовить купчую. Ведь этот Фигдор может еще передумать! Рауль нашел цену необычайно высокой. Но госпожа Ипсиланти заявила с загадочным взглядом, что у нее есть свои основания приобрести этот виноградник, хотя он и дороговат. (Этот хитрец Жак, один раз он себя все-таки выдал!) И совсем другим тоном, перейдя на полушепот, добавила:

— Мне говорили, что эта особа, Франциска Маниу, в последнее время везде скупает земельные участки. Я это слышала из достоверного источника. Говорят, она уже купила на сто тысяч крон. Вот до чего, значит, дошло: он дает советы этой особе, а не своим друзьям! Ну, подожди же! Пусть только он сюда вернется!

И она поспешно убежала. В эти дни она с утра до ночи бегала по городу.

От этого разговора настроение у Рауля испортилось. За ужином он был молчалив и нервничал. Ольга же была особенно оживлена и весела. Она только что вернулась с «дамского чая» и рассказывала всевозможные сплетни. От ее пустой болтовни и смеха Рауль еще больше разнервничался.