Большую часть ночи он скорее дремал, чем спал. Несколько раз он вставал и подкладывал в костер хворост, понимая, что, если костер потухнет, он станет легкой добычей для любого зверя, который может бродить в здешних местах. Несколько раз он нащупывал крохотную фигурку, все еще висевшую у него на шее, отчасти для утешения, отчасти из молчаливого почтения к легендарному духу птицы, принесшей огонь людям.

Последний раз он проснулся уже перед самым рассветом. Вокруг него клубились клочья тумана, а в воздухе висела какая-то серость. Дождь, к сожалению, продолжал идти, закрывая серой завесой леса в долине.

Несколько горсточек зерна – это все, что Айвен позволил себе. Когда стало светлее, он, не обращая внимания на дождь, спустился вниз по склону в поисках больших деревьев.

Вот здесь хворосту было навалом, и он собрал большую охапку веток, связав их виноградными лозами. Потом он ножом срезал кору с дерева и затолкал ее себе под рубашку, чтобы удерживать тепло, и под накидку, чтобы одежда не так промокала. Куски подлиннее он привязал к лодыжкам. Со своими полуразвалившимися ботинками он ничего не мог сделать, но, по крайней мере, немного утеплил их, набив сухим мохом.

Наконец он был готов, насколько позволяли обстоятельства. Вернувшись к костру, он наполнил глиняный горшок свежими углями, привязал вязанку хвороста к мешку и взвалил все это себе на плечи.

Нагруженный почти сверх меры, он медленно поднимался среди скал. Уже на полпути дождь перешел в дождь со снегом. А когда он смотрел на тропу, лежавшую выше по склону, ветер швырял ему в лицо снежинки. Еще через несколько шагов под ногами захрустела корочка снега. С каждым шагом снег становился все глубже, и к тому времени, как он добрался до перевала, доходил уже до колен.

Ветер здесь был ужасным. Дикий и необузданный, он свистел в ущелье и гнал перед собой волну снежной пыли. Опустив голову и стараясь делать короткие и неглубокие вдохи, Айвен медленно пробирался вперед. Шаг за шагом, порой проваливаясь по пояс в только что наметенные сугробы, он прокладывал себе тропу, стараясь держаться на открытом пространстве, где ветер сдувал снег, но под прикрытием скал. Несколько раз он останавливался передохнуть в углублениях, похожих на пещеры, чтобы собраться с силами для следующего рывка.

Он почти выбился из сил, когда наконец нашел то, что искал, – темный провал в скале. По сравнению с другими пещерами, попадавшимися ему до сих пор, у этой было два преимущества. Во-первых, она располагалась у дальнего конца перевала, где тропа резко спускалась к равнине. Во-вторых, находясь высоко в скале, она давала отличный обзор местности.

Волоча свой мешок за собой, Айвен стал медленно пробираться к ней, карабкаясь с уступа на уступ. Наконец он заполз в пещеру, уходившую глубоко в скалу.

Внутри было до жути тихо, и завывание ветра снаружи слышалось как слабый стон. И первые несколько минут казалось, что здесь даже тепло. Однако Айвен понимал, что это только иллюзия. Он быстро оглядел равнину, раскинувшуюся внизу, в поисках следов человеческого пребывания, движущихся фигурок, которые выделялись бы черным пятном на белом полотне.

Но, как он и боялся, ничего этого не было. Ничего, кроме снежного вихря, который снижал видимость до сотни метров. Тогда он снял с плеча поклажу, стряхнул снег с волос и куртки и занялся разведением костерка, чтобы хоть немного согреться.

Весь день он провел, скорчившись над огнем. Каждые полчаса он выползал к выходу и осматривал равнину, но снег продолжал лететь, и он не замечал никаких фигурок, пробирающихся сквозь снежные заносы.

Где-то к полудню, совсем отчаявшись, он стал выкрикивать имена своих товарищей, стараясь перекричать ветер, будто магия имен людей могла вызвать их появление.

– Льена! Агри! Харно! Юта!..

Ветер срывал слова с его губ и уносил на юг. Все напрасно. Даже новое имя Джози оказалось бессильным в этом безжизненном ледяном мире.

– Арик! – попробовал он в конце, вспомнив, как Арик и Орну, будучи детьми, два года выдержали высоко в горах, в местах более заброшенных, чем эти.

Но и это не утихомирило ветер и не приглушило растущее беспокойство, которое грызло его все сильнее.

Когда до заката оставалось не больше часа, он сдался. Хотя дров у него было еще много, Айвен не хотел оставаться в пещере. Взвалив свой мешок на плечи, он снова спустился на склон, где провел еще одну тревожную ночь.

И снова рассвет не принес с собой передышки от дождя. А растущий голод только еще больше угнетал Айвена. Опять нагрузив себя запасом дров, он вернулся на продуваемый всеми ветрами проход в горах.

На этот раз снег был гораздо глубже. Некоторые сугробы были ему по грудь, так что приходилось отступать и обходить их. И даже там, где ветер сдувал снег, Айвен проваливался по щиколотку и шел, еле волоча ноги. Он стал останавливаться все чаще и отдыхать все дольше. Под конец его заставляло идти только сознание того, что если он остановится, то замерзнет.

Когда он добрался до пещеры, он промерз уже до костей. Сняв мешок с плеч, он почувствовал непреодолимое желание лечь на холодные камни и заснуть. Но он знал, насколько это опасно, и поэтому заставил себя развести огонь. Озябшими руками он сложил гнездышко из мха и раздувал угли до тех пор, пока они не занялись огоньком.

Тепло вскоре разогнало туман у него в голове, и он снова осмотрел долину, впрочем, все с тем же результатом. Ничего. Только белая равнина с нависшим тяжелым серым небом.

Где же они? Уж Харно-то как никто другой должен понимать, как опасно оттягивать их возвращение. С каждым днем снег становился все глубже, мороз все крепче, а шансы выжить на открытой равнине – все меньше. Зная это, они должны были отправиться домой при первой же возможности. Со дня охоты прошло уже почти три дня. У них было много времени на то, чтобы собраться и выйти в путь.

Внезапно у него промелькнула надежда. А может, они прошли мимо него, когда он, совершенно измотанный, спал на склоне в самый первый день? Может быть, они уже ждут его в пещерах?

Айвен торопливо подсчитал в уме: нужно было время на то, чтобы добить и разделать туши мамонтов, несколько часов на то, чтобы добраться назад в лагерь, еще какое-то время на то, чтобы разделить собранный урожай, а потом еще путь через равнину. Нет, они никак не могли выйти в путь в тот же день. Это было невероятно. Другое дело – на следующий день.

Так что же задержало их? Вряд ли они заплутали в бурю: ветер дул им в спину, и нужно было всего лишь идти впереди него. Что же тогда? Может, холод? Может быть, они сдались под натиском безжалостного ветра? В конце концов, они – люди равнин и не привыкли к горному климату.

Ему вдруг представились два посиневших от холода младенца и то, как весь клан копает норы в снегу, пытаясь спасти их, жертвуя собственной безопасностью ради будущего поколения. Он представил, как они стали лагерем где-то в долине, замерзая все больше и больше, и их ноги и руки настолько застыли, что они уже не могли двигаться дальше.

Неужели все так и есть? От тревоги он чуть не сорвался от теплого очага в снежную бурю.

В чувства его привел первый же порыв ледяного ветра у входа в пещеру. В этих обстоятельствах Айвен ничем не мог помочь своим товарищам. Из-за своего хилого телосложения и неприспособленности к этим условиям он замерзнет еще быстрее, чем они. Нравится ему это или нет, но здесь от него было гораздо больше пользы: ведь у него был запас дров и живительный огонь. Если уж люди доберутся сюда, то огонь будет им просто необходим.

Твердо решив прождать тут весь этот день и, если понадобится, следующий, Айвен вернулся к костру и доел последнюю горстку зерна. Еда согрела его почти так же, как костер, и на некоторое время он взбодрился. Харно и его люди очень выносливые, напоминал он себе, гораздо выносливее, чем он мог представить. Они обязательно пробьются, что бы ни случилось. Не может целый клан погибнуть от одной неудачи.

Но ветер говорил ему об обратном. Завывая, как раненый зверь, у входа в пещеру, он упорно нашептывал ему о несчастии. Здесь жизнь и смерть в моих руках, казалось, говорил он, и я вершу судьбы смельчаков, отважившихся забрести сюда. К вечеру Айвен уже почти поверил в это.