Дьюранд налетел тачкой на телегу и чуть не упал.

— Начинается осмотр, — продолжил Берхард. — Зубодёр берет в руки иголку, это я её так называю, хотя та иголка больше походила на шило, да и конец её был затуплен. Принимает боевую стойку. Бейден как глаза зажмурил, так и не открывает их. Цирюльник начинает ковыряться у Бейдена во рту и определяет по фырканью да сопению бедняги, здоровый он зуб своим шилом зацепил или больной.

Гутред выругался. Плечи и руки Дьюранда страшно ныли и горели огнём.

— И вдруг, — Берхард хлопнул в ладоши. — Зубодёр начал травить байки. Не знаю, что творилось у него в башке. По мне, чем быстрее закончишь, тем лучше. Но этот начинает: «Знавал я одного цирюльника в Эльдиноре, и пришла к нему однажды девушка. Зуб у бедняжки был гнилой — нечего сластей столько трескать. Он ей объяснил, что ничего страшного ей не грозит, что он всего-навсего тот зуб выдернет. Ну он полез ей в рот, тянет, тянет. Он в одну сторону, девка в другую. И неожиданно зуб выскочил. Цирюльник полетел вверх тормашками в одну сторону, девка в другую, юбки у неё задрались… Цирюльник поднимается на ноги, кидает взгляд на её задницу, девка ревёт белугой, и тут он замечает, что у него вся рука в крови. Понятное дело, он к крови привык — зубодёр как никак. Он присматривается внимательнее и видит, что у него из пальца точит что-то белое…»

Дьюранд содрогнулся.

— А теперь внимание. Вы, надеюсь, не забыли, что цирюльник рассказывает эту историю, а Бейден слушает. Я вижу, как лицо бедолаги заливает пот. Он тихонько убирает руки с коленей и тянется ими вверх к воротнику цирюльника. Когда тот доходит в своём рассказе до самого интересного места, Бейден резко дёргает цирюльника за воротник и открывает глаза. Видели бы вы, как Бейден на него посмотрел, — Берхард приложил руку к сердцу. — Отродясь такого взгляда такого не видывал. Зубодёр глаза выкатил и хрипит. Когда Бейден его отпустил, цирюльник больше не проронил ни слова. Он словно засунул все свои байки про зубы мудрости, сломанные челюсти, ржавые щипцы в шкатулку, запер её на замок и бросил в глубокую реку. Даже настойку какую-то приволок. То ли на маке, то ли на плюще, а может быть, вообще на мандрагоре. Потом зубодёр снова взялся за работу, и, что греха таить, дело своё он знал. Не скажу, что Бейден и дальше вёл себя паинькой. Согласитесь, не так-то просто усидеть на месте, когда у тебя выдирают зубы.

Из тачки донёсся стон, оборвавший весёлый смех Берхарда. Наконец показался трактир, располагавшийся на вершине небольшого пологого холма. Дьюранд, сжав зубы, налёг на тачку, и через несколько мгновений они уже стояли у дверей.

— Будет здоров как бык, — кивнул Берхард на тачку. — Когда он придёт в себя, зубодёр велел прополоскать рот мальвазией и рассолом, чтобы отогнать зло.

— Духи вечно слетаются на кровь, но они любят вино или солоноватую воду, — кивнул Дьюранд.

У дверей трактира ждал сэр Эйгрин.

— Лучше бы ему подумать о Всевышнем, — промолвил он. — Впрочем, Бейден — это Бейден.

К ним подошёл Конзар.

— Черт, в повозку его, — приказал он, посмотрев на Бейдена. — Ламорик уже отправился в путь.

Через полчаса кортеж Ламорика выехал из Закатных врат, и, проскакав по Западному мосту, направился прочь от Акконеля. Дьюранд, поглаживая рукоять меча, размышлял над тем, что дорога в Монервей пролегает по владениям герцога Ирлакского. Прошлой ночью он внимательно осмотрел подаренный ему меч — на лезвии клинка, уже побывавшего в битвах, почти не было заусенцев. Меч, не новый, но и не старый, благодаря металлической насадке на рукояти, был очень хорошо сбалансирован.

Сначала они поехали по Ферангорскому тракту, а потом Конзар повёл кортеж на северо-запад, избегая многочисленных дорог, сворачивающих к столице Ирлака. Дьюранду мерещилось, что в каждой деревне, в каждом селе, которые они проезжали, прячутся люди Гоула, готовые в любой момент выскочить из засады и напасть на них. При виде любого всадника, скачущего им навстречу, Дьюранд хватался за меч, а каждый ворон, из тех, которые сидели на ветвях деревьев, провожал Дьюранда долгим взглядом. Спустя несколько недель, а то и дней, земли, через которые проезжал кортеж, могли стать ареной междоусобной войны.

И все же день выдался чудесным. Солнце ярко светило на бледном морозном небе. То там, то сям мелькали фермы северного Ирлака, и поля, чёрные после собранного урожая. По правую сторону от кавалькады раскинулось пустоземье, покрытое гранитными холмами, тоскливыми и унылыми, словно облака у самого горизонта. Невероятно, что эти дышащие покоем земли принадлежат безумцу Радомору.

Впереди ехал пышущий яростью Ламорик, казавшийся необузданным и диким, таким же как Радомор.

— Времени нет. Не успеем, — бубнил себе под нос Гутред.

Дьюранд растёр руками лицо и оглядел процессию. Он видел спины скакавших впереди рыцарей. Берхарда мотало из стороны в сторону — одноглазый рыцарь уснул в седле. Сэр Эйгрин, чтобы не пропустить время молитвы, поглядывал на солнечные часы, сделанные в форме подвески. Кто-то из воинов точил огромные мечи, обращаясь с ними с такой лёгкостью, будто в их руках были кинжалы, кто-то — возился с упряжью. Из телеги время от времени доносились стоны Бейдена. Процессия ехала в гробовом молчании. Все понимали — им никак не успеть к началу турнира в Хайэйшес, как бы этого ни хотел Ламорик.

Придорожные деревеньки был пусты, до всадников доносился лишь лай собак, да плач детей. Кортеж провожали десятки глаз, сверкавших из-за окон. Всадники скакали вперёд.

Незадолго до первых сумерек сгустился туман, сжавший мир до размеров маленького клочка земли. На севере все так же тянулось пустоземье. Холмы исчезли из виду, мгла, окутавшая равнину, таила угрозу. К северу лежало герцогство Гесперанд, также носившее название Утраченного герцогства, — место обитания призраков и злых духов. Пару раз у дороги возникали силуэты домов, Дьюранд слышал, как люди с хлопаньем затворяют двери. Во мгле могли бродить чернецы, демоны и сам Сатана.

Дорога свернула, и отряд выехал в долину. На расстоянии примерно одной лиги от них на холме возвышался замок, а у основания холма пристроилась небольшая деревушка. В замке их мог ждать тёплый ночлег и горячая пища.

— Глядите, — Берхард показал рукой вдаль, туда, где у самой границы долины чернело нечто, погруженное в туман.

Что это? Может быть, лес?

— Там Гесперанд, — молвил Берхард.

Конзар прорычал приказ и отряд остановился.

— Я хочу знать, много ли мы проехали и сколько нам осталось дней пути. Мы отправимся в замок и все узнаем.

По рядам пронёсся ропот одобрения.

— Гутред, возьми с собой пару ребят и езжай вперёд, чтобы оповестить хозяев о нашем прибытии.

Дьюранд был готов на любое, даже на самое тяжёлое и опасное задание. Он вызвался поехать вместе с пожилым оруженосцем.

В компании Гутреда и его нескольких помощников Дьюранд направился в сторону замка. В деревне, несмотря на довольно ранний час, не было видно ни единого человека. У въезда в деревню они резко остановились, распугав стадо свиней. Улицы были тихи и пустынны. Лошади жалобно заржали, и Гутред сложил ладони в знак Небесного Ока.

Кони тронулись с места, и теперь всадники ехали мимо деревенских домов, окна которых были закрыты ставнями. Серая твердыня замка нависала над затихшей деревней.

— Не нравится мне все это, — буркнул Гутред, и путники спешились, оглядываясь по сторонам в поисках жителей.

Как только Дьюранд спрыгнул на землю, с лязгом и грохотом опустился подъёмный мост замка. Дьюранд едва успел выхватить из ножен меч, как из замка вылетел всадник. Он пустил своего коня в галоп вниз по склону холма, направляясь прямо к Дьюранду. Времени отскочить в сторону не было. Всадник поудобнее перехватил щит и копьё. Оруженосцы брызнули в придорожные канавы, а Дьюранд замер на месте, ожидая неминуемой гибели. Скрипнув зубами, он сжал рукоять меча. Неожиданно всадник осадил скакуна, остановившись буквально в дюйме от клинка Дьюранда.