Изменить стиль страницы

Так ни до чего не додумавшись, я ушла в офис. Решила в больницу к Вэ-А по дороге не заходить — если я ему сильно нужна, сам позвонит. Нечего мужчину лишний раз тревожить. Пусть спокойно понаслаждается последним утром в гостеприимных больничных стенах, внутривенными и внутримышечными ласками сестричек, бегают там, халатиками пообтягивались, мужикам внутричерепное давление поднимают…

И конечно, в офисе я оказалась первой. Шварц сейчас, небось, в метро трясется или на ходулях своих по кладбищу через лужи скачет. А Андрей вообще, как все эти господа на колесах, со временем вольно обращается. Если сказал, что приедет к десяти, значит, минут десять туда-сюда, или опоздает, или ждать будет. Я в этом уже столько раз убеждалась. Никогда его вовремя нет… А может, для него это и есть вовремя, может, это только я с чужим временем привыкла считаться и вечно на транспорт допуск даю. Что ему подождать десять минут, он под крышей, над ним не каплет и музычка в колонках орет, а что кто-то под дождем мокнет, ему плевать…

В общем, вожусь я в офисе — зверю еду в мисочку положила, ничего, сожрал, не побрезговал. Чует, что Димки не дождется. Включила кофейник, бумаги разбираю… Господин позвонил, после обхода удосужился до телефона добраться. Поговорили. Ничего, голос бодрый, хоть и буркнул что-то там про погоду. Насчет кота сказал, что проблемы здесь никакой нет, берем домой. Выдал ЦУ — где искать синее пластмассовое ведро, в котором транспортировать до дому млекопитающее. Я, правда, подумала, что Веник и на руках прекрасно доехал бы, но спорить не стала.

Около одиннадцати позвонила Надька, вообще вконец расстроенная. И дожди пошли, и у Игоря сердце прихватило, и Ларка приехать не сможет — на работе все праздники торчать придется. Я даже удивилась — с чего бы это такое трудолюбие?

— Ты что, ничего не знаешь?!

— А что я такое особенное должна знать?

— Ну подруга, ты просто чудо в перьях! Мэр, Коваль, в автокатастрофе погиб!

Я захлопала глазами, пробормотала:

— Ни фига себе подарочек к праздничку…

— Ну!

— А ты откуда узнала?

— Так от Ларки же! Она же в мэрии работает, их с утра всех под ружье…

— Так это не сегодня случилось?

— Нет, конечно. Еще вчера вечером. Тело в десятом часу нашли.

Да, Надежда Пална не знает только одного — где господь Бог в данный момент находится. Все остальные сведения приходят к ней в первую очередь.

— Так что, все отменяется?

— Не все, только дача. Мы всех ждем в семь вечера у нас дома, сможете?

— Сможем. Синенькие я приготовила. И ещё лобио сверх плана.

— Класс. И шампанского бутылочку прихвати. И Вадима, конечно. Он из своего лазарета выбраться сможет?

— Я его сегодня домой заберу. Только пить он, скорее всего, не будет.

— Нам больше останется. А ему я компотик сварю. Он малинку любит?

— Он все любит. А особенно внимание.

— Такого мужчину без внимания не оставим, Анна Георгиевна, будьте бдительны! Ладно, до завтра. Жаль, Ларки не будет. И наполеона, значит, тоже.

— Ага, целую. До завтра.

Трубку я положила, честно говоря, с облегчением. Ничего, обойдусь без Ларкиного наполеона, вечно у неё коржи сухие, в последнюю минуту печет, не понимает, что надо дать постоять, пропитаться… А главное, ехать на два дня за город мне не хотелось.

Еще когда на работу шла, глухое раздражение почувствовала. И с каждым часом зверела все больше. Хотя вроде и не с чего было, а настроение все равно и гнусное, и слезливое, и злое. Причем одновременно.

Налила себе кофе и села к компьютеру — пасьянс пораскладывать, успокоиться, хоть несколько минут ни о чем не думать.

Только не получалось не думать. Мэр погиб… И что же это значит для нашего несчастного города? Говорят, Коваль был деловой человек. Это его стараниями, большей частью, удалось у нас построить третью очередь метро. По слухам, завтра её должны были пускать. А теперь, наверное, опять все застынет… Хотя, может, пару станций и пустят. Или задержат? Нет, наверное, пустят. Не он же один там мрамор клеил и винтики крутил…

Да, приличный человек был. Жалко только, что уже «был». Кого теперь к нашему многострадальному берегу прибьет? А-а, найдется кто-то. Свято место пусто не бывает, было бы корыто, а свиньи найдутся…

А ведь Ковалю совсем мало лет было! Около пятидесяти, а то и меньше. Тогда тем более жалко человека…

Эта новость ухудшила и без того неважное настроение. Я пощелкивала клавишами и постепенно закипала. Работать не хотелось просто катастрофически, прямо руки опускались.

Тут к ноге прислонился мягкий бок — Веник с обхода явился. Мокрый, паразит. Дождь, значит, не прекратился. Муркнул кот возле ноги вопросительно — пущу такого чумазого на колени или нет? Ну конечно же пущу, что с тобой делать?

Зверик вспрыгнул ко мне на джинсы, начал устраиваться — топчется, оставляет мокрые следы. Сейчас вылизываться начнет, не посидит спокойно, наглая морда.

Точно, засуетился, лапку переднюю выставил. Критически осмотрел и начал вдохновенно так розовым шершавым язычком варежку свою обрабатывать.

Смотрю — и чувствую, отвлекаюсь. Никакой фантастики не надо. Вот он, параллельный мир, у тебя на коленях. У людей настроение, у людей мэр погиб, а для него все это пустой звук. Пожрал, погулял, на мягкое-теплое уселся и красоту наводит. Гостей в дом намывает… Интересно, кого первого принесет?

Но первым оказался один из хозяев — Шварц явился. Поставил в угол мокрый зонтик. Подошел, глянул на экран, совет дал. Глупый какой-то. Обернулась я, смотрю: да, господа, а Сережа-то не в себе. Прямо распирает его.

Это уже давно так — в метро сплетен наслушается и нам на хвосте приносит. Вот сейчас новости совсем нестандартные — Серега весь наполнен, до самых краев. Они даже потихоньку выплескиваются через нос. Жалко, что я уже знаю, о чем речь. Испорчу человеку все удовольствие.

— Слушай, Осинка! Что я сейчас слышал!

— Не может быть!

Однако вежливо повернулась к нему от экрана.

— Мэра нашего, Коваля, убили!

— Да что ты говоришь!

— Точно тебе говорю! И по местным каналам в ящике толькосерьезная музыка. Все передачи поотменяли.

— Вот это уж точно не может быть! И рекламу тоже?

— Нет, — Серега смутился.

Можно подумать, что это он политику на телевидении определяет.

— Реклама идет, значит? А что за музыка?

— Рахманинов, по-моему.

— Хорошо хоть не «Лебединое озеро».

Мы одновременно усмехнулись — вспомнили август 1991 года. Тогда мы с ним оба в ГИПРОпроме трудились. Надо было видеть, с каким лицом ходил парторг нашей проектной лавки. Маялся без указаний сверху, не знал, кого поддерживать, хотя бы в устной форме, а кого, наоборот, осуждать со всей коммунистической принципиальностью и беспощадностью. А премудрая республиканская столица, как назло, помалкивала. Ждала, куда события повернутся. Не знаю, что у них там среди своих творилось, но по радио и в ящике одну классику крутили, пока ГКЧП благополучно почил в Бозе. Правда, и от таких событий польза бывает — тогда я десять бутылок уксуса закупила. А мама — муки, уж не знаю сколько…

— И что же люди говорят?

Я-то спросила насмешливо, а Сережа ответил на полном серьезе. Он вообще-то не дурак, но всю самостоятельность мышления расходует на «Виндоуз» и «Бэйсик». И хоть понимает, что слухи из метро — почти такой же бред, как слухи из электрички, но на какой-то процент где-то в глубине желудка верит.

— Ну, во-первых, говорят, что он погиб в автокатастрофе. Кроме него, ещё три машины разбились. Одна даже в бетонный столб въехала.

— А как он в катастрофу-то попал?

Шкурка у Веника почти высохла, гладить её было уже приятно, только немного сыро.

— Так в том-то и дело! Ехал он от любовницы. А её муж, моряк Балтийского флота, сейчас на КрАЗе работает, из ревности задавил.

— Балтийского флота?

— Ну да. Он же сам из Калининграда.

— Мэр?

— Нет, муж.

— Ну что ж, муж из Калининграда — такое бывает.