Довольно типичными для общего отношения к делу были следующие выражения.

Когда Эда спросили по поводу учений организации о двух классах христиан, он обратил внимание на Римлянам 8:14, где говорится, что «ВСЕ, водимые Духом Божиим», есть сыны Божьи. Он спросил: «Как еще это можно понять»? Фред Раек, служивший в Школе Галаад инструктором в то время, когда Эд был ее секретарем, сказал: «Эд, это просто твое толкование». Эд спросил: «А как еще ты объяснил бы это»? Фред Раек ответил: «Вот что, Эд, здесь судят тебя, а не меня».

Когда его спросили о решениях организации по принятию новых правил, он подчеркнул, что христианин находится не под законом, а под незаслуженной милостью (или благодатью). Он сказал, что вера и любовь всегда побуждали к праведности несравненно сильнее, чем правила. Роберт Уоллен сказал: «Но Эд, мне нравится, когда мне говорят, что делать». Вспомнив слова апостола в Евреям 5:13–14 о том, что христиане должны быть не младенцами, но зрелыми людьми, «у которых чувства навыком приучены к различению добра и зла», Эд ответил: «Тогда тебе нужно больше читать Библию». Роберт Уоллен улыбнулся и сказал: «Мне и еще двум миллионам человек». Эд ответил: «То, что они этого не делают, не дает тебе основания тоже этого не делать». Он подчеркнул, что основная проблема состоит в том, что братья просто не изучают Библию; они полагаются на публикации; их совесть не получила подлинных навыков по принципам Библии.

По всей видимости, основной фактор, о котором шла речь на заседании правового комитета, состоял в том, что Эд два раза беседовал о Библии с некоторыми из тех, кого сейчас лишили общения. У правового комитета не было об этом свидетельств, но Эд добровольно предоставил сведения, с самого начала сказав, что во всем будет с ними абсолютно честен. Те люди сами задали ему вопросы, два раза он с ними обедал, после чего они вместе обсуждали отрывки из Послания к Римлянам[217]. Правовой комитет поинтересовался, стремился ли он поговорить по этому поводу с кем — то еще. Он ответил, что не намеревался проводить среди братьев «кампании», но сказал, что, если бы кто — то пришел лично к нему за помощью и он мог бы указать на Писание, чтобы этот человек получил ответы на свои вопросы, он сделал бы это, чувствуя, что обязан помочь. По всей вероятности, это стало решающим фактором. Такая свобода частного обсуждения Писания была неприемлемой, считалась еретической, опасной, разрушительной.

Одно высказанное утверждение казалось особенно парадоксальным. Эд прямо заявил, что не хотел быть лишенным общения, что ему нравились братья и у него не было ни мысли, ни желания отрезать себя от них. Комиссия сказала, что он должен «подождать организацию». «Кто знает, может, через пять лет многое из того, что ты говоришь, опубликуют и этому будут учить»?

Они знали изменчивый характер учений организации и, несомненно, на этом основании считали, что могут так говорить. Но какое убеждение в правильности, в прочном библейском основании этих учений они тем самым проявляли со своей стороны? Если они были готовы признать возможным, что учения организации были только в такой степени твердыми и прочными, как же они могли использовать эти учения в качестве основы, чтобы решить, верен человек Богу или является отступником?

Если они полагали, что эти учения (которым Председательский комитет придавал такое большое значение) были настолько изменчивыми, что стоило подождать и посмотреть, что будет через пять лет, — разве не имело смысла в то же время отложить и суд над этим человеком, который отдал служению организации даже не пять, а 50 лет?

Логику этого подхода можно понять, только если принять изначальное положение о том, что интересами отдельного человека — включая его доброе имя, трудом заработанную репутацию, годы жизни, отданные служению, — можно пожертвовать, если они мешают целям организации.

Я уверен, что все члены этого правового комитета видели, что Эд Данлэп глубоко любит Бога, Христа и Библию, — и все — таки они решили принять против него определенные меры. Почему? Они знали настроения, преобладавшие в Руководящем совете, выраженные ее Председательским комитетом. Преданность организации требовала от них таких мер, поскольку этот человек не принимал и не мог принять все заявления и толкования организации.

Итак, они лишили Эда Данлэпа общения и попросили его покинуть вефильскую штаб — квартиру, бывшую для него домом. Он вернулся в Оклахома — сити, где вырос и где теперь, в 72 года, кормил себя и жену, работая наклейщиком обоев (он занимался этим до того, как начал свое 40–летнее служение в качестве постоянного представителя Библейского Общества Сторожевой башни).

Мне очень трудно понять, как могут люди, ответственные за это — по — настоящему и более всех ответственные, — приближаться вечером к Богу и молиться: «Будь милостив к нам, как мы были милостивы к другим».

Есть такое выражение: «железная рука в бархатной перчатке». Я не думаю, что жестокосердие, проявленное структурой власти, породили события весны 1980 года. Мне кажется, что жестокосердие уже существовало, это доказывает история. События той весны просто привели к тому, что «перчатку» сняли и показалась несгибаемая жесткость. Этот вывод подтверждает и следующий пример.

Когда правовой комитет из пяти вефильских старейшин (сделавший по всей справедливости то, что Руководящий совет должен был сделать сам) наконец встретился с Эдом Данлэпом и сообщил ему, что решено лишить его общения, Эд сказал им:

Хорошо, если вы так решили. Но не говорите, что это за «отступничество». Вы знаете, что «отступничество» означает бунт против Бога и Христа Иисуса, и вы знаете, что ко мне это не относится.

В августе 1980 года на первой странице ежемесячного листка «Наше Царственное Служение», который высылается всем собраниям, было помещено заявление о том, что несколько членов Вефильской семьи были лишены общения; затем речь шла об «отступничестве от организации». Это выражение, хотя тоже ложное (поскольку бунта не было даже против организации), оказалось, по крайней мере, ближе к истине, чем все остальные заявлении.

28 мая 1980 года всей Вефильской семье зачитали мое письмо об уходе. 29 мая было созвано собрание вефильских старейшин. Среди них был Джон Митчелл, который работал секретарем в офисах служебного отдела и Руководящего совета. Я столкнулся с ним единственный раз, когда он оформлял мне визы для поездки в Африку. Он никогда не разговаривал ни с кем из лишенных общения. Однако он видел кое — какую корреспонденцию правового комитета, проходившую через офисы, и слышал ходившие в отделе слухи о суде над «ересью». Вот что он рассказывает о своих впечатлениях от собрания старейшин и речей на этом собрании членов Руководящего совета Шредера и Бэрри:

Речь Шредера была посвящена, в основном, организации. Он говорил о нашей «прекрасно согласованной организации», о том, что те несколько человек, кто, по — видимому, считает, что не может согласиться с ее правилами и порядками, «должны ее покинуть и больше не участвовать в дальнейшей работе» (он показал публикацию «Организация филиала» для того, чтобы уверить всех, насколько «прекрасно согласованной» была организация, и сообщил, что в этой публикации содержится более 1000 правил и распоряжений насчет порядка работы филиалов и бруклинской штаб — квартиры). Он подчеркнул, что происходит не «охота на ведьм», а «очистка» организации от всего лишнего.

«Что касается тех, кто ушел, — сказал он, — не то, чтобы они не верили Библии, — для этого нужно быть атеистом. Но они ее по — другому понимают».

Он завершил речь, пригласив вефильских старейшин задавать вопросы. Харольд Джексон поднял руку и предложил сделать нечто вроде «форума», открытого обсуждения по этому вопросу. Шредер сказал, что этого предусмотрено не было. Если у нас есть вопрос, мы всегда можем задать его письменно. Еще один старейшина, Уоррен Уэйв, спросил, обсуждалась ли идея о том, чтобы братья давали «клятву верности». Шредер ответил, что это в данный момент не рассматривается.