'Welcome, king (добро пожаловать, король)!' cried the hermit (вскричал отшельник), with enthusiasm (с воодушевлением). Then (затем), bustling about with feverish activity (суетясь вокруг в лихорадочной деятельности), and constantly saying (и постоянно говоря) 'Welcome, welcome (добро пожаловать),' he arranged his bench (он поставил свою скамейку), seated the king on it (усадил короля на нее), by the hearth (у очага), threw some fagots on the fire (подбросил немного хвороста в огонь; to throw — кидать), and finally fell to pacing the floor (и наконец принялся измерять шагами комнату; to fall to — приниматься что-то делать: «упасть к»; to pace — шагать), with a nervous stride (нервной походкой).

'Welcome (добро пожаловать)! Many have sought sanctuary here (многие искали прибежища здесь), but they were not worthy (но они не были достойны), and were turned away (и были изгнаны: «обращены прочь»). But a king who casts his crown away (но король, который отбрасывает свою корону прочь), and despises the vain splendors of his office (и презирает суетные красоты своей службы), and clothes his body in rags (и одевает свое тело в лохмотья), to devote his life to holiness (чтобы посвятить свою жизнь святости) and the mortification of the flesh (и умерщвлению плоти) — he is worthy (он достоин), he is welcome (он желанен)! — here shall he abide all his days (здесь пребудет он все свои дни) till death come (пока смерть не придет).' The king hastened to interrupt and explain (король поспешил прервать и объяснить), but the hermit paid no attention to him (но отшельник не обращал никакого внимания на него; to pay attention — обращать внимание: «платить внимание») — did not even hear him apparently (даже не слышал его, очевидно), but went right on with his talk (но просто продолжал со своей речью = свою речь), with a raised voice and a growing energy (повышенным голосом и растущей энергией). 'And thou shalt be at peace here (и ты пребудешь в мире здесь). None shall find out thy refuge (никто не обнаружит твое убежище) to disquiet thee (чтобы беспокоить тебя) with supplications to return to that empty and foolish life (мольбами вернуться к той пустой и глупой жизни) which God hath moved thee to abandon (которую Бог сподвиг тебя оставить). Thou shalt pray here (ты будешь молиться здесь); thou shalt study the Book (ты будешь изучать Книгу); thou shalt meditate upon the follies and delusions of this world (ты будешь размышлять о безумствах и обольщениях этого мира), and upon the sublimities (и о величии) of the world to come (мира, которому суждено прийти); thou shalt feed upon crusts and herbs (ты будешь питаться черствым хлебом и травами), and scourge thy body with whips daily (и наказывать свое тело розгами ежедневно), to the purifying of thy soul (во очищение твоей души). Thou shalt wear a hair shirt (ты будешь носить власяницу) next thy skin (прямо на твоей коже); thou shalt drink water only (ты будешь пить только воду); and thou shalt be at peace (и ты пребудешь в мире); yes, wholly at peace (да, всецело в мире); for whoso comes to seek thee (ибо кто бы ни пришел искать тебя) shall go his way again baffled (уйдет своим путем назад, озадаченный); he shall not find thee (он не найдет тебя), he shall not molest thee (он не станет досаждать тебе).'

The old man (старик: «старый человек»), still pacing back and forth (все еще ходя взад-вперед), ceased to speak aloud (прекратил говорить громко), and began to mutter (и начал бормотать; to begin — начинать). The king seized this opportunity (король ухватился за эту возможность) to state his case (чтобы изложить свое дело); and he did it with an eloquence (и он сделал это с красноречием) inspired by uneasiness and apprehension (вдохновленным беспокойством и нехорошим предчувствием). But the hermit went on muttering (но отшельник продолжал бормотать; to go on — продолжать), and gave no heed (и не слушал: «не давал никакого внимания»). And still muttering (и, все еще бормоча), he approached the king and said, impressively (он приблизился к королю и сказал выразительно):

''Sh! I will tell you a secret (я скажу тебе тайну) !' He bent down (он наклонился: «согнулся вниз»; to bend — сгибаться) to impart it (чтобы сообщить ее), but checked himself (но замер: «проверил себя»), and assumed a listening attitude (и принял прислушивающуюся позу). After a moment or two (через минуту-другую) he went on tiptoe to the window-opening (он подошел на цыпочках к оконному отверстию), put his head out (высунул голову; to put out — высовывать: «ставить наружу») and peered around (и осмотрелся вокруг) in the gloaming (в сумерках), then came tiptoeing back again (затем пришел на цыпочках обратно снова), put his face close down to the king's (опустил свое лицо близко к (лицу) короля; to put down — опустить: «поставить вниз») and whispered (и прошептал):

'I am an archangel (я архангел)!'

placid [`plæsıd], scourge [skə:G], molest [mə`lest]

'A holy hermit!' said the king to himself; 'now am I indeed fortunate.'

The hermit rose from his knees; the king knocked. A deep voice responded:

'Enter! — but leave sin behind, for the ground whereon thou shalt stand is holy!'

The king entered, and paused. The hermit turned a pair of gleaming, unrestful eyes upon him, and said:

'Who art thou?'

'I am the king,' came the answer, with placid simplicity.

'Welcome, king!' cried the hermit, with enthusiasm. Then, bustling about with feverish activity, and constantly saying 'Welcome, welcome,' he arranged his bench, seated the king on it, by the hearth, threw some fagots on the fire, and finally fell to pacing the floor, with a nervous stride.

'Welcome! Many have sought sanctuary here, but they were not worthy, and were turned away. But a king who casts his crown away, and despises the vain splendors of his office, and clothes his body in rags, to devote his life to holiness and the mortification of the flesh — he is worthy, he is welcome! — here shall he abide all his days till death come.' The king hastened to interrupt and explain, but the hermit paid no attention to him — did not even hear him apparently, but went right on with his talk, with a raised voice and a growing energy. 'And thou shalt be at peace here. None shall find out thy refuge to disquiet thee with supplications to return to that empty and foolish life which God hath moved thee to abandon. Thou shalt pray here; thou shalt study the Book; thou shalt meditate upon the follies and delusions of this world, and upon the sublimities of the world to come; thou shalt feed upon crusts and herbs, and scourge thy body with whips daily, to the purifying of thy soul. Thou shalt wear a hair shirt next thy skin; thou shalt drink water only; and thou shalt be at peace; yes, wholly at peace; for whoso comes to seek thee shall go his way again baffled; he shall not find thee, he shall not molest thee.'

The old man, still pacing back and forth, ceased to speak aloud, and began to mutter. The king seized this opportunity to state his case; and he did it with an eloquence inspired by uneasiness and apprehension. But the hermit went on muttering, and gave no heed. And still muttering, he approached the king and said, impressively:

''Sh! I will tell you a secret!' He bent down to impart it, but checked himself, and assumed a listening attitude. After a moment or two he went on tiptoe to the window-opening, put his head out and peered around in the gloaming, then came tiptoeing back again, put his face close down to the king's and whispered:

'I am an archangel!'

The king started violently (король вздрогнул резко), and said to himself (и сказал себе), 'Would God I were with the outlaws again (пожелал бы Бог, чтобы = лучше бы я был с разбойниками снова); for lo (ведь смотри-ка), now am I the prisoner of a madman (теперь я пленник безумца)!' His apprehensions were heightened (его опасения усилились), and they showed plainly in his face (и они показались просто ему в лицо). In a low, excited voice (тихим, возбужденным голосом), the hermit continued (отшельник продолжил):