drowsy [`drauzı], mysterious [mıs`tıərıəs], calf [ka:f]

Although the king was hungry and chilly, he was also so tired and so drowsy that these latter influences soon began to get the advantage of the former, and he presently dozed off into a state of semi-consciousness. Then, just as he was on the point of losing himself wholly, he distinctly felt something touch him. He was broad awake in a moment, and gasping for breath. The cold horror of that mysterious touch in the dark almost made his heart stand still. He lay motionless, and listened, scarcely breathing. But nothing stirred, and there was no sound. He continued to listen, and wait, during what seemed a long time, but still nothing stirred, and there was no sound. So he began to drop into a drowse once more at last; and all at once he felt that mysterious touch again! It was a grisly thing, this light touch from this noiseless and invisible presence; it made the boy sick with ghostly fears. What should he do? That was the question; but he did not know how to answer it. Should he leave these reasonably comfortable quarters and fly from this inscrutable horror? But fly whither? He could not get out of the barn; and the idea of scurrying blindly hither and thither in the dark, within the captivity of the four walls, with this phantom gliding after him, and visiting him with that soft hideous touch upon cheek or shoulder at every turn, was intolerable. But to stay where he was, and endure this living death all night- was that better? No. What, then, was there left to do? Ah, there was but one course; he knew it well — he must put out his hand and find that thing!

It was easy to think this; but it was hard to brace himself up to try it. Three times he stretched his hand a little way out into the dark gingerly; and snatched it suddenly back, with a gasp — not because it had encountered anything, but because he had felt so sure it was just going to. But the fourth time he groped a little further, and his hand lightly swept against something soft and warm. This petrified him nearly with fright — his mind was in such a state that he could imagine the thing to be nothing else than a corpse, newly dead and still warm. He thought he would rather die than touch it again. But he thought this false thought because he did not know the immortal strength of human curiosity. In no long time his hand was tremblingly groping again — against his judgment, and without his consent — but groping persistently on, just the same. It encountered a bunch of long hair; he shuddered, but followed up the hair and found what seemed to be a warm rope; followed up the rope and found an innocent calf; for the rope was not a rope at all, but the calf's tail.

The king was cordially ashamed of himself (король сердечно = от всего сердца был пристыжен за себя) for having gotten all that fright and misery (за то, что испытал весь этот страх и страдание) out of so paltry a matter (из-за такого пустячного предмета) as a slumbering calf (как спящий теленок); but he need not have felt so about it (но ему не следовало так чувствовать себя из-за этого; to need — нуждаться; to feel — чувствовать), for it was not the calf that frightened him (ибо это был не теленок, что напугало его) but a dreadful non-existent something (но ужасное несуществующее нечто) which the calf stood for (за которое стоял теленок = что символизировал теленок); and any other boy, in those old superstitious times (и любой другой мальчик в те древние суеверные времена; superstition — суеверие), would have acted and suffered just as he had done (действовал бы и страдал бы прямо как он = испугался бы не меньше его).

The king was not only delighted to find (король был не только обрадован обнаружить) that the creature was only a calf (что это существо было просто теленком), but delighted to have the calf's company (но рад иметь общество теленка); for he had been feeling so lonesome and friendless (ведь он чувствовал себя настолько одиноким и лишенным друзей) that the company and comradeship of even this humble animal (что общество и товарищество даже этого смирного животного) was welcome (было желанным). And he had been so buffeted (и он был так обижен; to buffet — бить), so rudely entreated by his own kind (с ним так грубо обошлись его же соплеменники; to entreat — устар. обращаться; совр. знач. — умолять), that it was a real comfort to him (что это было ему настоящей отрадой) to feel that he was at last in the society of a fellow-creature (почувствовать, что он был наконец в обществе собрата; fellow — товарищ; creature — существо, тварь) that had at least a soft heart and a gentle spirit (которое имело по крайней мере мягкое сердце и тихий нрав), whatever loftier attributes might be lacking (каких бы более возвышенных = благородных качеств и не хватало; to lack — не хватать, не иметь). So he resolved to waive rank (так что он решил отвергнуть ранг = иерархию) and make friends (и подружиться) with the calf (с теленком).

While stroking its sleek, warm back (поглаживая его гладкую, теплую спину) — for it lay near him and within easy reach (ибо он лежал вблизи него и в пределах легкой досягаемости; reach — предел досягаемости) — it occurred to him (ему пришло в голову) that this calf might be utilized (что этот теленок мог бы быть использован) in more ways than one (больше чем одним способом; way — путь, способ). Whereupon he rearranged his bed (вследствие чего он перенес свою постель), spreading it down close to the calf (расстелив ее вблизи теленка); then he cuddled himself (затем он свернулся калачиком) up to the calf's back (прижавшись к спине теленка), drew the covers up over himself and his friend (натянул покрывала на себя и своего друга), and in a minute or two (и через минуту-другую) was as warm and comfortable (был = стал таким же теплым и благоустроенным = ему стало так же тепло и уютно) as he had ever been in the downy couches (как он когда-либо бывал в пуховых постелях) of the regal palace of Westminster (королевского дворца Вестминстера).

Pleasant thoughts came at once (приятные мысли пришли сразу); life took on a cheerfuler seeming (жизнь приняла более радостную видимость; to take on — принимать: «брать на»). He was free of the bonds of servitude and crime (он был свободен от уз порабощения и преступления), free of the companionship of base and brutal outlaws (свободен от товарищества гнусных и жестоких изгоев); he was warm (он был теплый = ему было тепло), he was sheltered (он был укрыт = в укрытии); in a word (одним словом), he was happy (он был счастлив). The night wind was rising (ночной ветер поднимался); it swept by in fitful gusts (он проносился мимо порывистыми шквалами; to sweep by — проноситься) that made the old barn quake and rattle (которые заставляли старый сарай дрожать и трещать), then its forces died down at intervals (потом его сила затухала временами; to die down — затухать), and went moaning and wailing (и продолжали стонать и выть; to go — идти, продолжать) around corners and projections (за углами и выступами) — but it was all music to the king (но это было все музыкой для короля), now that he was snug and comfortable (теперь, когда ему было удобно и комфортно); let it blow and rage (пусть он = ветер дует и свирепствует), let it batter and bang (пусть он колотит и бьет), let it moan and wail (воет и стонет), he minded it not (он = король не имел ничего против этого), he only enjoyed it (он только наслаждался этим). He merely snuggled the closer to his friend (он просто прижался еще плотнее к своему другу), in a luxury of warm contentment (в роскоши теплого довольства), and drifted blissfully out of consciousness (и уплыл блаженно вон из сознания; to drift — дрейфовать) into a deep and dreamless sleep (в глубокий и лишенный сновидений сон) that was full of serenity and peace (который был полон безмятежности и покоя). The distant dogs howled (далекие собаки выли), the melancholy kine complained (меланхоличные коровы жаловались); and the winds went on raging (а ветры продолжали бушевать; to go on — продолжать), whilst furious sheets of rain drove along the roof (пока яростные пелены дождя неслись по крыше; to drive — везти, быстро двигаться); but the majesty of England slept on undisturbed (но Величество Англии спал дальше, непотревоженный; to sleep — спать), and the calf did the same (и теленок делал то же самое), it being a simple creature (он будучи = так как он был простым созданием) and not easily troubled by storms (и не легко расстраиваемый бурями = и его трудно было обеспокоить бурей) or embarrassed by sleeping with a king (или смущаемый тем, чтобы спать вместе с королем).