- Матушка-благодетельница, - пропел Витамин, подчищая со стола хлебные крошки, - спасибо тебе за хлеб-соль...

- Какая я тебе матушка, - Прасковья Ильинична кокетливо стрельнула глазами, - я моложе тебя, чай. Ладно. Пойду баню вам истоплю.

- Баню?! - ахнул Витамин. - Благодетельница!

-Ух, хороша баба, - выдохнул Витамин, когда хозяйка ушла. - Хороша ведь?

Он ткнул меня в бок. Я пожал плечами:

- Не знаю. Не в моем вкусе.

- А что, - Витамин мечтательно закатил глаза. - Вот возьму и женюсь. Она ж вдовая, вроде? Чувствуется в усадьбе отсутствие мужской руки. Корова, поди, есть, на выпасе. А? Может телочка еще? Куры. Петух вон какой. Его бы в суп. А?

- Ты очень быстро все сожрешь, - усмехнулся я.

- Ну, нет. Я хозяйственный. Я работать стану. Вон, табак, как это, пасынковать. В огороде ковыряться. Не, все сразу не сожру. Постепенно.

- Эй, болезные! - хозяйка выглянула из бани. - Чего расселись? Воды натаскайте-ка!

Потом мы помылись в бане, поужинали и сидели на скамье, вытянув ноги и осоловев от сытости.

И тут трижды гавкнул Полкан, загремело кольцо на калитке. Пришла соседка, веселая разбитная бабенка, с миловидным лицом. Одета она была точно так же, как и наша хозяйка, с той лишь разницей, что на ногах у нее были калоши. Соседка была тоньше Прасковьи Ильиничны раза в три. Она стрельнула в нашу сторону глазами, словно сверкнула солнечным зайчиком, махнула юбкой и вбежала в избу. Хозяйка последовала за ней. Очень долго мы слышали частое "тра-та-та" гостьи и редкое "бу-бу-бу" хозяйки.

- Новостей принесла сорока, - добродушно улыбнулся Витамин.

За забором послышался требовательный утиный гвалт, словно началось собрание акционеров прибыльной компании. Я отворил калитку, и мимо меня бросилась во двор стая утят, почти взрослых, сопровождаемых важным селезнем и развалистой мамашей-уткой.

- Утки! - радостно завопил Витамин, размахивая руками с таким видом, будто собрался ловить маленьких вертких птиц.

Хозяйка вышла на крыльцо, вынесла тазик, полный пшеницы, сделал знак, чтобы мы накормили утят. Витамин взял тазик, поставил на землю и едва успел отскочить, чтобы ринувшаяся стая не сбила его с ног.

- Ух ты, - радостно сказал Витамин. - Чуть руки не оторвали.

Мы наслаждались чудесным летним вечером. Солнце садилось где-то за домом, и мы смотрели на восток, мимо пригона, туда, где из-за подсолнухов вылезала бледная луна. Послышалось многоголосое мычание, топот десятков копыт и хлопанье бича. За забором густо и требовательно промычала корова. Женщины вышли на крыльцо.

- Эй, Сергей! - сказал Прасковья Ильинична, - отвори-ка калитку!

Я поднялся и выполнил приказ. Мимо меня прошествовала огромная корова, бока ее были раздуты до такой степени, что она едва протиснулась в калитку. Она остановилась, вытянула шею и протяжно замычала на луну. От нее пахло парным молоком. Следом во двор вошел молоденький бычок с короткими рожками, глянул на меня красным глазом.

- Эй, Виталий! - скомандовала хозяйка. - Два ведра воды, живо!

Виталий проворно побежал к журавлю.

- Ишь ты! - весело сказала гостья, снова сверкнув зайчиком. - Какие у тебя работники проворные! Мне б таких! Не одолжишь хотя бы одного на пару деньков?

И, не дожидаясь ответа, побежала к себе, встречать своих коров.

- Ну, я же говорил! - Витамин поглядел на меня победно. - Корова и телок. А бока какие - видал? Ведра полтора молока будет, не меньше.

- Ну, уж, полтора, - усомнился я.

Маня дала почти полное ведро. Прасковья Ильинична процедила молоко сквозь марлю, налила нам по кружке, сама присела на крыльцо.

- Слыхали про торговцев временем? - спросила неожиданно.

- Слыхали, - с готовностью отозвался Витамин. - Это такие шарлатаны, которые дурят простаков почем зря.

- Какие такие шалатаны? - хозяйка удивленно захлопала глазами.

- Ну, это которые обманывают честной народ.

- А, а я думала, ты не по-нашему заговорил. Говорят, пришел один в деревню. С востока. Инопланетник. Немой, слепой. С ним толмач. Сказывают, они мысли друг у друга читают. Ну, стало быть, толмач толкует, что тот думает. Мож и вранье это все. Как ты говоришь - шалатаны? Может быть, да. Первый раз, говорят, бесплатно. А захочешь, значит еще, - плати. Оне у Михеича остановились. Это через три дома отсюда. Схожу вечерком, как по дому управлюсь.

- А мне можно с вами? - подскочил Витамин.

- Ишь, какой шустрый! - хозяйка покачала головой. - Ну, хочешь, так пойдем. А ты что же? - обратилась она ко мне.

Я пожал плечами.

- Пойдешь с нами, - тоном, не терпящим возражений, сказала Прасковья Ильинична, и припечатала ладонью по столу. - Негоже мне одной гулять с Виталькой. Пересуды пойдут.

Я снова пожал плечами. Пойду, отчего не сходить. Не пересудов она боится, а оставлять меня одного в усадьбе. Даром, что есть Полкан, которому достаточно сказать одно слово, и я не смогу даже пошевелиться.

Дом Михеича, казалось, был специально предназначен для деревенских посиделок. В огромном дворе было понаставлено множество скамеек, на которых сидели преимущественно женщины старшего возраста. Были тут несколько парней и девиц, они очень оживленно разговаривали и даже хохотали, за что на них непрерывно шикали. Сидел в окружении немолодых девушек усатый деревенский гармонист лет семидесяти, с лицом, словно сделанным из гофрированного картона, курил самокрутку. Девушки лузгали семечки и смотрели на мир с коровьей тоской. При нашем появлении они заметно оживились и принялись прихорашиваться.

Среди присутствующих было заметно некоторое движение, как в очереди. Часто открывалась входная дверь, из нее кто-нибудь выходил, а в нее тут же кто-нибудь входил. Мы пристроились на одной из скамей, к нам тут же подскочила соседка, и, стреляя глазами, завела с нашей хозяйкой какой-то бесконечный разговор на деревенские вечные темы. Я сразу перестал понимать, о чем они говорят. В это время гармонист встрепенулся, тряхнул седой головой, растянул меха гармони, и стало заметно, что он изрядно пьян. Он заиграл что-то излишне веселое, и это было так же неуместно, как на похоронах. Однако, вполне могло случиться, что какая-нибудь стареющая девушка выскочит в круг, закричит "И-и-и-эх! и пустится в пляс, и мне, почему-то, не хотелось этого. Ничего подобного не произошло, гармонист поиграл немного и скуксился, безвольно опустив руки.

Судя по всему, торговец временем хорошо знал свое дело и был весьма проворен - в избе дольше, чем на две минуты никто не задерживался. Совсем скоро туда вошла Прасковья Ильинична, и соседка, сдерживаемая ее монументальным присутствием, принялась за нас всерьез. Девушки вокруг гармониста бросали на нее завистливые взгляды.

- А чего это такие молодые и красивые в наших краях делают? И чего это вы к Парашке прибились? Шли бы ко мне, у меня работы невпроворот, и еда есть, а ночлег какой - ух! И забор поправить, и крышу перекрыть, и погреб выкопать. Парашка вас, небось, на сеновале уложит, с нее станется. А вы, небось, давно на простынях не спали, подушки не нюхали. Худые какие, как смертушка, доходяги совсем. Парашка баба прижимистая, она вас досыта не накормит, ступайте ко мне... Меня Настасьей кличут, я вдовствую давно уж....

Она трещала без умолку, а я с интересом наблюдал за Витамином. В начале речи он приободрился, набрал воздуху в грудь, расправил плечи, но постепенно, видя, что вставить словечко ему не удастся, выпустил воздух, ссутулился и стал поглядывать вокруг с тоской.

Между тем начало темнеть, вечер плавно переходил в ночь. На небе радостно вылуплялись звезды.

Соседка еще что-то трещала, мы молчали, понимая, что она - существо самодостаточное, и наши ответы ей вовсе не нужны. Более того, мы начали даже перешептываться. Наконец появилась Прасковья Ильинична, на лице которой было написано горькое разочарование. Витамин искоса взглянул на нее, встал.

- Ну, не поминайте лихом, - он подмигнул и скрылся за дверью.