— Витя, — Светлана смотрела ему прямо в глаза, — обещай, что не будешь лезть ни в какие разборки. Продавай все, что можешь, машину, дачу, только не лезь куда не нужно, обещаешь?

— Обещаю не лезть. А вы поторопитесь. Завтра уже никуда не уедете. И я буду связан по рукам и ногам. Давай — ка, иди за Антоном.

Он повернул ее за плечи и слегка подтолкнул в спину. Светлана, обернувшись, взглянула на него и, опустив голову, вышла из комнаты.

Ей было ужасно жаль покидать их уютное гнездышко. Недавно сделали ремонт, обновили мебель. Виктор стал хорошо зарабатывать, а она, уйдя с работы, все силы отдала дому. И вот так, в один день все рушится. Как об этом сказать Антону?

Она быстро переоделась и, поправив у зеркала волосы, позвала Антона. Он тут же возник на пороге.

— Проводи меня, пожалуйста.

Она все еще не решила, что сказать Антону. С одной стороны он уже не маленький мальчик, все понимает, а с другой — разрушать его замечательный мир, где ему все удается, где у него молодые, веселые родители. Где нет серьезных проблем, а есть радостное ожидание какого — то невероятного счастья. Антон словно светился этим чувством, своей влюбленностью в жизнь. За это его и прозвали Тоником.

— Пора, ребята, пора, — стал торопить их подошедший из кухни Виктор. Он поцеловал в щеку Светлану, обнял Тоника и ушел в другую комнату.

— Что — то с отцом сегодня не то, — сказал Тоник и осекся, взглянув на мать. Она смахнула слезу и открыла входную дверь.

— Идем.

Тоник молча вышел за ней. Поведение родителей его озадачило. Тут явно была какая — то тайна. И как всегда от него все скрывают. Как будто он вчера родился. Но лучше самому ни о чем не спрашивать. Нужно подождать, пока мама успокоится, а потом наводящими вопросами все можно будет выведать. Ведь на самом деле его мама ничего скрывать не умеет.

Тоник в душе гордился своими родителями, хоть и старался этого не показывать. Отец был высокий, спортивный и все на свете умел делать. Раньше он столько возился с Тоником, учил кататься на лыжах, коньках, драться по своей особой системе. А сейчас не то. Сейчас папа весь в бизнесе. Зато дома все есть. Хотя, если честно, раньше было веселее.

Тоник искоса поглядел на мать. Идти рядом с ней было приятно. Их все провожали взглядами. Особенно, когда она распускала свои светлые, золотистого оттенка, волосы. Папа называл ее нашим солнышком. А себя вместе с Тоником — подсолнушками.

Они шли быстрым шагом к троллейбусной остановке и не заметили, что следом за ними тронулась припаркованная у них во дворе машина. Это был малиновый «Мерседес» с тонированными стеклами.

За рулем сидел толстяк с короткой стрижкой. Чувствовалось, что в свое время он занимался бодибилдингом. Но строить тело нужно тоже уметь. А он оказался никудышным строителем. Хотя для устрашения обывателей эта гора мяса вполне годилась. Приплюснутый нос, маленькие глазки и торчащие вверх волосы довершали его облик.

На заднем сиденье развалился второй, не менее колоритный тип. Было похоже, что он не доверял своему телу. И оно отвечало ему тем же. Оно подводило его в самые ответственные моменты, поэтому он и пользовался услугами своего напарника. Зато голова его работала за двоих, но преимущественно в криминальном направлении.

Большинство людей он презирал, но особенно тех, кого ему удавалось обмануть. Он, бывший гуманитарий, плетя словесные кружева, мог заморочить голову любому. Но в конечном счете у него могло быть в жизни все, кроме счастья. Потому что счастливым он чувствовал себя в единственный наикратчайший миг, когда облапошенная жертва, вдруг осознав всю глубину пропасти, куда она уже летит, теряет разом свой самодовольный вид и становится беззащитным, униженным существом, умоляющим о пощаде.

Похоже, что даже солнце не очень охотно касалось его лучами. Он был длинный, худой и бледный. В школе его за глаза называли Глист, но если он слышал эту кличку за своей спиной, то бросался на обидчика с любым предметом, который был у него в это время в руках. Кусался, царапался, бился в истерике. В общем, связываться с ним было себе дороже.

Сейчас он гордо носил кличку Раф. Это было уменьшительное от Рафинада. Как будто бы и сладкий, а много не съешь, тошнить начинает. Дольше всего с ним мог общаться только Слон, сидящий сейчас за рулем, да и то только потому, что пропускал мимо ушей все, что не касалось его личных потребностей. А он любил хорошо поесть, поспать, иметь побольше денег и болтать о девчонках. На эту тему он мог говорить бесконечно. Хотя все нормальные девушки его общества старательно избегали. И это было его личной трагедией.

Они ехали за троллейбусом до самого Белорусского вокзала. Увидев, что Тоник с мамой выходят, они оставили машину напротив цветочного базара и поспешили за ними.

Слон, как ледокол, раздвигал людской поток грудью, а Раф семенил сзади, стараясь держаться в его кильватере.

Светлана с сыном прошла мимо метро и свернула к поездам.

— Ты видишь, Слон! — прыгал от возбуждения Раф. — Слинять хотят, гады.

Еще в троллейбусе Светлана обратила внимание на странный «Мерседес», не решающийся пойти на обгон, а когда из него вылезли два омерзительных типа и побежали за ними, все окончательно стало ясно. Решение она приняла мгновенно — главное, отправить подальше от Москвы Антона, а от них она как — нибудь отвяжется. Вокруг ведь люди. И еще только девять часов вечера.

Хорошо, что она еще в троллейбусе успела сказать Антону об истинной цели их прогулки и отдала ему часть денег. Теперь оставалось только скорректировать первоначальный план.

— Антошка, — стараясь говорить мягко и убедительно, начала она. — Придется тебе ехать к бабушке одному. А я поеду завтра.

Тоник, удивленный уже в который раз за сегодня, ждал объяснений.

— Понимаешь, мне нужно поговорить с отцом, — попыталась она на ходу придумать убедительную версию.

— Ты сейчас поедешь домой? — прямо спросил Тоник.

— Нет, нет, домой нельзя, — проговорилась она. — Не то чтобы нельзя, просто папа уже едет на дачу, да и мне там нужно кое — что забрать. Мы с ним увидимся на даче.

— Так давай я тебя провожу до дачи, а завтра поедем вместе, — предложил Тоник самый разумный вариант.

— Нет, это исключено. Ты должен уехать сегодня. И даже не думай спорить, — категорично прибавила она.

— Я не спорю, мам. Я просто хочу понять, что все — таки случилось. Вы сегодня с отцом какие — то странные.

— Я потом тебе все объясню. Очень подробно. А сейчас я тебя прошу сделать то, что необходимо и пока меня ни о чем не спрашивать. Я тебя очень люблю. И папа. Будь умницей, ладно?

Они уже подошли к предпоследнему вагону, рядом с которым стояла только одна проводница.

— Девушка, я вас умоляю, — она быстро засунула проводнице в карманчик деньги в сумме, превышающей двойную стоимость билета. — Довезите моего мальчика до Витебска. У меня просто чрезвычайные обстоятельства.

— Хорошо, иди во второе купе, — быстро сказала проводница, подтолкнув Антона. — А вы оставайтесь здесь.

— Антон, зайди в купе и не высовывайся. Дай я тебя поцелую. — Она чмокнула его в щеку. — Все, иди, — и резко повернувшись, пошла к началу перрона.

К ней уже пробирались сквозь толпу двое мужчин. Раф решил подойти к ней сразу.

— Вы, простите, не жена Виктора Ивановича будете?

— Жена, — остановилась Светлана.

— Вас невозможно не узнать, потрясающие волосы, — и он любезно обнажил зубы.

«Улыбка гиены», — подумала она.

— Виктор Иванович попросил нас по старой дружбе подбросить вас до дома. Он говорил, что вы будете провожать сына? — и он завис над ней вопросительным знаком.

— Уже проводила, спасибо. Так вы на машине? Это замечательно. Тогда поехали, — попыталась она выиграть время.

Она взяла их под руки и повела подальше от вагона с Антоном.

— А вы хорошо знаете Виктора?

— Ну, еще бы, чуть ли не с детского сада, — обрадовался возможности поговорить Раф. — Нас было три лучших друга, три мушкетера…