— Как чудесно здесь, дядя Матула!

Старик молчал. Он закурил трубку и следил за легкой струйкой дыма.

— Хорошо тому, кто любит все это, — сказал он немного погодя. — Я обыкновенно тут живу, а когда зимой переберусь к дочке, то задыхаюсь в доме, даже от табака нет никакой радости, и к весне маюсь, как хворый пес. Потом выползаю сюда, поправляю шалаш, если он осел под снегом, и домой уже ни ногой.

Пока он говорил, Серка все ближе подбирался к нему, и наконец его голова оказалась возле руки хозяина. Посмотрев на собачонку, старик погладил ее.

— Не был бы ты, Серка, таким шалым, — сказал Матула, — я бы не стал тебя сажать на цепь, знал бы, что ты не бросишь шалаш без присмотра. Но нет тебе доверия. Да, двуглазка-то в рюкзаке, я взял ее, — обратился он к Дюле. — Погляди на старое дерево, может, еще сидит там большой орел.

Плотовщик достал бинокль, настроил по глазам, но на дереве никого не было.

— Ничего не вижу.

Но это было не совсем верно. Пока Дюла смотрел в бинокль, перед ним стояли слова Матулы: «Пока ты такой шалый, нет тебе доверия».

— Перво-наперво приготовим постель. — Матула выбил пепел из трубки. — Потом приберемся тут. Надо принести сена.

Он вынес из шалаша две длинные жерди.

— Есть поблизости стожок, летось он вымок, да дожди лили такие, что телега увязла бы. Половину притащим, и хватит с нас. Хорошая постель получится.

Стог стоял далеко, и Дюла по дороге запоминал кусты, некоторые деревья, вид местности. Постепенно у него вырабатывалась способность ориентироваться. Трава, еще мокрая от росы, доходила ему почти до пояса.

Матула сбросил верхушку стога и подсунул жерди под оставшееся сено.

— Силенок хватит?

— А как же! — встал между жердями Дюла.

— Иди не спеша, чтобы ношу не скинуть.

— Ой, дядя Матула, змея! И какая большая! — точно кузнечик, подпрыгнул Плотовщик.

— Не трогай ее. Рука провоняет. Чтоб ей треснуть, твоей змее!

Нужно мне очень ее трогать! — Дюле не хотелось сознаваться, что он не дотронулся бы до змеи ни за какие деньги, что при одном взгляде на нее озноб пробежал у него по спине.

— В шалаш они всегда забираются — то одна, то две. Не трогай их.

Плотовщик испуганно смотрел вслед уползающей змее.

— Поднимай.

Половину стожка они подняли без труда, но Дюлу уже не увлекала переноска сена даже с помощью жердей.

«В шалаше то одна, то две, — думал он. — Господи!»

— Когда я ступаю левой ногой, ты ступай правой, и сено перестанет колыхаться. Ведь если оно рассыплется, подбирать будет нелегко.

«Она еще ко мне в постель заползет, — сменил ногу мальчик по приказанию Матулы, но мысли его были заняты другим. — Когда я буду спать, обовьется вокруг шеи..» И тут он чуть не выронил из рук жердь.

— Тяжело? — раздался впереди укоризненный голос, потому что ноша заколебалась. — А то можно передохнуть.

— Нет, дядя Матула, я споткнулся.

Старик промолчал, а Дюла рассердился на себя, зачем он ответил, что не тяжело, когда на самом деле тяжело. Глупость какая! Ведь и правда тяжело! И как видно, здесь, в лугах, единственная возможность не сбиться с пути — это не уклоняться от истины. Не тяжело? Он чувствовал, как у него сгибаются плечи, как вытягиваются руки — скоро они станут такими же длинными, как у Кряжа.

«Не тяжело. Дурак!» — сказал себе Лайош Дюла и заскрипел зубами, а глаза у него от натуги округлились. Дюла забыл даже о змее.

— Передохнем? — прозвучали впереди чудесные слова.

Да! — радостно согласился мальчик, но как только он опустил ношу на землю, его мыслями снова завладели змеи. — Значит, и в шалаше есть змеи?

— Им там уютно. Подходящее для них местечко… Только Серка иногда их душит.

Любовь Дюлы к Серке значительно возросла.

— Вот бы не воняли они! — спокойно продолжал Матула. — А то схватишь змею, а она выпустит такую мерзкую жижу…

— А они кусаются?

— Еще чего! Держишь змею за шею, а она только головой крутит и извивается. Чем ей кусаться?

— Так я правильно понял, — содрогнулся от ужаса Плотовщик, — змеи не кусаются?

— Они не прочь укусить, да не на тех напали. Ну, берись за жерди. Не спеши. Шагай осторожно.

Дюла не мог думать ни о чем, кроме змей. Если они не прочь укусить, то почему не на тех напали? Неужели Матула только успокаивает его? Какой ужас!

Теперь мальчик уже не смотрел по сторонам и не обращал внимания на тучу птиц в серебристой дали. Легкие пухлые облачка догоняли его, но он, уставившись в землю, думал о змее, бесшумно уползшей в густую траву. Об этой мерзкой твари.

Когда, добравшись до места, они опустили сено на землю, Плотовщик ласково взглянул на Серку и неприязненно на шалаш, чье уютное нутро сразу превратилось для него в змеиное гнездо.

— Но змеи-то ползают только по ночам? Так, дядя Матула?

— И ночью и днем, леший их возьми. Пошел вон, Серка, а то отдавлю тебе лапу. Если находится палка, я их насмерть забиваю: ведь они истребляют рыб и птиц. Но людей не трогают. Нечего о них столько болтать… Давай отнесем сено в шалаш.

«Людей не трогают», — думал Дюла.

— И гадюки? — прибавил он вслух.

— Их тут нет. Понимаю, у тебя всё из головы не выходят змеи. Из мешка я все выложу, набьем его сеном, будет подушка.

Матула сделал сенник и прикрыл его одеялом.

— Ляг, испытай.

Дюла растянулся на мягкой постели.

— Замечательно, дядя Матула.

— А что я говорил? С прочими делами я сам управлюсь, а ты налови рыбки к обеду. Червей накопай на берегу, кузнечиков в траве полно, да и на хлебный шарик можешь попробовать. Я пока смастерю полку, на ней разместим припасы, посуду. Ты не горячись, если подцепишь на крючок какую-нибудь стоящую рыбу. Дай ей умаяться. Можешь прихватить с собой Серку, не мешает тебе с ним обвыкнуться.

Тут Плотовщик совсем забыл о змеях, чувствуя, что Матула дал ему немного воли.

— Пошли, Серка! — позвал он.

Собака виляла хвостом, но не шла за ним.

— Пошел! — махнул ей Матула, и она весело выскочила на тропку, оглядываясь, идет ли за ней новый друг.

А Дюла в новых сапогах с трудом ковылял по высокой траве, спеша поскорей выбраться на дамбу.

«Там, по крайней мере, я успею заметить…» — думал он, и излишне добавлять, что он имел в виду пресмыкающихся.

На всякий случай он срезал себе палку, так как Матула убивал змей палкой.

Расположился он возле плотины. Поймал несколько кузнечиков, накопал червяков, и как только закинул удочку, его перестал пугать змеиный вопрос.

«По голове ее стукну, и дело с концом», — мелькнула у него воинственная мысль.

Течение реки было медленным. Над бесконечными зарослями камыша непрерывно кружили птицы. Серых цапель и колпиц Дюла уже знал, но многих птиц еще нет, и он вспомнил о книжке. Но где же поплавок? Зацепился за что-нибудь?

Он осторожно приподнял удилище.

— Вот так так! — воскликнул он, и Серка, подбежав, облаял «рыбу» с клешнями, оказавшуюся на крючке.

Наш Плотовщик долго собирался с духом, пока наконец решился прикоснуться к раку, а потом, не желая убивать его, забросил подальше в траву.

«Вечером он найдет дорогу обратно», — успокоил он себя и снова закинул удочку.

Рыба все не клевала. По небу плыли барашки; и постепенно птичий гомон вверху смолк. Но беспрерывно щебетала камышовка, и на сверкающей воде ни на минуту не прекращалось кряканье и гоготанье. Если неожиданно наступала тишина, Дюла поднимал голову, зная, что это сигнал опасности и птицы насторожились. И он видел кружащего ястреба, коричневого коршуна или другого хищника, небрежно парящего над водой, точно речь шла о невинной прогулке.

Видел он также, как такое беспечное парение переходит в стремительный полет, потом разрывается водная гладь, поднимается гомон, словно бранят, прогоняют опасного гостя мирные водоплавающие птицы. Прогоняют, но не настигают: ведь хищники мастера летать. Мгновение, и вот он уже взмыл в вышину и спокойно кружит под облаками, точно все это лишь игра.