Вот и Долгая курья. На стане еле-еле дымил забытый костер. Вдали Ефим на лодке.

— Э-ге-гей! — закричал Федор, сложив руки рупором. — Валяй сюда-а!

— Сейчас. Кружки сниму-у. Чай кипяти! — еле слышно ответил товарищ.

«Чай кипяти... А где у него все запрятано?» — пробурчал Федор и начал искать. Наконец все вещи обнаружил замаскированными старой травой в густом черемушнике.

Нарубив сухих дров, подживил костер и повесил над ним котелок с водой.

Подъехал Ефим.

— Ну, как улов? Клевали щуки? — нетерпеливо спросил Федор.

— Клевали. Одну, килограмма на два, с жерлицы снял да трех кружками наскреб. Из них есть «старушка» — килограммов на шесть! А разной мелочи мало, — ответил Ефим.

— Вот и хорошо. Хватит нам! — сказал Федор, вытягивая нос лодки на берег.

— А где тебя черти весь день носили? — вдруг недовольно обрушился на друга Ефим. — Уехал и как сквозь землю провалился!

— Знаешь где, — спокойно объяснил Федор, — с браконьерами проваландались. Здорово, брат, получилось. Тридцать две сети забрали и полтора центнера рыбы! Молодец Костылев. Вот мужик! Я и не думал, что он такую войну ведет на озерах с разными прощелыгами.

— Что толку? Завтра новые появятся!

— Нет! В поселковом Совете Костылев при мне двух мужиков проинструктировал и вручил им удостоверения общественных инспекторов. Теперь озеро под контролем! — ответил Федор. — Что, уху будем варить или как?

— Какая теперь уха. Чайку попьем, да и в путь. Сам знаешь, какая разбитая дорога!

...Через полчаса друзья выехали в поселок. За распашными веслами уселся Федор. Ефим с кормы забросил в озеро дорожку.[7]

— На счастье... Может, какая щучонка и попадется! — сказал он.

У „КРОХАЛЯ“

В 1928—1929 годах летом и зимой мне довелось работать в рыбохозяйственном отряде Башкирской экспедиции Академии наук СССР. Экспедиция изучала озера Аргаяшского кантона.[8] Обследовались также и водоемы Ильменской группы.

Зимой мы передвигались в специальном вагончике с окнами и печкой. Все пробы воды и грунтов, а также ловлю планктона производили через особый люк в половицах вагончика. Тепло и удобно!

А летом, как кочующие цыгане, от озера до озера перевозили большую лодку, груженную личными вещами, продуктами, экспедиционным снаряжением и материалами. Наш «швертбот» с распашными веслами и мачтой для паруса свободно поднимал всю экспедицию из пяти человек.

Работа нас захватывала. Мы открывали тайны уральских озер, а в них нуждались рыбохозяйственные организации, чтобы правильно вести добычу и разведение рыбы.

Не всегда хорошо получалось у нас с выловом рыбы для исследования. Хотя у экспедиции имелись свои сети разной ячеи, уловы были случайны и часто мизерны. Не зная еще особенностей нового водоема, рыбьих троп, мы частенько ставили ловушки там, где не следует. А нам необходимо было заполучить рыбу с каждого водоема всех пород и возрастов. Поэтому стремились на каждом озере быстрее связаться со всеми промысловиками и любителями. Хороший, знающий рыболов был для нас желанным человеком. Мы искали такой «клад».

Обследовались озера Большое и Малое Миассово соединенные широким протоком. Оставив в палатке двух человек для обработки материалов, мы втроем: начальник экспедиции Подлесный, рыбовод Коля Haдеждинский и я — проводили очередной «разрез» озера. По прямой линии, через каждые пятьдесят гребков парных весел, производили промеры глубин, через сотню гребков устраивали «станцию». Лодка ставилась тогда на якорь, и с нее белым диском определялась прозрачность озера; батометром с разных глубин брались пробы воды для химического анализа; особой шелковой сеткой отлавливался планктон; дночерпателем вынимался определенный по площади квадратик грунта, который затем промывался через грохотки, чтобы получить качественное и количественное содержание организмов дна[9] с данного участка. Проводились и другие наблюдения.

Уже вечерело. Мы торопились закончить разрез и подойти к намеченному каменистому мысу, за которым начиналась Няшевская курья. А из-за леса вы ползала темная туча. Послышались далекие раскаты грома. Набежавший ветер начал сбивать лодку в сторону от линии разреза.

— Бросаем работу, товарищи! Гроза идет, потом закончим. Давайте просчитаем оставшиеся до мыса гребки — и в курью на ночлег. Там должен быть кордон лесничества, — сказал Подлесный.

Мы отсчитали оставшиеся гребки и завернули в тихую курью. А сзади, по озерному раздолью, уже бежали белые гребни волн. В соснах, росших на самой вершине мыса, загудел ветер.

— Нажимай, Коля! — крикнул я товарищу, усевшись напротив и при каждом гребке помогая ему проталкивать в воде длинные весла.

Долговязый и жилистый Надеждинский греб размашисто сильно, умело. Нос «швертбота» легко резал воду. Мы быстро приближались к кордону. Но едва лодка врезалась в песок у пристани, начался дождь. Мы засуетились: что станет с багажом! У берега стояло какое-то строение, а жилой дом кордона виднелся дальше у леса.

— Выносите вещи пока сюда. Здесь баня! — закричал Надеждинский, уже сбегавший к строению. Он подхватил плащ-палатку и постель. Мы забрали остальное и побежали за ним.

Сложив багаж в предбаннике, вернулись к лодке, чтобы прибрать снаряжение и закрыть все брезентом.

В старой бане было чисто, прибрано. Сделана она была «по-белому» и при нужде вполне могла заменить летнее жилое помещение.

— Вот нам и дача! Я занимаю поло́к[10]. Начальник всегда должен быть выше, — пошутил Подлесный.

— С удовольствием уступаю, — так же шутливо ответил Надеждинский, — на этом полке мне пришлось бы уподобиться складному метру.

Все рассмеялись. Подлесный достал свечу, зажег ее и сказал:

— Давайте, друзья, закусим! У нас в меню: хлеб, масло, вареная рыба. Как только стихнет дождь, сходим и представимся леснику. Без разрешения дачку-то заняли!

В это время дверь открылась и вошел человек в кожане. Он был пожилой, среднего роста, с шелковистой рыжей бородой. Между глубоко сидящих белесоватых глаз вытянулся длинный красный нос... Совсем как у крохаля — утки, питающейся рыбой.

— Кажись, квартиранты пожаловали! Откуда будете, кто такие? — спросил мужичок, подавая каждому из нас жесткую и мокрую руку.

— Вы что, хозяин, лесник? — спросил Подлесный.

— Он самый. Лесник Мухорин, — ответил дядька, присаживаясь на скамью. — А вы?

Подлесный объяснил, кто мы и зачем приехали. Затем добавил:

— Только что собирались к вам сходить и о ночлеге договориться, а вы сами пожаловали.

— Ночуйте. Здесь лучше. Дома-то у меня семья большая и... блохи спокою не дадут.

Разговорились. Оказалось, что сам Мухорин и его старшие ребята — замечательные рыболовы-удильщики. Могут раздобыть в озере любую рыбку. А нам это и надо!

— Еще в голодный год вся семья только рыбой жила... Да и родня из Верхних Карасей около меня кормилась. Страшно вспомнить. Съели этой рыбы столько, что у костра и сейчас еще кучи рыбьих костей лежат, как мослы у волчьего логова! Известно, русский человек завсегда другому кличку либо прозвище дает. Вот и меня в народе «крохалем» прозвали. Это утка такая, что одной рыбой питается! Знаете? Спроси сейчас в Верхних Карасях: где Мухорин живет? А тебе скажут: это который? Крохаль? На кордоне он проживает! Вот оно как. Но я не обижаюсь, — сказал лесник и добродушно рассмеялся.

Мы выслушали хозяина, взглянули на его белесоватые глаза с красным крохалиным носом и тоже дружно расхохотались. Уж очень метким было народное прозвище даже «по обличию».