– А вот здесь можно начинать беспокоиться. – Он указал на темную дыру во льду на дальней стороне озера, огражденную козлами для пилки дров.
– Там бьет источник, который питает все озеро. Температура в этом месте никогда не меняется – будь то зима или лето, всегда тридцать семь градусов. Если упадешь туда, то сразу пойдешь камнем на дно, как «Титаник». – Я вспомнил, как в ту ночь, когда мы уплывали с Майей с острова, на котором нас преследовал чей-то отвратительный смех, я почувствовал в томящей теплоте летнего воздуха это холодное течение.
Это был настоящий хоккейный каток – с воротами и всем остальным. Майя рассказывала мне, что ее брат был единственным человеком за всю историю Гарварда, который стал играть за университетскую команду еще на первом курсе. Старшие члены команды над ним издевались. Мне стало смешно: его сестра говорила, что он решил бросить хоккей, потому что эта игра казалась ему очень жестокой. Лед был покрыт тонким слоем снега. Мы подошли к маленькому трактору со снегоочистителем, который стоял под брезентовым навесом.
– Сначала мне нужно расчистить лед. А потом начнется наш урок.
Сейчас или никогда. Люди удивятся, что он стал расчищать лед, прежде чем застрелиться. Нет, все будет так, как задумал я. Я репетировал это все сто раз, и был готов к любому вопросу, который мог задать мне Гейтс, Осборн, Майя и даже моя мама после того, как произойдет эта ужасная трагедия.
Я собирался сказать, что он признался мне в том, что поджег дом. Теперь его терзает чувство вины – ведь по его вине погибла Пейдж, а мать стала инвалидом. Брюс не мог жить с таким грехом на совести. Осборна и Гейтса я отведу в сторонку, чтобы сообщить им, что он, видимо, слегка тронулся умом, потому что говорил мне ужасные вещи – якобы он спал со своей матерью. После этого они сразу замолкнут и перестанут задавать вопросы.
– Брюс, подойди ко мне, пожалуйста, мне нужно тебе кое-что сказать. – Он зашагал ко мне, сняв перчатки и согревая дыханием сложенные руки. Мне было нужно, чтобы он стоял близко – так, чтобы я мог в него выстрелить. Он должен был дотронуться до пистолета. На его и моих руках будет кровь и следы пороха. Потом я буду сокрушаться и винить себя за то, что не смог его остановить. Если мне не удастся убить его после первого выстрела, то я выстрелю еще раз, а потом объясню, что мы боролись, потому что я хотел вырвать у него револьвер. В общем, у меня все было продумано.
– Ну, в чем проблема? – Брюс зажал в зубах сигарету и стал рыться в кармане в поисках зажигалки. Мысленно я отмерил расстояние между нами. Он должен был стоять достаточно близко, чтобы схватить пистолет, но не настолько близко, чтобы вырвать его у меня. Это был мой последний шанс. Наступил решающий момент. Мой палец лежал на спусковом крючке. В кармане, кроме пистолета, ничего не было. Когда Брюс вытащил из кармана зажигалку «Зиппо», я нацелил его прямо ему в сердце. Огонь зажигалки озарил его лицо, и в эту секунду он заметил пистолет. Я опустил палец на курок. Он уронил зажигалку и стал вырывать у меня пистолет, обхватив руками мои запястья.
Пистолет не выстрелил. Я изумленно посмотрел на него. Курок ударил по пальцу Брюса. Он два раза с силой двинул мне прямо по животу, затем ударил по лицу, чуть не сломав нос, а потом выкрутил из рук револьвер.
Теперь он был в его руках. Казалось, он не столько испугался, сколько развеселился. Брюс посмотрел сначала на меня, потом на него, а потом запрокинул голову назад и захохотал. Его смех эхом пронесся по озеру, и тут я понял, что это его гогот преследовал нас на острове.
– Ты хотел меня убить.
Это его рассмешило. Он улыбнулся, задрал вверх голову и замолчал. Видимо, наслаждался новыми ощущениями.
– Круто. Знаешь, такого со мной еще не было. А с тобой такое уже случалось раньше?
– Я знаю, что ты сделал.
– Я хренову тучу вещей переделал, знаешь ли. – Он поднял зажигалку и подкурил сигарету. – Может, ты имеешь в виду, что у нас с мамой тесная духовная связь? Насколько я помню, это она меня совратила. Или ты о том, что я поджег дом, когда ты был внутри? Жарко было, правда? Или, мой милый Финн, ты вспоминаешь о том, как…
– Да пошел ты в жопу! – изо всех сил заорал я.
– Нет, моя жопа здесь не при чем. В отличие от твоей. – Он открыл барабан револьвера. – Поразительно. Он заряжен.
Я ринулся к нему, но не успел сжать пальцы на его шее, как он коленом двинул меня прямо в пах, причем с такой силой, что я взлетел в воздух. Потом, сгибаясь и зажав свою промежность рукой, я лежал у его ног, задыхаясь от боли. Когда она немного утихла, ее место занял страх. Брюс прижал дуло пистолета к моему виску, держа палец на курке.
– Одевай коньки. – Со мной все было кончено. А с ним – нет.
Ботинки были жесткими и сырыми, а у меня на ногах были тонкие носки. Дрожащими руками я стал натягивать коньки (они были изготовлены компанией «Бауэр» – как сейчас помню). Когда я зашнуровал их, Брюс предупредил:
– Надеюсь, они подходят тебе по размеру. Я не хочу, чтобы ты сломал себе ногу, ягненок.
Когда шнурки были завязаны, он приказал мне встать на ноги. Я уже говорил, что мне никогда не приходилось делать этого раньше. Ноги у меня подгибались, и я размахивал руками, словно ветряная мельница. Как только мне удалось выпрямиться, он толкнул меня в грудь. Потом достал из машины коньки, клюшки и шайбу. Когда он повернулся, я попытался схватить его за лодыжку. В ответ он двинул меня ботинком по виску. Потом стал зашнуровывать ботинки, насвистывая песню «выходные в Камбодже». Я заплакал.
- Разве ты не хочешь узнать, почему я это делал? – мягко спросил он. Казалось, он говорит серьезно.
– Ты сумасшедший! – крикнул я.
– А ты что, нормальный? Твоя мать – массажистка, а ты всем рассказываешь, что она врач, получивший образование в Париже. И все тебе верят. Не выдумывай, Финн. Это они сумасшедшие, а не мы с тобой.
– Я все рассказал Майе. – Но он не испугался.
– Неправда. Она позвонила мне из аэропорта, и рассказала, как ты убеждал ее в том, как мне было тяжело, когда я покрывал свою мать. С твоей стороны очень умно было сделать вид, что ты беспокоишься обо мне. Ты как бы готовил ее к тому, что я могу покончить с собой, нагнетал обстановку. Так ведь? Я все правильно понимаю?
Майя пообещала мне, что не будет звонить брату.
– Пошел ты.
– Ладно, хватит об этом. Слушай, мне хочется, чтоб ты знал, как мы до этого докатились. Не подумай, что я в восторге от того, что происходит. Ты мне всегда нравился. Да и сейчас нравишься. Но потом, когда выяснилось, что дедушка дал тебе пленку, чтобы ты проявил ее… Видишь ли, ни я, ни моя маменька и понятия не имели, что в доме установлена видеокамера. Теперь ты понимаешь, что я был просто вынужден что-то предпринять?
– Я ее не проявлял. Она находится за трубой с горячей водой в моем туалете. Можешь ее забрать.
– Забрать? А она что, принадлежит тебе? Ну что ж, спасибо. Теперь я знаю, где ее искать. – Он прижал дуло пистолета к моему лбу. – Ты сам виноват, Финн. Зачем ты стал подлизываться к деду? Зачем ты предложил ему проявить пленку? В старые добрые времена он бы никогда не стал якшаться с такими прощелыгами, как ты и твоя мамочка. Но теперь он постарел и стал сентиментальным. Он готов проглотить все, что ему скармливают. Поэтому мне так легко удалось обдурить его в ту ночь, я тебя поимел: я просто подложил таблетку со снотворным к остальным его лекарствам. Предложил ему молоко и печенье. Старый хрен так и понял, что той ночью меня в доме не было. Он мирно посапывал, пока мы с тобой…как бы это выразиться? В антропологии это, кажется, называется «первый контакт».
Брюс отдернул пистолет от моего лба и с задумчивым видом почесал им подбородок.
– Я вовсе не хотел, чтобы все обернулось именно так. Мне было ясно, что просто так вы с мамой не уедете, но я был уверен, что ты не сможешь сохранить свой секрет в тайне. Вот я и решил намекнуть тебе на то, что вам пора сваливать отсюда. Понимаешь, Финн, приходится признать – обычный ребенок, которого жестоко избили, а потом изнасиловали, не сможет не поделиться этим со своей матерью. Иначе у него случится нервный срыв. Так что сначала я даже подумал, что тебе понравилось то, что я с тобой сделал. Но потом, когда я увидел, как ты со своей мамусенькой из кожи вон лезешь, чтобы тебя приняли в престижную школу и разрешили снимать дом за доллар в год… Теперь ты возвращаешься домой, вооружившись пистолетом… Ненавижу избитые фразы, но некоторые из них очень точно описывают ситуацию: то, что тебя не убивает, делает тебя сильнее. – В голове у меня все еще звучали его слова: «избили, а потом изнасиловали».