Потом Майя сообщила мне, что ее отец чувствует себя прекрасно, и что доктора говорят, что он вернется домой через три, а может, и через две недели. А я спросил:

– Где же Брюс?

– Я здесь, сэр.

Майя говорила мне, что он перекрасил волосы в свой натуральный цвет. Но она забыла упомянуть о том, что его преображение включало в себя и смену гардероба. Вместо саронга на нем был надет полосатый костюм из легкой ткани и галстук-бабочка. Кроме того, он нацепил на нос очки в роговой оправе – видимо, раньше он носил контактные линзы. Он был похож на Кларка Кента – актера, сыгравшего Супермена.

Потом я понял, что это не просто новый имидж. Брюс решил новую жизнь.

– Пойду попрошу Томми Фаулера купить для меня вина. Тебе принести, Брюс? – предложила Майя.

– Нет, – резко ответил он. – И тебе тоже пить не следовало бы.

– А, да, я забыла. Финн, познакомься с новым Брюсом. Этот человек очень похож на моего брата, но он куда более занудный.

– Нет никакого нового Брюса. Просто теперь, когда папа вышел из комы, у нас у всех появился второй шанс. И я не собираюсь его упускать.

Майя отправилась на поиски Фаулера, а ее брат торжественно сообщил мне:

– После того, как папа пришел в себя, я решил, что мне необходимо определить свои приоритеты. – Вид у него был виноватый. Майя вернулась, держа в руках два бокала белого вина.

– Я рад видеть тебя, Финн. Говорят, вас с дедушкой теперь водой не разольешь?

– Будь осторожен, Брюс, дед рассказал ему о семейных тайнах, о которых даже мы с тобой не знаем. Представляешь, бабушка приказала установить камеру в лесном домике. Она хотела получить доказательства его связи с той австралийкой. Теперь эта пленка у Финна. Он собирается ее проявить. – Вообще-то, Майя обещала никому не говорить о том, что я ей рассказал. – Он даже мне не сказал, где ее спрятал.

Она лежала (вместе с марихуаной) у трубы с горячей водой в туалете в моей спальне. Я был рад, что не разболтал ей это. Правильно сделал.

– Тебе остается надеяться только на то, что она не работала, когда ты проводил время в этом домике вместе с Джилли. Представляешь, что было бы, если бы эти снимки увидел Двейн? – продолжала изводить своего брата Майя. Все по моей милости. Теперь я во второй раз пожалел о том, что выдал ей все свои секреты.

– Извини меня, Брюс, я не должен был говорить ей о Джилли. – Вдруг кто-то сильно треснул меня по спине, так что я уронил свой стакан с пивом. Это был Двейн.

– Привет. Как поживаешь, друг-рыбак?

Джилли поздоровалась со всеми. Они оба напились. Потом он опять направились к бару, и Двейн, повернувшись, крикнул:

– Я заеду за тобой как-нибудь на днях, и мы отлично развлечемся.

Брюс подождал, пока они не отошли достаточно далеко.

– Тебе не за что извиняться, Финн. Я только что понял, что мне не стоит гордиться тем, что происходило в спальне этого дома.

Когда Уолтер Пикл закончил табачную кадриль, Брюс попросил меня подержать его пиджак. Он взобрался на помост, закатал рукава рубашки и взял в руки микрофон.

– В нашей семье произошло два радостных события: во-первых, через несколько недель отец возвращается домой. – Все зааплодировали. Не только меня удивил новый образ Брюса. Но в основном собравшиеся отнеслись к его преображению благосклонно. – Он говорил мне, что с нетерпением ждет того момента, когда сможет поблагодарить всех вас и каждого из вас лично за ваши молитвы и любовь, которая спасла его от болезни. Раньше на его лице часто появлялась задорная ухмылка избалованного ребенка, и его было невозможно ненавидеть. Теперь она превратилась в честную, добрую широкую улыбку. Он будто извинялся, искренне улыбаясь. И всем казалось, что новый Брюс в строгом костюме – это предзнаменование перемен к лучшему. – Мы бы хотели отблагодарить судьбу за ниспосланное нам счастье, которое, надеюсь, не покинет Флейвалль и впредь. Я рад, что в следующем году на полях, которые располагаются вон там… – Он показал рукой на десять акров кормовой кукурузы, которая росла за магазином, – будет располагаться приют для детей из гетто. Ведь их так много в нашей стране. Этот приют нужен им, потому что у них нет того благополучия, которое мы принимаем как должное. – Судя по реакции толпы, можно было предположить, что здесь собираются построить самодельный ядерный реактор. Захлопали только те люди, которые жили далеко от Флейвалля.

Осборн только улыбался и кивал головой, будто все было прекрасно. Но я видел, что он вытащил из кармана сигару и засунул ее в рот незажженной – верный знак, что для него это тоже было что-то новенькое. Уолтер выплюнул табачную жвачку и высказал громко мысль, которая у всех вертелась в голове: «Он разрушит Флейвалль к чертовой матери. Да эти люди готовы у себя во дворе гадить. А теперь они будут гадить у нас».

Единственный, кто одобрил идею – это был Маркус. Они со Слимом подошли к нам, и Маркус заявил с довольным видом: «Что ж, теперь в Флейвалле действительно будет все». Но Гейтс так сурово глянул на него, так что тот сразу заткнулся.

– Как Брюс до этого додумался? – спросил я Майю.

– Это папа ему подсказал.

– Похоже на то, что вам опять придется раздавать свои рождественские подарки.

– Мне все равно. Лишь бы у меня был ты.

Когда я только приехал сюда, мне бы наверняка понравилась идея притащить сюда малолетних головорезов, вооруженных самодельными бомбами и банками с краской. Представляю, как бы они сидели в засаде у магазина. Тогда я бы сказал: «Все правильно. Пора этим толстосумам узнать, почем фунт лиха». Но теперь я сроднился с Флейваллем, и мне не хотелось видеть, как кто-то будет портить или менять этот мирок, который превратил меня в совершенно другого человека – человека, который не уделил бы и минуты парню, каким я был всего два месяца назад.

Майя сказала, что впервые люди стали уезжать с праздника, не дождавшись салюта. Наверное, это из-за того, что они его уже раньше видели, решил я. Но когда стали взрываться ракеты, и небо покрылось цветистыми всполохами, я увидел, как Брюс пытается объяснить фермерам и владельцам шикарных усадьб, в чем состоит смысл этого благодеяния. Они слушали его с угрюмыми лицами. Его улыбка и обаяние искренности сменились пылкостью, страстностью. Глаза блестели, а выражение лица стало безумным. Он не привык к тому, чтобы люди холодно реагировали, когда ему случалось разговаривать с ними о чем бы то ни было.

– Ты даже не спросил меня о том, что за сюрприз я тебе подготовила. – Майя наклонилась ко мне поближе и прикоснулась губами к моему уху. Руки у меня покрылись мурашками.

– Так что это?

– Я решила, что не хочу ждать. Мы должны сделать это сегодня вечером. – Кровь с такой скоростью прилила к нижней части моего тела, что у меня закружилась голова.

– Ты уверена? – Мне хотелось, чтобы она повторила то, что сказала.

– Абсолютно.

– А где?

– В постели.

– В чьей?

– В моей, дурачок.

– А что, если твоя мама…

– Мы оба прекрасно знаем, что сегодня она выпила такое количество коктейлей, что не услышит, даже если в моей кровати бомба взорвется. – Мы никогда не говорили о том, что ее мама скрывает свое пристрастие к алкоголю. Оказывается, Майя знала, что я в курсе.

– А Брюс?

– Я предупредила его, что ты придешь. Он переночует у дедушки, чтобы мы свободнее себя чувствовали. Я столько раз его покрывала… так что уж такую малость он может для меня сделать.

– Но… – Не то чтобы я хотел, чтобы мои опасения оправдались, просто мне было важно предусмотреть все, что могло бы нам помешать.

– Я запру собак в кухне, и открою дверь веранды. Ты войдешь в библиотеку. Прямо за письменным столом есть дверь – она выглядит так, будто это часть обивки. Внутри – лестница, которая ведет в комнату для гостей. Рядом – моя комната. У них общая дверь. Тебе даже в холл входить не придется.

Потом мы с Майей попрощались на глазах у мамы и Леффлера. Она спросила меня, не хотел бы я зайти завтра к ней, после того, как закончу работать с фотографиями, и пообедать с ее семьей. Я закосил под дурачка и спросил у мамы разрешения. Ей это очень понравилось. Доктор Дик подскочил от радости – ему представилась прекрасная возможность напроситься в гости. «Что ж, раз уж ты будешь дома одна, не позволишь ли мне присоединиться к тебе? Я мог бы приготовить своего знаменитого coq au vin.