– За что тебя арестовали? – Майя посмотрела на меня с возросшим уважением.

– За то, что покупал кокаин. – Я решил умолчать о том, что делал это для своей матери.

– Не фига себе! – прокомментировала Джилли.

– Я поражен, – сказал Брюс. Да, это было заметно.

– Мама считает, что проживание в Флейвалле должно на меня подействовать благотворно… ни у кого косячка не найдется? – Все засмеялись. Я сам был поражен тем, как здорово держался. А когда Джилли достала самокрутку, мы развеселились еще больше.

– Странно, что твоя мать позволяет тебе общаться с моей сестрой.

– Хватит, Брюс!

– Когда Майя училась в пансионе, ее арестовали за ее страсть к поджогам. Представляешь, она учинила пожар в здании, где спали девочки!

– Зачем ты это сделала? – Я вполне разделял интерес Джилли.

– Это случайно получилось! Моя грелка загорелась.

– Ты им не все рассказываешь, – перебил ее Брюс, передавая сигарету.

– Ну да, верно. Я положила ее под подушку и забыла выключить.

– И опять ты опускаешь кое-какие детали.

– Ну ладно. – Майя выпустила большое синее кольцо дыма и бесстрастно добавила:

– Я тогда обкурилась до усрачки. – Все расхохотались, решив, что это очень забавно.

– И что они с тобой сделали? – спросил я, затягиваясь.

– Выгнали из школы. Поэтому мне передали твое сообщение только вчера вечером – мама тягала меня по всей Новой Англии. Меня никуда не хотят принимать. Только те школы, в которых на окнах висячие замки висят. – Мы смеялись, пока животы не заболели.

Джилли выдула дым в рот Брюсу. Кажется, она называла это «паровозик». Он в ответ сделал то же самое. Затем она с гордостью сказала:

– А я однажды подожгла переднее сиденье в машине Двейна.

– Случайно? – с надеждой спросила Майя.

– Ну, я сделала вид, что это вышло случайно.

– Что же он такого сделал, что ты так взбесилась? – удивился я.

– Он меня заразил. У меня из-за него вши завелись. Знаете, где они жили? В ресницах!

Когда мы перестали смеяться, я выключил свет и начал показывать фильм. Был жаркий летний день. Мы сидели в темноте, передавали по кругу сигарету, пили пиво, и смотрели, как пируют яномамо.

Если бы не марихуана, я бы, наверное, ужасно нервничал из-за того, что они смотрят фильм вместе со мной. Когда Брюс увидел, как индейцы нюхают энеббе, он пошутил: «А где бы мне такую штучку достать?». Он произнес ту же фразу, когда на экране появилась десятилетняя невеста. Когда шаман стал угощать гостей копченым мясом обезьяны, чтобы они не засиживались за столом, Майя заметила, что он напоминает миссис Николс с ее фруктовым пирогом. Джилли с Брюсом решили, что это просто уморительно. Я тоже засмеялся, хотя понятия не имел, кто такая эта миссис Николс. Я был слишком одурманен, чтобы шутить, и поэтому просто начал подпевать яномамо, когда они затянули свои песни, и стал отбивать ритм, ударяя костылем по журнальному столику. Остальные меня поддержали. После закусок из мяса обезьяны соседи племени все еще не хотели уходить. Тогда индейцы здорово разозлились. Сначала они осыпали друг друга оскорблениями, потом принялись колотить своих обидчиков в грудь и дубасить палками, а закончилось все тем, что шаману выбили глаз. И все это время мы аплодировали им и свистели, словно перед нами были знаменитые участники рестлерских боев.

Не уверен, что папа рассчитывал именно на такую реакцию, но, в любом случае, все были в восторге. Представляете, им настолько понравилось, что мы посмотрели фильм два раза. Второй раз смотреть было даже интереснее, потому что мы просто прокрутили пленку задом наперед. Получилось здорово: выбитый глаз влетал на свое прежнее место, зеленые от энеббе сопли текли обратно в нос, а сами индейцы опять возвращались в нормальное состояние.

Брюс просто влюбился в этот фильм. Когда я, в конце концов, включил в комнате свет, он сидел, закусив сигарету в углу рта и ероша волосы.

– Вот это да, ребята! Эти яномамо понимают, что к чему.

– Да перестань ты, Брюс, ты уже совсем очумел от травки.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовалась Джилли.

– Понимаешь, по сравнению с ними мы – просто прирученные животные. Вот они – настоящие люди. Трахать и убивать. Если им что-то нравится, они это трахают. Если нет – убивают.

– Очень романтично, – заметила Майя, скривившись.

– У вас с Двейном много общего, Брюс. Вы должны быть вместе, – заметила Джилли.

– Мне он действительно нравится. Он такой… крепкий, неразбавленный. – Брюс помолчал немного, а потом опять сказал:

– Да. Трахать и убивать.

– Перестань повторять одно и то же. – Майе эта сцена явно наскучила.

– Девственницы бывают двух видов: некоторые обожают слово «трахаться», но вовсе не собираются этим заниматься, а другие ненавидят его, и очень хотят узнать, что это такое. Моя сестра относится ко второй категории.

– Брюс! – Майя ужасно смутилась. А мне информация показалась весьма ценной.

– Финн прекрасно знает, что я прав.

– Насчет девственниц? Или ты насчет «трахать и убивать»? – Все, что я знал, это то, что если бы кто-нибудь узнал, что я девственник, я бы покончил жизнь самоубийством.

– Это взаимосвязано. – Брюс и правда обкурился.

– Я скажу тебе первому, если убью кого-нибудь. – Майе понравился мой ответ. Джилли посмотрела на часы.

– Черт! Эта трава мне совсем мозги затрахала. И твоя мама меня убьет. – Мама должна была появиться дома через полчаса, а сейчас здесь было даже больше грязи, чем до того, как она пришла сюда убирать. Брюс ничего не сказал – он сидел, уставившись в пустоту. Он был первым человеком из тех, кого я знал, которому удалось на собственном примере доказать, что быть добрым – это круто.

Пока Брюс пылесосил, а Джилли драила кухню, мы с Майей убирались в ванных комнатах и делали это так успешно, что у меня встал. Мы обменялись последним поцелуем, стоя рядом с унитазом, они с Брюсом ускакали домой, а он все еще стоял.

Двейн появился на дороге как раз в тот момент, когда они исчезли из виду. Джилли обняла меня на прощание. Тогда он показал мне средний палец и проорал:

– Ты у меня дождешься, пидарок!

Но я только улыбнулся и помахал ему рукой.

Когда мама пришла домой, я занимался тем, что любовался на приглашение, которое принесла Майя. Ей исполнялось шестнадцать, а ее дедушке – семьдесят четыре года. На толстой бумаге с золотым ободком по краю было написано каллиграфическим почерком:

Мы рады пригласить Вас на торжественный обед по случаю…

И только тут я заметил, кому именно было адресовано это письмо:

Мистеру Финну Эрлу и доктору Элизабет Эрл Я знал, что она просто взбесится, когда увидит, что миф о французском враче обретает популярность. Кроме того, я вовсе не был уверен, что хочу, чтобы она тоже приходила.

– Как прошел день? – устало спросила мама, из чего я сделал вывод, что сегодня на собрании алкоголиков ей пришлось делиться слишком многим.

– Да, все хорошо.

– Я рада, что настроение у тебя улучшилось.

– К нам приезжали Майя и Брюс Лэнгли.

– Что они хотели?

– Просто в гости заехали.

– Чудесно, что хотя бы одному из нас удалось добиться популярности.

– Они пригласили меня на день рождения Майи и ее дедушки. Вечеринка состоится в Охотничьем клубе. Там танцы будут. – Мама пошла в кухню, и я похромал за ней на своих костылях.

– Шутишь! – Мама была изумлена.

– Ты, наверное, хотела сказать: «И зачем только ты им понадобился»?

– Нет, что ты. Я просто удивилась. Но я очень за тебя рада! – Мама обняла меня. Она была рада, конечно, но я чувствовал, что ей неприятно, что ее обошли с приглашением.

– Ты тоже приглашена, – я показал ей конверт. Она так обрадовалась, будто выиграла в лотерею. И даже не стала возмущаться из-за того, что ее именовали «доктором».

– Ой, тут написано, что мы должны явиться в вечерних нарядах.

– Ну и что?

– Это значит, что нам нужно купить тебе смокинг.