Она знала, что возбуждает любопытство его друзей, хотя они вежливо скрывали свой интерес. Несколько словоохотливых даже выразили свои чувства и сказали Уэйду, что она «мила» и «застенчива». Слушая и наблюдая, улыбаясь и почти ничего не говоря, она все больше чувствовала себя не в своей тарелке. Она не считала себя ни милой, ни застенчивой, и ей жаль было, что Уэйд так доволен этими ярлыками.

Пайнвилль, с тревогой думала она, был далек от этого мира блестящих балов, но он был более реален. Правда, здесь сегодня то и дело мелькали мундиры, но это было единственным напоминанием о войне. Что знали эти хорошенькие, богато одетые женщины о грязи, крови и смерти? Война еще по-настоящему не коснулась их, как коснулась женщин в пограничных городах и на Юге. Веселый бал, которого Лора ждала с таким нетерпением, вдруг показался мишурой, а танцующие — бумажными куклами.

Она тянулась за миражом, обманывала сама себя. Теперь она знала, что искала всего лишь забвения, так же как Уэйд искал какого-нибудь облегчения, возможности бежать в беззаботный, счастливый мир. Но такого бегства для нее не существовало.

На другой стороне комнаты Морган Ченнинг подала руку своему красивому светловолосому кавалеру и в первый раз за вечер присоединилась к танцующим. Лора следила за ними глазами. Из всех женщин в этой комнате только Морган была из плоти и крови. В ней ощущалась сила, напряженная целеустремленность, по сравнению с которой другие женщины казались безжизненными марионетками. Что же это за цель? Лоре хотелось бы знать.

Эстер Уайли, сидевшая поблизости со своим симпатичным Гербертом, шептала, закрываясь прозрачным веером:

— Платье Морган, конечно, из Парижа. В стиле императрицы Евгении. Кто этот красавец, с которым она танцует?

Мужчина ответил:

— Это Мюррей Норвуд. Так называемый мирный демократ, как и наш прекрасный Сеймор, чье вступление в должность губернатора Нью-Йорка в первый день Нового года поставит всех нас на путь предательства. Душок медноголовых как-то нравится мне не больше, чем вонь отделенцев.

На мгновение мишура упала, открыв серый лик войны под блесками. Но миг спустя, после мимолетной тишины, мишурный покров был быстро натянут на место шутливыми словами и смехом, и все тут же забылось бы, если бы, к удивлению Лоры, Уэйд не возразил говорившему:

— Насколько я понимаю, на Сейморе нет пятна предательства. Он против войны — поэтому был избран. Но он не против Соединенных Штатов.

Мужчина грубо бросил «Тьфу!» и был готов продолжить спор, если бы его спутница несколько лихорадочно не потянула его танцевать.

— Совсем не джентльмен, — сказал кто-то легким тоном вслед закружившейся паре, но Лора заметила, что взгляд Уэйда задумчиво устремился на мужчину с Морган Ченнинг.

Время от времени какой-нибудь джентльмен кланялся Лоре и приглашал ее танцевать, но она каждый раз с улыбкой отрицательно качала головой, чему Уэйд был рад. Один-два раза ей вспомнился Адам Хьюм. Странно, что его не видно на балу у сестры. Вероятно, ему просто неинтересна бессмыслица бала. Лора подозревала, что никто не мог заставить его делать то, чего ему не хотелось.

Во время следующего перерыва в танцах к ней подошел Эдгар Лорд, широкоплечий и красивый, в новой голубой форме с сияющими медными пуговицами. Он улыбнулся и поклонился ей:

— Вы не танцуете, миссис Тайлер. Сегодня мы не разрешаем прелестным дамам сидеть и наблюдать. Вы окажете мне честь?

Она снова отрицательно покачала головой:

— Благодарю вас, но так как Уэйд еще не может танцевать…

— Я не знал, что Уэйд такой строгий надсмотрщик, — сказал Эдгар, поворачиваясь к Уэйду с дружеской улыбкой. — Вы уступите даму, сэр?

— Вышестоящему офицеру — да, — со смехом ответил Уэйд. — Конечно, ты должна потанцевать с Эдгаром, Лора.

Она неохотно поднялась. Теперь, когда она рассмотрела всю эту мишуру, ей не хотелось снова попасться в ловушку погони за несбыточным. И все же и музыка, зазвучавшая снова, была головокружительна, и ее мятежному телу не терпелось броситься в вихрь польки. Эдгар танцевал превосходно и вел очень хорошо. Он сам направлял ход их легкого разговора и не ожидал от нее слишком многого. Они стремительно кружились среди танцующих пар и один раз оказались совсем близко от миссис Ченнинг и красивого Мюррея Норвуда. Морган увидела ее и улыбнулась, бросив быстрый многозначительный взгляд на зеленое платье Лоры.

На какое-то время Лора забыла о своем платье. Откровенный взгляд Морган привел ее в смущение. Здесь был человек, который не может не помнить это платье, — сестра Вирджинии. Куда бы она ни повернулась, она не могла избавиться от Вирджинии. Даже сейчас, возможно, за ее спиной шепчутся, потому что у новой жены Уэйда Тайлера нет своего вечернего платья, и она должна носить платья Вирджинии.

— Я вас совсем закружил, — взглянув на нее, озабоченно сказал Эдгар.

Она попыталась улыбнуться:

— Я так давно не танцевала.

Не прекращая танца, он направил их движение к двери, и они очутились в холле.

— Подождите, я принесу вам стакан воды. Вы очень бледны.

Она не чувствовала слабости, но позволила ему сходить за водой. Просто в доме вдруг стало жарко, и огни закачались и поплыли у нее перед глазами. Она медленными глотками пила прохладную воду и думала, как бы ей улизнуть.

Он был понятлив, этот добросердечный муж Серины.

— Вам совсем не обязательно сразу возвращаться в гостиную, — проговорил он. — Я никому не скажу, если вам ненадолго хочется убежать с бала. Уэйд в хороших руках.

— Спасибо, — благодарно сказала она, и когда он унес стакан, повернула в сторону лестницы. Но она не стала подниматься наверх. В верхней спальне могли быть дамы, поправляющие свои локоны и занятые дамской болтовней. Она не хотела встречаться с их любопытными глазами, ей надо было недолго побыть одной.

В дальнем конце холла была пара французских дверей, возможно, открывавшихся на веранду. Поблизости на вешалке висела шерстяная дамская шаль. Лора действовала быстро. Она схватила шаль и накинула ее на плечи. Потом прошла к дверям и, открыв их, вошла в тишину и стужу застекленной веранды. Тихонько потянув дверь, она закрыла ее за собой и осталась одна.

XII

От мороза на веранде голова у нее прояснилась и перестала кружиться. Она наполнила воздухом легкие, освобождая их от теплого воздуха, душного, пропитанного запахом духов и разгоряченных тел.

Как глупо было потерять самообладание из-за взгляда наблюдательных глаз Морган Ченнинг.

— Я не хочу быть Вирджинией, — сказала она тихо в темноту веранды и прошла к дальним окнам, плотнее закутывая в шаль обнаженные руки и шею. На веранду пробивался свет из окна гостиной. В этом кусочке света она видела танцующие пары.

Она отвернулась, ища взглядом крутой, усыпанный снегом склон холма. Отсюда виднелись огни гавани с черными промежутками воды между ними. Из океана по направлению к гавани шел домой на Рождество корабль, переливаясь огнями.

За спиной Лоры открылась дверь веранды, заставив ее вздрогнуть. Она оглянулась и увидела мужчину, шедшего к ней в темноте.

— Итак, вы убежали? — сказал Адам Хьюм.

Она не показала огорчения из-за того, что ее убежище обнаружено.

— Как вы узнали? — ответила она вопросом.

— Я воровал в столовой закуски с подноса. Я вас видел. Вот — попробуйте икры.

Он протянул ей кружок хлеба, не извиняясь, что он без перчаток Она никогда не пробовала икры и откусила кусочек.

— Смотрите, — сказала она. — Там, на воде. В гавань входит корабль.

Он протянул руку и снял крючок, толчком распахнув окно. Ледяной порыв ветра проник через шаль, и Лора отшатнулась, но Адам и не подумал закрыть окно.

— Слушайте — иногда их можно услышать. Не шевелитесь.

Сначала она ничего не слышала, кроме ледяного постукивания голых зимних ветвей внизу на холме, где снег сдуло ветром. Потом издалека с воды донеслось пение, то усиливавшееся, то затихавшее с порывами ветра. На шедшем домой корабле пели не рождественский гимн, а другую песню — «Дом, милый дом».