К шелесту листвы и храпу из раскрытого окна прибавился новый звук. Узнав хруст щебня под мужскими сапогами, Летти ощутила волну облегчения, бодрящую, словно крепкий чай. Не уехали! По двору прохаживается лорд Пинчингдейл, кто же еще.

Глава семьи Олсуорси, приверженец старых идей и традиций, никогда не обувал туфли, если обстоятельства позволяли лишь накинуть тапки, и в жизни не натягивал сапоги, когда мог обойтись туфлями. Слуги, изнуренные за день, начавшийся до зари, давно спали.

Летти повернула голову, готовая высказать горе-жениху все, что она думает о тайных побегах и тех ненормальных, кто в подобные истории ввязывается. Однако слова застряли в горле, когда вместо джентльмена, облаченного в дорожный костюм, перед ней возник здоровяк-горбун. Невольно прижавшись к карете и быстро оглядевшись в поисках чего-нибудь увесистого, она в ужасе уставилась на чудище. У него словно не было лица. Неестественно светлые глаза поблескивали из черной пустоты. Ни рта, ни ушей, ни носа…

Порог кареты больно врезался в спину Летти.

Вцепившись в дверцу, она приготовилась запрыгнуть в экипаж, чтобы выскочить с другой стороны. К счастью, сгущать краски было не в ее характере, и посему ей на ум не пришли привидения и прочая нечисть, коей изобиловали модные романы. Чудища водились на болотах или в заброшенных монастырях, никак не в сердце Лондона! Летти вообще в привидения не верила, разве только в тех, что, невзирая на суету столичной жизни, являлись в Тауэр.

Нет, никакой это не призрак, а человек, просто очень крупный и с жутким горбом, а лицо он обвязал черным шарфом и надвинул на глаза шляпу. В голову против воли полезли разные страхи — грабители, бандиты с большой дороги и головорезы.

— Что вам угодно? — собравшись с духом, спросила Летти.

Человек в негодовании вскинул руки:

— Мне угодно?! — Его голос, хоть и звучал из-за плотной ткани, явственно напоминал о Джоне Ноксе и Роберте Бернсе. — Она еще спрашивает, что мне угодно!

Летти озадаченно молчала, не понимая, почему ее вопрос показался незнакомцу столь неразумным.

— Забирайтесь внутрь, — скомандовал он. — Мне велено доставить вас на постоялый двор.

— Кем велено? — с Подозрением спросила Летти, хотя уже все поняла.

Кучер отпустил в адрес женщин с их весьма недалеким умом грубоватую шутку.

— Кем велено? Понятное дело кем: лордом Пинчингдейлом. Живее забирайтесь. Он вас заждался, не будем же мешкать.

Летти и рта не успела раскрыть, дабы объяснить, что она не та, за кого ее принимают, как горбун крепко обхватил ее за талию и поднял с земли.

— Живее, вам говорят.

— Пустите! — прошипела Летти, извиваясь в сильных ручищах. — Вы перепутали!

— Ничего я не перепутал, — проскрежетал монстр, стискивая жертву, словно скользкую рыбешку, что так и норовит сорваться с крючка. — Может, перестанете дергаться? — продолжал он с досадой в голосе. — Я всего-то помогаю вам залезть в карету!

Руки у Летти были крепко прижаты к бокам, и она пустила в ход обутую в туфлю ножку — жаль лишь, ту, которой только что ударилась о булыжник, — и со всей силы лягнула неприятеля в голень, ойкнув от боли.

Впрочем, овчинка выделки стоила: горбун приглушенно взвыл. Однако рук не разжал.

— Пусти, кому говорю! — Летти продолжала отчаянно сопротивляться.

— Женщины! — с глубоким презрением проворчал кучер.

Горбун без лишней суеты грубо запихнул пленницу в экипаж. Летти шлепнулась на пол и больно ударилась. Захлопнув за ней дверцу, горбатый обратился к кучеру. В его тоне так и сквозило: «Ну, что я говорил?»

— Приказано доставить ее на постоялый двор. Туда и поезжай.

Он не прибавил «понял?», и все-таки приказ прозвучал столь жестко, что в пущей строгости не было надобности.

Летти поднялась на коленки и, путаясь ногами в юбках, поползла к двери. Треснула рвущаяся ткань, но Летти даже не обратила внимания. Лишь бы выбраться из проклятой кареты, прежде чем лошади тронутся с места! И тогда…

Тогда надо будет столько всего переделать, что не знаешь, с чего начать. Запереть Мэри в гардеробе. Заявить в лицо лорду Пинчингдейлу, что он низок и безнравственен. И наконец, выспаться. Хоть теперь ее почему-то больше не клонило в сон. В душе клокотала злоба.

Опершись локтем на сиденье, она схватилась за дверную ручку. Как раз в это мгновение раздался удар хлыста, резкий, как орудийный выстрел. Четыре лошади дружно тронули с места. Летти отбросило к сиденью, она в отчаянии махнула рукой. Даже крикнуть нельзя: на шум сбегутся соседи, и не успеешь глазом моргнуть, как пойдут толки. Карету качнуло на повороте, и Летти, отлетев в другую сторону, врезалась плечом во что-то твердое.

Потирая ушиб, она бросила мрачный взгляд в сторону кучера. Что ж, выхода нет: остается смириться с судьбой и ехать на чужое тайное свидание.

Ну кто ее просил подниматься с кровати?

Глава 2

Джеффри, второй виконт Пинчингдейл, восьмой барон Снайп и взволнованный жених, стоял в передней фамильного лондонского особняка и нетерпеливо похлопывал перчатками по бедру, что совсем на него не походило.

— До завтра, стало быть, дело не терпит? — спросил он, стараясь выбирать слова попроще.

Нарочный из Военного ведомства посмотрел на него, потом на сложенный лист бумаги в своих руках и пожал плечами:

— Откуда мне знать? Я в письмо не заглядывал.

— Тогда поступим вот как… — Джефф бросил быстрый взгляд на часы, что висели меж двумя мраморными колоннами с красными прожилками.

До полуночи десять минут. Если выехать теперь же, можно поспеть к дому, где живут Олсуорси, как раз вовремя.

— Коль скоро вы вручите мне бумагу, можете считать, что свое задание выполнили. Я прочту ее, как только смогу, и дам ответ утром. Рано утром.

— Не пойдет, — возразил нарочный. — До раннего утра дело, может, и терпит, но мне велели привезти ответ немедля. Стало быть, ночью. Ваша светлость, — с опозданием прибавил он.

— Что ж, — мрачно вымолвил Джефф, заметив, как минутная стрелка придвинулась на деление ближе к двенадцати. — Ночью так ночыо.

Что могло понадобиться Военному ведомству именно сейчас? Почему нарочный не явился вчера, когда Джефф спокойно сидел в кабинете и просматривал последние донесения? Или позапрошлой ночью, когда его с блеском обставил в дартс приятель с итонских времен, Майлз Доррингтон, который, понятное дело, не преминул покичиться своей победой? А Майлз, уж если представлялся случай, хвалил себя без всяких стеснений.

Да пусть бы явился в любую другую ночь, только не сегодня!

Джефф вздохнул. «Довольно сетовать на судьбу и терять бесценное время, — сказал он себе. — В конце концов, разве этот гонец или Военное ведомство повинны в том, что жадный до власти корсиканец задумал покорить целый мир? Впрочем, не все ли равно, из-за кого мне не дают покоя. Так или иначе, Бонапарта тайное венчание не волнует, и менять ради подобных глупостей планы по завоеванию Европы он не станет.

Мое тайное венчание…»

Которое, похоже, придется отложить.

В копилку кровных обид, за которые Джеффу не терпелось расквитаться с Наполеоном, — хорошо бы лично, с помощью карманного пистолета, — добавилась еще одна.

Вздохнув, лорд протянул руку.

— Работай на совесть и не заметишь, как превратишься в труса, — пробормотал он.

— Что, ваша светлость? — Нарочный взглянул на него озадаченно.

— Давайте письмо, я напишу ответ. — Джефф жестом подозвал томившегося в ожидании лакея и, понизив голос, велел: — Ступай к Мактавишу, скажи, пусть едет, он знает куда. Оттуда к «Оксфорд-Армз», я подсяду там. Да пускай принесет извинения леди и объяснит: де, милорд к вам присоединится, как только позволит служебный долг.

Мэри поймет. Даже если рассердится, он постарается искупить свою вину. Она как-то обмолвилась, что дому Пинчингдейлов не мешало бы изменить облик. Свой кабинет Джефф предпочел бы оставить в нынешнем виде, однако, если Мэри пожелает обить стены розовым шелком в фиолетовый цветочек, он слова против не скажет. Гм… ну, может, не в цветочек… Позволять женщине вертеть собой как захочет тоже не дело.