Взгляд Владимира вдруг смягчился. Сквозь щетину не без труда проглянула робкая улыбка, и Виктор приободрился.

— Здоров, братуха, — хлопнул его хозяин по плечу, а потом и вовсе крепко обнял. — Какими судьбами в наших палестинах?

— Палестина? Да боже упаси, что мне там делать? Да и неспокойно там…

Владимир рассмеялся:

— Какими судьбами, говорю? Написал бы — я бы встречу организовал, как положено. Что ж ты…

— Так я ж не знал, тут ли ты живешь, или переехал. Да и адрес потерялся — зрительная память выручила. Ты ж не пишешь, как у тебя, что у тебя. Куда ж писать?

— А ты ждал? Писем, — уточнил Владимир, и в его взгляде снова появилась жесткость.

Виктор опять почувствовал себя виноватым. Но почему, если во всем виноват Вовка? Ведь это именно он предал брата, он должен был вернуться вместе с ним, они же всегда должны быть заодно. А теперь, выходит, вся вина на Викторе?

— Не ждал, — откровенно ответил он. — Но и обратно отправлять не стал бы.

— Как некоторые, — ехидно добавил брат и сам себя обрезал: — Все, хватит. Кто старое помянет… Я смотрю, вы тут уже познакомились.

Он приветливо взглянул на Наталью Станиславовну. Та с готовностью заулыбалась:

— Пойду-ка я обед накрою, Володенька. У меня уже все готово, а вы поговорите пока.

Забрав со стола тарелку с надкусанным бутербродом и порожнюю чашку, незаметно покинула комнату.

Владимир подтолкнул брата в сторону дивана, и сам уселся не без удовольствия.

— Я смотрю, ты тут нехило устроился. Тещу выдрессировал…

Брови собеседника удивленно вспорхнули вверх и он рассмеялся:

— Тещу? Бог с тобой, какая теща? Я не женат.

Виктор кивнул с пониманием:

— А-аа, значит, соседка. А остальные где?

— Кто?

— Ну как кто? Соседи? Одну вижу, остальных нет. Раньше-то тут оживленнее было. И вообще…

Виктор не мог найти подходящего слова. Обвел взглядом комнату, выразительно двинул бровями, а затем еще рукой повел в воздухе: дескать, все здесь, вокруг, сильно изменилось.

Владимир засмеялся:

— А, вот ты о чем. Так нет больше соседей. Я один теперь. Наталья Станиславовна вот приходит помогать, без нее бы я с таким хозяйством не управился. Оказалось, что я ужасно не приспособленный.

— Ни фига себе, — Виктор присвистнул. — А куда ж ты соседей дел?

— Кого прирезал, кого отравил. А Семеныча — помнишь того зануду, который по телефону поговорить спокойно не давал? — утопил.

Гость недоверчиво улыбнулся:

— Да ладно.

— Да точно, — в тон ему ответил Владимир. Во взгляде блуждала веселая лукавинка. — Утопил за все его каверзы. В Яузе. Отправил сторожить дачку нового русского, а там подстерег на берегу, и мордой в реку макнул. Он так сопротивлялся, сердешный!

Виктор все еще глупо улыбался, но глаза сделались грустными. Когда такое было, чтобы брат брата не понял? Вот сейчас ведь Вовка откровенно прикалывается, а Витька никак не может юмора в его словах уловить.

— А… остальные? — неуверенно пробормотал он.

— А что остальные? Клара — ты ее не знаешь, она сюда позже заехала — на нож нарвалась. Паскудная тетка, вредный характер. Без конца газ под кастрюлями у всех выключала. Ждешь, бывало, ждешь, когда чайник вскипит, приходишь на кухню, а там… Короче, получила тетка по заслугам. А Макаровне яду в борщ подсыпал — представляешь, она оказалась богатой наследницей, ей дальний родственник из Швейцарии двадцать три лимона евриков оставил. Ну как было не воспользоваться моментом? За что ей такое счастье? Не заслужила она его, в отличие от яду.

Брат смотрел на него, и во взгляде его светилась такая растерянность, что Владимир не выдержал и расхохотался:

— Я их в романах убил! А в реальности — выселил. Прикипел к этому месту — я, оказывается, по натуре ужасный консерватор. Жить в коммуналке надоело, а выезжать отсюда не хотел. Оставалось только повыгонять всех соседей. Правда, пришлось им квартиры покупать, зато я тут теперь один, никто не мешает.

— К-какие романы?

— Криминальные. Я, Вить, детективы пишу. Владимир Альметьев, слышал про такого?

Собеседник неуверенно кивнул. Владимир улыбнулся:

— Так это я.

— Как же… Ты ж во ВГИКе… Сценариста…

— Ну да. Учился на сценариста, а стал писателем. Так бывает. Писателями вообще кто только не становится. И медики, и инженеры, и домохозяйки… Последние — чаще всего, — Владимир задорно рассмеялся и продолжил уже серьезнее: — А сценарии тоже пописываю, только, в основном, по своим же романам. Сначала роман, а потом уж сценарий. Вообще-то мне книги писать интереснее, но основной доход все-таки сериалы приносят.

— Так ты?.. — пролопотал Виктор и замолчал, не договорив.

— Ну да, Альметьев — это я. Понимаешь, Владимир Конкин уже есть.

Брат понимающе закивал:

— Дурак ты, Шарапов!

— Вот-вот, именно он, Шарапов. Не мог я публиковаться под своей фамилией — читатели были бы уверены, что это артист вдруг перевоплотился в писаку. Пришлось брать псевдоним.

— А почему Альметьев?

Владимир пожал плечом:

— Ничего лучшего не придумалось. А почему бы, собственно, и нет? Альметьевых Россия еще не знала. Да не в этом дело, это всего лишь псевдоним. Ты про себя-то расскажи. Как ты, что ты, где ты? Я ж про тебя совсем ничего не знаю. Рассказывай. Женат? Где работаешь? Живешь все там же, или дом продал? Как там вообще, как жизнь в провинции? Кто кем стал? Мне же все интересно, я ничего ни о ком не знаю. У меня ж после маминой смерти все связи оборвались. Она хоть что-то рассказывала в письмах, а теперь…

При воспоминании о покойной родительнице оба притихли. Словно почувствовав напряженность момента, в комнату заглянула Наталья Станиславовна:

— Мальчики! Обед готов, к столу!

Есть Виктору совершенно не хотелось — перебил аппетит бутербродами. Однако неожиданную помощь домработницы — или кто она там, помощница? — принял с благодарностью. Да и Владимир не стал капризничать.

На столе исходил паром ароматный грибной суп, и Виктор уже не чувствовал себя таким уж сытым, чтобы не найти место тарелочке-другой. Едва зачерпнул ложкой, как тут же вспомнилась мама — она частенько варила суп из сушеных грибов. Говорила, свежие для этого не годятся, у них, дескать, духу нет. Вот и этот был из сушеных. И, как когда-то в мамином, в этом тоже томилась лопнувшая от сытости фасоль. Как будто не было всех этих лет, и мама снова жива, и они с братом маленькие и дружные. Нужно было всего лишь закрыть глаза и окунуться в детство…

Разговаривать не хотелось. Виктор только мурлыкал чуть слышно, с невиданным удовольствием поглощая суп. Брат наблюдал за ним с грустной улыбкой — недаром он так долго объяснял Наталье Станиславовне, как готовится настоящий грибной суп. Из сушеных белых, а вовсе не из свежих шампиньонов. И непременно с добавлением фасоли — без нее навар не тот, а вкус уж и подавно. Видать, не пропали его труды даром, действительно суп очень похож на мамин — вон как Витька уплетает за обе щеки. А может, его просто дома не кормили? Или он, как и Владимир, тоже не женат?

Подав жаркое в керамических мисочках, Наталья Станиславовна тихонько покинула просторную кухню-столовую. Хозяин посчитал возможным приступить к разговору.

— Ну что, брат, как живешь? Про меня практически все знаешь, а про себя молчишь. Какими судьбами в Москве? С какой радости вдруг вспомнил про меня, покойного?

Виктор стушевался. Не подозревал, что Вовка обо всем знает. Видимо, мать в письме оговорилась. Глупо, конечно. Кабы повернуть время вспять, многих ошибок удалось бы избежать, и не только с братом. А учитывая, кем он стал… В общем, в глупость квадрате. Даже нет, в кубе.

— Да в командировку приехал, дай, думаю, брата разыщу, — солгал он.

— В командировку, говоришь? — недоверчиво переспросил хозяин. — Ну-ну. Ты, Витька, ври, да не завирайся. Слышал, как нас, писателей, называют? Инженеры человеческих душ. Я ж тебя насквозь вижу. Какая командировка? Сидишь нахохлившийся, беспокойный. Признавайся: из дому, небось, сбежал? А теперь сам испугался собственной смелости? Что, жена попалась коварная?