— Ну как ты не понимаешь, глупый, — радостно хихикнула Света. — Энтомолог — это специалист по изучению всяких там букашек, в частности, бабочек. А моль — она тоже к бабочкам относится. Не махаон, правда, и не мотылек, но все-таки бабочка…

Кирилл тоже расплылся в улыбке:

— Сколько раз тебе говорить? Ты не моль, ты мышь белая. Кудрявая…

Света улыбнулась:

— Знаешь, Кирюшенька, мне даже не обидно, когда ты меня мышью обзываешь. Может, и стоило бы, а я не могу обидеться. У тебя это так ласково получается. И вместо того, чтобы обидеться, мне только хочется еще больше к тебе приласкаться. Почему так, Кирюша?

Кирилл улыбнулся:

— А на что ж тут обижаться, если ты и есть мышь? И белая, и кудрявая. Мышь и есть. Ты такая, Светка, смешная! И говоришь ты смешно. Но так как-то… Вот скажешь "Кирюша", а у меня мурашки по телу бегают. Почему так, а?

Света вздохнула:

— Дура потому что. Потому что бестолочь слабохарактерная. Маме некогда было меня к логопеду водить, она меня только на первое занятие отвела, а потом это была моя святая обязанность. Я было начала ходить, а тут Тамарка твоя: "Зачем тебе этот логопед? Только время теряешь. Нормально ты говоришь, не слушай никого. Лучше давай гулять. Это ж в тыщу раз интереснее!" Вот и догулялись. Ей-то что, у нее с дикцией никогда проблем не было, а я вот теперь картавлю.

— Ну вот, и тут без Тамарки не обошлось!

— Нет, Кирюшенька, что ты? — испугалась Света. — Я ж ее не обвиняю, что ты, что ты? Я ж говорю — сама дура бесхарактерная. Ладно — сама не соображала, так ведь надо было маму слушать, а не сопливую подружку! А потом, когда мама узнала о том, что я у логопеда всего на нескольких занятиях и была, уже было поздно. Ушел мой поезд. Дефекты речи ведь только до определенного возраста исправить можно. Вообще-то может и можно в более зрелом возрасте, но почему-то логопед сказала, что уже всё. Так что, Кирюша, не быть мне диктором телевидения!

— Ну и не надо нам дикторов, без дикторов обойдемся. И, между прочим, мне очень даже нравится, как ты произносишь мое имя.

— Правда? — обрадовалась Света.

— Правда. — Кирилл прижал ее к себе покрепче, замер на мгновение, вздохнул обреченно:

— Знаешь, как-то не по-человечески все получается. Как в кино. Она ждет ребенка, а он от него отказывается. А заодно и от нее. Но я действительно не могу уйти от Тамары…

— Что ты, Кирюшенька, — успокоила его Светлана. — Я же сама этого хотела, сама! Ты же здесь абсолютно ни при чем! Вернее, при чем, конечно, еще как при чем. Я только хотела сказать, что я рада этому ребеночку, я ведь сама его очень хотела. И только благодарить тебя за него буду до последнего вздоха. И пожалуйста, миленький, давай больше не будем об этом говорить, ладно?

Кирилл промолчал. И Света замолчала. Так хорошо, так уютно было на его широкой мускулистой груди, гладенькой, без единой волосинки. Света наслаждалась ароматом мужского тела, пыталась запомнить его навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Кто знает, как часто Кирилл сможет к ней приходить? Приятно ли ему будет видеть ее с огромным животом? Сейчас он еще не слишком большой, но ведь он растет не по дням, а по часам. Не за горами тот день, когда она вполне официально уйдет в декретный отпуск.

Отпуск… Декрет… Деньги… Откуда, с каких денег фирма "НЭВ-Техно" будет выплачивать ей декретные? Если на счету уже сейчас денег ровным счетом ни на что не хватает, даже на зарплату? Господи, какие же эти Потребеньки да Нетёпины бестолочи! Разве так можно распоряжаться прибылью? Вот ее Кирюша — он наверняка не такой, он ведь обязательно думает, прежде чем что-то сделать.

И сам собою у Светланы вырвался бесхитростный вопрос:

— Кирюшенька, а как ты распоряжаешься прибылью?

— Кирюшенька, а как ты распоряжаешься прибылью?

Вот и ответ на его незаданный вопрос. Все они одинаковые, все одним мирром мазанные. А он-то, Кирилл, уже было засомневался в этом. Почему-то вдруг показалось, что Мышь не такая. Почудилось, будто бы ей нужен он сам, только он сам, Кирилл Андрианов, а не то, сколько денег стоит за этой фамилией. Ох, дурак… Наивный, как школьник! Увидел две очаровательные ямочки на бледных щеках, эти честные глазки, говорок мягкий, чуть грассирующий, и все, поплыл. Думал, нашел ту единственную и неповторимую. Пусть поздно, когда уже невозможно было переиграть, отказаться от Тамары, но все-таки нашел. А оказалось… Оказалось именно то, что он и думал изначально. Всем нужно одно и то же, всех интересуют только деньги, только финансовые возможности мужчины. Нет исключений из этого правила, нету!

Нет, неправда. Не бывает правил без исключений. Мама. Его мама, Ирина Станиславовна. Она не такая. Она — исключение. Уж ее-то точно не интересовали отцовские деньги, когда она выходила за него замуж!

Но справедливости ради нужно сказать, что это исключение — единственное. Второй такой женщины, как мама, на свете нет, и искать ее бессмысленно. А значит нужно успокоиться, взять себя в руки и с головой вернуться в лоно семьи. К Тамаре. К ее будущему малышу. Она, хоть ничем и не лучше Светланы, по крайней мере является его законной женой и имеет право рожать от него детей. Его детей, Кирилловичей, а не каких-нибудь Альбертовичей!

Всё, всё, баста! Хватит! Хватит походов на сторону, хватит загулов "налево", хватит поздних возвращений домой. Больше нечего искать. Абсолютно нечего. Найдены все возможные ответы на единственный интересующий его вопрос: существует ли где-нибудь в мире женщина, способная любить Кирилла просто так, безвозмездно, не подсчитывая скрупулезно в уме его прибыли? И ответы эти все, как один, отрицательные: нет, нет, и еще раз нет. И хватит. И точка.

А Светлана едва не умирала от горя. Ребеночек уже вовсю толкался ножками, набирался силенок, готовился к самостоятельной своей жизни. Но даже это Свету не слишком радовало. Как-то постепенно исчезло ощущение новизны, и пусть такая желанная, но беременность стала обыденностью и даже тяжкой обузой. Все тяжелее с каждым днем было носить живот, вталкиваться с ним в часы пик в переполненный транспорт. Но не это было самое страшное. Самым страшным был моральный упадок. Как ни было тяжело ей в первый раз потерять Кирилла, но тогда все-таки было легче. Потому что она точно знала, что виной его уходу стало скорое появление на свет их малыша.

А вот почему он ушел теперь? Когда выяснил, что Свете от него ровным счетом ничегошеньки не нужно, кроме его самого. Пусть не навсегда — она ведь ни разу не обмолвилась о том, как хорошо было бы, если бы он развелся с Тамарой и женился на Свете. Ей это и в голову не приходило! Как же так, разве так можно? У него есть жена, у него есть Тамара. Да и вообще… Разве можно ее, бледную моль, поставить рядом с шикарной Тамарой на одну ступеньку? Да нет же, и в мыслях не было!

Правда, в самой глубине души все еще жила вера в чудеса. Светлана старалась гнать от себя сладкие мечты, чтобы не так больно было привыкать к реальности, но они то и дело так и норовили замутить сознание прекрасными картинками ближайшего будущего: вот Светлана выписывается из роддома, и их с сыночком встречают мама, теперь уже бабушка, и Кирилл. С шикарным букетом белых роз и огромной коробкой шоколадных конфет. Вот он отдает ей цветы, коробку конфет — медсестричке, и аккуратно, словно драгоценнейший сосуд, принимает из ее рук большой белый сверток, обвязанный голубой ленточкой…

Почему он ушел? Что она такого сказала, чтобы он мог обидеться? Наверное, ей не стоило в такую минуту заводить разговор о проблемах на работе. У Кирилла, возможно, своих проблем хватает, с кем бы поделиться, а тут еще она со своими Потребеньками да Нетёпиными… С другой стороны, с кем же, как ни с Кириллом, Свете обсуждать такие вопросы? Кто, кроме него, в ее окружении разбирается в таких вопросах? Ведь все остальные если что и знают о налоге на добавленную стоимость, так только то, что его в обязательном порядке включают в стоимость любого товара. А что оно такое и с чем его едят, не говоря уже о налоговом законодательстве, ни сном, ни духом не ведают.