Нет, и сливочное масло, и помидоры остались в прошлом. Раньше Кирилл обожал помидоры, мог есть их где угодно, как угодно и с чем угодно, в совершенно невообразимом количестве. Раньше… Ровно до тех пор, пока из-за них не случилось непоправимое. Если от помидоров можно было отказаться навсегда, то со сливочным маслом дела обстояли много хуже. По возможности Кирилл от него отказывался, заменяя или растительным, или майонезом. Но иногда сливочное масло заменить было невозможно, как, например, в картошке-пюре или варениках и пельменях. И тогда Кирилл ел без аппетита, едва ли не затыкая нос, дабы не чувствовать этого удушающе-отвратительного запаха.
Господи, какие дурные мысли лезут в голову! Кирилл подивился самому себе. И о чем он только думает? На носу развод, а он не может отделаться от мыслей о сливочном масле и помидорах. Когда он поймет, что все в прошлом?! Вернее, нет: когда он снова поймет, что все в прошлом?! Когда, наконец, поймет, что Светлана Кукуровская, подруга его жены, их свидетельница, попросту не может быть той девочкой-одуванчиком?! Что она всего лишь похожа на нее, да и то только странными своими белыми кудряшками. Ведь ни острых коленок у нее нет, ни острых локотков. Она далеко не худышка, Светлана Кукуровская! Напротив, пышечка. Нет, не толстая, даже не полная, а именно пышечка, аппетитная, как сдобная булочка из пшеничной муки. И в придачу присыпанная сверху сахарной пудрой. А девочка-одуванчик совсем не походила на булочку, она была похожа только на одуванчик, на вызревший, белый-белый одуванчик на тоненьком зеленом стебельке.
Да, Света Кукуровская совершенно не была похожа на одуванчик. А вот на девочку-одуванчик была очень даже сильно похожа. Невзирая даже на разницу в возрасте и комплекции. Как такое могло быть?
Нет, она не была красива. Нет, неправильно. Они не были красивы. Ни девочка-одуванчик, ни Светлана. Ни та, ни другая не могли похвастать особой миловидностью. Очень невыразительные лица, очень белокожие, какие-то прозрачные. Правда, у Светланы брови и ресницы были куда заметнее, чем у девочки-одуванчика, может, она их просто подкрашивала? Но все равно она была какая-то несуразно-бледная, похожая на белую мышку. Вот только мыши не могут похвастать такими пышными кудрями, как Света. Мышь белая, кудрявая…
Кирилл ехал за автобусом, на котором, в свою очередь, ехала Светлана. Он уже давным-давно сбился со счета, в который уже раз провожает ее знакомым маршрутом. И не особо задумывался, зачем, собственно, он ее преследует, зачем сопровождает ее издалека, исподтишка? Просто ехал, просто вспоминал, просто сравнивал. Знал, что не она, что не девочку-одуванчика провожает. Просто вбил себе в голову, что должен быть рядом. Потому что однажды его рядом не оказалось…
В этот вечер Светлана почему-то вышла на две остановки раньше, чем следовало бы, если бы она ехала домой. Кирилл насторожился. А что ему делать? Ехать за ней? Или остаться около остановки и дожидаться? А если она пойдет пешком, да еще и не по главной дороге, а решит сократить путь где-нибудь между домами? Не там ли притаилась опасность? Не это ли тот самый случай, когда он непременно должен быть рядом?! И Кирилл принял решение ехать за ней на некотором расстоянии, благо Света шла по тротуару вдоль дороги.
Светлана вошла в какой-то дом. Идти за ней Кирилл не осмелился и остался ждать в машине. Если она идет не домой, а он уже точно знал, что она непременно каждый вечер возвращается домой, то он мог надеяться, что надолго она в гостях не задержится.
Однако ждать пришлось довольно долго, никак не меньше часа. Выйдя из парадного, Света пошла обратно к остановке. Кирилл дождался, когда она отойдет на приличное расстояние, и только после этого тронулся следом.
Сам себя спрашивал: и как долго это может продолжаться? Он что же, записался в ее тайные телохранители? Будет сопровождать ее до конца жизни вот так, бойцом невидимого фронта? Или когда-нибудь все же осмелится выйти из убежища, предстать перед нею во весь рост? А если и осмелится, что он может сказать ей, как объяснить свое поведение? Да и может ли он объяснить его хотя бы самому себе?!
Светлана подошла к автобусной остановке. Кирилл выехал на основную дорогу, проехал мимо на малой скорости, потом, словно бы неожиданно заметив ее, остановился и посигналил. Люди на остановке оглянулись. То ли каждый думал, что это могут сигналить ему, то ли простое человеческое любопытство заело. Оглянулась и Светлана. Да только издалека не узнала. Или всего лишь сделала вид, что не узнала?
Кирилл сдал немного назад, перегнулся к противоположной дверце, приспустил стекло и позвал:
— Света!
Только тогда Светлана нерешительно приблизилась к машине:
— Ой, здравствуйте, — а в голосе все еще слышалась неуверенность.
— А я смотрю — ты, не ты. Садись, я подвезу.
Кирилла несколько покоробило ее "Здравствуйте". Конечно, они едва были знакомы, но ведь все-таки знакомы, не чужие ведь люди. И к чему эти "вы", когда можно запросто на "ты"?
— Нет, что вы, мне тут совсем рядышком, не беспокойтесь, — излишне яростно засопротивлялась Света.
Кирилл улыбнулся:
— Вот и хорошо — не придется делать большой крюк. Да садись же скорее, а то сейчас меня какая-нибудь маршрутка подомнет.
— Да уж, подомнешь такую махину, — усмехнулась Света, но в машину таки села.
Кирилл тронул автомобиль с места. Про себя отметил словно бы невзначай: "Махину!" Некоторые его джип и за машину-то не считали: еще бы, для них Тойота — не больше, чем самокат. Для Светланы же его Тойота была верхом шика. Плохо это? Или хорошо? И вообще — какая разница? Она ведь ему даже ни капельки не нравится. Мышь белая, кудрявая.
— Каким ветром в этих краях? — спросил ровно, совершенно нейтрально, дабы не выдать интереса. Сам же буквально извелся за тот час, что ожидал ее под чужим домом — куда пошла, к кому, зачем?
Светлана засмеялась легонько, как колокольчик от дуновения ветра:
— Живу я тут!
— А! — многозначительно ответил Кирилл.
— Мне буквально два квартала проехать, совсем рядышком, — оправдывалась почему-то Света. — Я бы и пешком дошла, да просто лень ноги мучить.
— Да ладно, — снисходительно ответил Кирилл. — Чего ты извиняешься — не я ж везу, машина.
Светлана улыбнулась и не ответила. Кирилл тоже не нашелся, что сказать. Ничего, ровным счетом ничего от нее не исходило, ни малейшего флюида. Кроме потрясающего, просто сногсшибательно вкусного запаха. У Кирилла слюнки потекли. Не сдержался, сделал даме весьма сомнительный комплимент:
— От тебя просто офигительно пахнет котлетами!
Света покраснела. На ее белой коже это было очень хорошо заметно. Смутилась, втянула голову в плечи:
— Ой, какой ужас! Это ведь ужасно, да, когда от женщины вместо французских духов пахнет котлетами, да? Я их даже не ела. Честно-честно! Просто подруга жарила, а я стояла рядом, вот, видимо, и пропиталась запахом. Я к подруге заходила, надо было обсудить пару вопросов. А у нее семья, мужа кормить надо, сына. Вот мы и общались прямо на кухне, так сказать, приятное с полезным. Ой, вы меня извините, я вам всю машину котлетами провоняю…
Света извинялась так искренне, так смущенно оправдывалась, что Кириллу стало смешно. И как-то легко на душе, спокойно, уютно. Как будто бы это ему жена жарила котлеты. Ему и их детям.
— Ой, да ладно, Света, брось ты! Просто я голодный, а тут так вкусно котлетами пахнет. И вообще, чего ты все выкаешь? Не чужие вроде люди…
Тут они как раз подъехали к повороту, ведущему к ее дому. Кирилл как-то сразу не сообразил, что нужно бы сделать вид, что он не в курсе, и чуть было не оплошал. Уже включил поворотник, намереваясь свернуть с главной дороги, да Света вовремя сориентировалась, подсказала:
— Вот за этим перекрестком остановите, пожалуйста. То есть останови…
И опять покраснела.
А Кириллу почему-то уже не хотелось высаживать ее так далеко от дома. Почему-то приятно оказалось ее смущение, почему-то так хотелось улыбаться во весь рот.