Женя опять промолчала.

— Чем раньше, тем лучше, — продолжил Городинский, не ожидая ее ответа. — Обойдется меньшей кровью. Наверное. Жень, позвони ему. Ну пожалуйста, позвони, а? Что тебе стоит? Ты — наше спасение. Конечно, тебе неприятно, но что поделаешь? У нас ведь нет выхода, понимаешь? Нет выхода, Женька! Мы обязаны сделать это!

— Мы? — укоризненно спросила Женя.

Чуть стушевавшись, Городинский ответил:

— Да, Женька, мы. Именно мы. Ты думаешь, это только твоя обязанность, только твоя жертва? Я, между прочим, жертвую гораздо больше, чем ты. С тебя-то как раз не убудет — ну что страшного, если один-единственный разок вместо меня с тобой побудет другой мужик? Ты просто закрой глаза и представь, что это я. Это же так просто. Я, между прочим, именно к этому приему и прибегаю каждый раз, когда приходится обслуживать Алинины телеса. Ты же знаешь, я ее терпеть не могу, а что поделаешь? Надо, работа у меня такая: супружеские обязанности исполнять. Я просто закрываю глаза и представляю, что это ты. И уверяю тебя, мне приходится это делать гораздо чаще, и ничего, живой. А я прошу тебя пожертвовать собой всего разочек. Ну, может пару раз. Но не каждый же день, Женька! Ему самому это скоро надоест. Ему лишь бы отомстить мне, понимаешь? Его не ты интересуешь, он просто хочет сделать мне большую гадость. Его жена бросила, вот он теперь и бесится. Она бы и без меня его бросила, но он все равно считает меня своим самым главным врагом. Потому и вцепился, гад, мертвой хваткой. Теперь точно не отстанет, пока дань не получит. Женька, ну что тебе стоит, а?

Ответом ему была тишина. И кажется, Городинский уже начал привыкать, что ему не отвечают:

— Жень, ну Жень, а? Не молчи, пожалуйста, только не молчи, а?

— Я не могу, Дима! — взорвалась Женька. — Я сделала все, что от меня зависело, и теперь никогда в жизни не прощу этого ни тебе, ни себе! Потому что это грязно и подло, Дима! И не надо меня умолять — от меня уже ничего не зависит. Он отказался, Дима! Отказался! И я больше ничем не могу тебе помочь! И не хочу!

— Не говори так, Женька! — испуганно заявил Дима. — Никогда так не говори! Я никогда не поверю, что любящая женщина не желает помочь любимому.

— Так то, Дима, любящая! — с неприкрытым сарказмом заявила Женя.

И сама словно бы испугалась своих слов. А разве она не любящая? Или все таки любит? А разве можно разлюбить вот так, в одночасье, когда любимый попал в беду? Господи, как же все сложно! Как же разобраться в том, что чувствуешь на самом деле?

— Женька, не надо! — взмолился Дмитрий. — Пожалуйста, не надо! Конечно, ты злишься, и, наверное, у тебя есть для этого все основания. Только не надо из меня делать чудовище. Уж ты-то знаешь, кто на самом деле чудовище! Ты ведь не можешь утверждать, что я сам все это придумал?! Ведь я же при тебе разговаривал с этим козлом! Ты же слышала, что инициатива исходила именно от него. Ведь слышала, так?

— Да, — вынужденно признала Женя.

Городинский обрадовался, словно бы это снимало с него всякую ответственность:

— Ну вот! А что я мог поделать?! Ты же видела, я пытался отказаться. Я пытался ему объяснить, что это была просто шутка, розыгрыш. Но он же тупой, он ничего не понимает! Адская смесь, Женька, гремучая: тупой, озлобленный урод, уверенный в том, что виной всех его несчастий являюсь я. Так я-то в чем виноват?!

— Ни в чем, — все так же вынужденно произнесла Женька.

— Ну вот, видишь! — воскликнул окрыленный надеждой Городинский. — Ты же сама все понимаешь! Никто ни в чем не виноват, просто так случилось. И нам теперь от этого никуда не деться. Как бы нам ни хотелось от этого убежать, а не получится. И чем дольше мы будем с этим тянуть, тем больнее будет, поверь мне. Лучше сразу разрубить этот узел.

После короткой паузы Женя едко спросила:

— Тогда, может, сразу и ушел бы от Алины? Разруби узел, Дима. Чем дальше ты будешь с этим тянуть, тем больнее будет. Сам сказал, не я придумала.

Городинский разочарованно протянул:

— Ты так ничего и не поняла… Это другое, Женька, это же совсем другое. Я не могу уйти от Алины. Она без меня погибнет. По крайней мере, я не могу сделать это так вот сразу, на ровном месте. Я должен ее подготовить к этому, понимаешь? Чтобы она смогла пережить развод. Я ведь не хочу, чтобы ее смерть легла на мою душу. Ты только разберись с Зиминым, а я сделаю остальное. Я тебе клянусь, Женька — через год-другой я обязательно с ней разведусь! Вот подготовлю почву, приучу ее к мысли, что меня в ее жизни быть не должно, и тут же разведусь. И тогда уже никто не сможет нам с тобой помешать!

— Уверен? — скептически усмехнулась Женя. — А память? Думаешь, наши воспоминания нам не помешают? Ты думаешь, после всего этого у нас есть будущее?

— Конечно! — убежденно воскликнул Городинский. — Конечно, Женька, а как же иначе?! Ведь я так люблю тебя! Ты даже не представляешь, как я тебя люблю, Женька! Я так хочу быть с тобой! А Алину я начну приучать сразу после того, как Зимин оставит нас в покое. Ты переступишь через себя. Знаю, знаю, это будет нелегко, но ради меня, Женька, ради нас с тобой! Ты переступишь через себя, а потом я снова смогу бывать у тебя. Даже чаще, чем раньше, Женька! А Алине буду каждый день давать понять, что она не так дорога мне, как бы ей того хотелось. И когда она, наконец, привыкнет к этой мысли, тогда я немедленно с ней разведусь, обещаю тебе, Женька! Ну как, убедил? Ты же у меня умница, правда? Женечка, родная моя, любимая, позвони Зимину, а?

— Нет! — резко ответила Женя.

— Ну Жень! — умолял Городинский. — Ну пожалуйста! Ну ради меня! Ради нас с тобой. Ты ведь меня любишь, правда?

— Нет, — не так уверенно повторила Женя.

Городинский возмутился:

— Ну ведь врешь же, Женька! Я понимаю, как тебе не хочется звонить Зимину, но врать-то не надо. Ладно, не хочешь — не говори. Я и сам знаю, что ты меня любишь. Разве меня можно не любить, Женька?! Я же не Кастрюлькин какой-нибудь, я же Городинский!

Женя не стала отвечать. А что тут ответишь? Да, Дима — действительно Городинский, а не какой-нибудь Федя Кастрюлькин. Но что это меняло, если ради него ей предстояло вновь пасть лицом в грязь?!

— А хочешь, я сам ему позвоню? — предложил Дмитрий. — Я понимаю, тебе не совсем удобно. Давай я позвоню, а ты уже сделаешь все остальное, ладно? И тогда мы снова будем вместе. Ну ведь признайся — ты же хочешь, чтобы мы были вместе, правда? Ты же соскучилась по мне, да? Я приду, и целый вечер буду только твой. Представляешь? Целый вечер на арене, только здесь и только для вас — Дмитрий Городинский в вашем личном пользовании! И ты будешь ласкать мое звездное тело, сколько пожелаешь! Практически без ограничений, Женька!

Женя неуверенно положила трубку на рычаг. Внутри все перевернулось: да, высокую награду предложил ей Дима за грехопадение, ничего не скажешь! Не он ее будет ласкать, а всего лишь любезно предоставит для ласк свое звездное тело! Эх, Димочка!..

Домой ехать не хотелось. Дома ее снова ждут телефонные звонки, а Женя с некоторых пор их сильно невзлюбила. Подумать только: раньше она так ждала, так мечтала, чтобы Димочка ей позвонил, чтобы звонил почаще, каждый день. Теперь же… Господи, как же быстро все может измениться!

Вместо дома после работы поехала к Сычевой. То есть нет, к какой же Сычевой? Сычева нынче пребывала в недавнем прошлом, теперь Лариска называлась уже Гондуровой, по фамилии Вадима, любимого мужа. После довольно скромной свадьбы Лариска перебралась к супругу в съемную квартиру. Дальше от метро, а потому гораздо менее удобно стало к ней добираться. Женя и раньше не слишком часто баловала ее визитами, после свадьбы же стала бывать у подруги еще реже. Впрочем, замуж-то Лариска вышла только-только, чуть больше месяца назад, так что ровным счетом никаких графиков посещения пока еще у подруг не выработалось. Просто из-за обилия событий за последнее время Жене казалось, что с момента свадьбы прошло уже как минимум несколько месяцев.