В поле зрения возник чей-то размытый силуэт, свечение заметно ослабело. Денис: чтобы он да без комментария — такого не бывает!..
— Снимаю порчу по фотографии и судимость по фотороботу!
Яна закашлялась от смеха, жаркий поток энергии под ладонями заколебался и почти исчез. Ангел-хранитель Галька без лишних нежностей подтолкнула эту звезду юмора в спину:
— Иди гуляй!
— Броди лесом, — поддержала со своего стула Юлька.
Даже плотно зажмурив глаза, Янка ясно перед собой видела: вот Денис нарочно неторопливой походкой вразвалочку бредет к выходу, а на смуглой восточной физиономии блуждает довольная улыбка. И роятся в мозгу новые остроты, как злые кусачие пчелы, рвутся на волю… Когда они с Яной один на один, то никаких проблем — друзья-не друзья, но верные товарищи с первого или второго класса. Но как только на горизонте начинает маячить публика, так обязательно нужно корчить из себя клоуна!.. Нет, все-таки зря она в начале года рассказала этому остряку-самоучке про свои сны и видения из прошлых жизней, теперь от собственной же болтливости и страдает… А вдруг он еще и с Каплей поделился, по доброте душевной? "О ноу, держите меня десять человек!" — охнула про себя Янка.
Энергия незаметно иссякла и остановилась, под руками в мгновение ока затихло. Неужели всё?.. Всякий знающий народ на семинарах сравнивает Рейки с живым существом: говорят, она, Рейки, может прийти самовольно, без приглашения, мягко покалывая иголочками в кончиках пальцев. А потом в одну секунду развернуться и уйти внутрь, как ни бывало. (Например, когда гладишь Гаврюху, Рейки может появиться неожиданно сама собой. Котяра тогда лежит с раскинутыми лапами, не шелохнувшись, и балдеет…) Янка немного обождала, терпеливо держа руки на Юлиной голове, но поток не возобновлялся. Пришлось ладони убрать:
— Кажется, тебе хватит. Ну как голова?
Юлька медленно, точно не веря самой себе, открыла глаза и к чему-то прислушалась, нахмурив от напряжения лоб под прямой темной челкой. И громогласно на весь класс завопила:
— Она мне головную боль сняла!
Собравшиеся рядом девчонки возбужденно запищали и закудахтали своим знаменитым птичим базаром, Галька страдальчески сморщилась и заткнула уши пальцами (хоть верещала при том громче всех). Казалось, можно бы и расходиться, давным-давно пора — большая перемена через пять минут закончится, а они до сих пор не переоделись. (Вася за такое по головке не погладит.) Но что-то Янку не отпускало: осталась какая-то недосказанность, что ли… Что-то важное она сейчас упустила, проморгала за свой непрерывной внутренней болтовней. Только вот что?..
— Ты что-то видела? — осторожно спросила у Юли, досадуя на себя за эту вечную нерешительность.
Юлькино живое и подвижное лицо внезапно посерьезнело: она глянула на Яну снизу вверх из-за своей парты и как-то неуверенно, слишком для ее характера тихо произнесла:
— Было очень темно и пусто… Потом появилась ты и что-то сказала. И сразу стало светло… Не могу вспомнить, что ты сказала… Что-то очень важное.
Уж чего-чего, а такого заявления Яна никак не ожидала, на полминуты даже дар речи отняло. Получается, не зря Юлька так долго канючила "положить на неё руки", для чего-то это было нужно!.. Маша в высшей степени пренебрежительно вскинула едва очерченные светло-рыжие брови и рассерженно фыркнула:
— Мистика какая-то! — и по второму кругу развернулась по направлению к выходу. Девочки послушно потянулись за ней гуськом, на ходу то и дело оглядываясь, только они с Юлей остались сидеть в пустой аудитории.
— Что это было? — уже своим обычным голосом потребовала разъяснений Юлька.
— Не знаю… Моя душа что-то сказала твоей.
— Но я ничего не помню!
— Ты не помнишь. А душа всё запомнила…
Погода стояла удивительно для конца сентября хорошая, аж никак не осенняя, так что их снова погнали на улицу, на лицейский стадион. Всё же лучше, чем в спортзале торчать, — особенно как мальчишки поднимут там пыль столбом, хоть противогаз надевай! К величайшему Галькиному разочарованию, физрука Васи на месте не оказалось. (Яна наполовину в шутку запереживала: может, заболел от нервного перенапряжения?)
"Ашки" прождали положенные неписаным студенческим законом пятнадцать минут и с радостными воплями намылились по домам, но не тут-то было!.. На полпути к раздевалкам весь класс в полном составе перехватила секретарша и во всеуслышание объявила: физрука сегодня не будет, это во-первых. Во-вторых, пару из-за этого никто не отменял, пускай и не надеются. Ну и в третьих: они могут потихоньку заниматься своими делами, единственное условие — в спортивной форме (у кого таковая имеется) и не покидая стадиона.
"Очковтирательство чистой воды! Наверно, ждут какую-то горкомиссию или проверку из министерства, замыливают начальству глаза. А еще считается самый продвинутый в городе лицей!.." — возмутилась про себя Янка.
Девчонки, в отличие от нее, возбухали вслух. (Благоразумно обождав, однако, пока секретарша Леночка процокает на своих каблуках подальше. Она ведь правая рука директора, слишком дискутировать в ее присутствии не стоит…) Пацаны сориентировались в два счета: раздобыли у завхоза мяч и организовали экспромтом футбольный турнир, а девчата всё никак не могли успокоиться от секретаршиной вопиющей несправедливости. Одна Юлька сидела на пеньке рядом с брусьями, кольцами и прочим спортивным снаряжением непривычно тихая и сосредоточенная, вроде как на приеме у зуборвача. Маша заинтересовалась этим редким явлением первая и подергала ее за капюшон темно-синего спортивного свитера:
— Юлька-а! Ты чего? Голова болит?
Та в ответ покачала головой и неопределенно взмахнула рукой (что, скорей всего, означало: "Да отстань ты от меня!.."). Тут уж подключилась Галя — всё равно заняться больше нечем, — голосом участливой медсестры в платной поликлинике спросила:
— Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо… — в раздумье протянула Юля, но как-то неуверенно.
— Ты такая тихая… Скажи что-нибудь!
— Говорить не хочется.
— Это ненормально, — заключила Галька, и все рассмеялись. Но напряжение не рассеялось, невидимым глазу темным облаком зависло в воздухе.
Развязка подоспела через считанные секунды: Машка развернулась к стоявшей немного на отшибе Яне и достаточно агрессивно выпалила:
— Что ты с ней сделала? Она сама на себя не похожа!
Прозвучало вроде бы и в шутку, но вместе с тем пугающе серьезно. У Янки отчего-то закружилась голова, перед глазами на секунду потемнело и она ясно ощутила, будто ее подхватывает сильным порывом ветра и куда-то несет… И опять перед ней стоит-возвышается Маша, с такими же неумолимыми серо-зелеными глазами в обрамлении рыжеватых ресниц и золотыми веснушками на чуть впалых щеках. Вот только платье непривычного вида, старинное: с пуританским глухим воротом, узкой юбкой в складку, что волочится по земле. Как у американских переселенцев, квакеров, кажется… И обидной пощечиной почти те же горячечные слова: "Что ты с ним сделала?!"
"Так вот оно что! Я когда-то не помогла тому, кого она любила, он умер… А Машка во всем обвинила меня, и до сих пор не может простить… Там еще был какой-то индеец, мой старый друг, учил меня разбираться в травах…" Как будто бы абсурдная мысль, но именно так Янке и казалось с первого дня знакомства: они с Машей благосклонно друг другу улыбаются, даже возвращаются вместе домой после лицея (если никого другого рядом нет и положение обязывает). А внутри между ними раскинулось огромное пустое пространство и веет арктическим холодом… Яна зябко поежилась (или, может, это порывистый осенний ветер налетел?..).
Маша давно успела от нее отвернуться и беззаботно болтала с девчонками, словно и не было минуту назад такого накала страстей. Юлька же, напротив, смотрела на Яну вопросительно и невыносимо жалобно, как брошенный хозяином глазастый щенок. "Тьфу ты, опять эти собачьи сравнения!" — попрекнула себя Янка.
— Что мне теперь делать? — настойчиво повторила Юля, закрываясь ладонью от ветра и низко надвинув на лоб остроконечный капюшон.