— Откуда мне было знать, что в тех банках на самом деле была вода с сиропом! — оправдывалась женщина.

— Да-да, ты только вчера родилась! И где же твоя благодарность? Муж из-за тебя страдает, а ты ему за два года только два письма написала, даже новогодней открытки не прислала, дня рождения не вспомнила, не говоря уже о том, чтобы посылочку организовать.

— У меня же денег не было, — оправдывалась женщина. — Все забрали, когда тебя посадили!

— «У меня денег не было»! — передразнил мужчина. — На дереве они растут, что ли, деньги-то? Деньги надо делать, детка! Надо уметь жить! Вот и поступила бы туда, где деньги крутятся! А ты? Заделалась школьной уборщицей! Скажи мне, голубушка, тут-то чем можно разжиться? Мелом, что ли? Ха-ха-ха! Нажремся мела, голоса станут тоненькими, и пойдем канючить под дверью: «Впустите, детишки, ваша мама пришла, каждому что-то принесла!» Что ты дурака валяешь, нанялась хотя бы в поварихи, на продуктах можно было бы разжиться немного…

— Ешь уж! — всхлипнула женщина.

— Ты несешь такую чушь, что у меня аппетит пропадает!

— Неужели ты не можешь начать новую жизнь…

Стул скрипнул.

— Новую! Ха-ха-ха! Как раз я и хочу начать новую жизнь, да вот так, с чем ее начнешь? Отнесем эти зазубренные ножи-вилки в комиссионный магазин, что ли? Или ты со своей зарплаты уборщицы скопила тысчонку-другую?

Я сжимал рукой пасть Леди, чтобы она не залаяла на громкий злой голос. Леди терпеть не может ругани и крика не выносит. Сама она понимает все и тогда, когда с нею говорят тихо, поэтому до нее не доходит, почему некоторые так повышают голос.

— Глянь-ка, Март, что я нашел! — крикнул вдруг кто-то у меня за спиной.

Я и вздрогнуть не успел, как чья-то рука впилась в мое плечо так сильно, будто железными когтями.

— Мальчик, что ты тут делаешь? Кто тебя сюда послал?

Злые черные глазки целились в меня с узкого высокоскулого лица. Леди залаяла.

11

Сразу же открылась дверь кухни, и передо мною оказался человек, голос которого мне был уже знаком. У него было большое лицо, длинная верхняя губа, широкий рот и мешки под глазами. Он чем-то напоминал сенбернара, но в глазах с красными веками не было той снисходительной доброты, с которой большая породистая собака смотрит на людей. Из рукавов вылинявшей голубой рубашки росли две толстые руки, густо покрытые светлыми волосками, и на правой руке синела татуировка: пробитое стрелой сердце и надпись: LOVE ME!

Верзила смотрел на меня (когтистая рука другого мужчины сжимала мне плечо все больнее), смотрел на сеттера, прыгающего и лающего вокруг моего захватчика, и вдруг рассмеялся.

— Мха-ха-ха-а! Реэт, поди сюда! К тебе гости — маленький кавалер с собакой! Здравствуй, маленький Иллимар![5] — Он протянул мне свою руку с «LOVE ME!».

Конечно, было бы честнее и правильнее всего не заметить руки, но попробуй изображать героя, когда другой взрослый так впился тебе в плечо, что вот-вот оторвет кусок кожи! Татуированный больно сжал мою руку, но не это заставило меня покраснеть, только говоря «Здравствуйте!», я пустил петуха. Бывает, у меня весь день нормальный человеческий голос, но иногда из моего горла вырывается звук, похожий на скрип или воронье карканье. Давно пора медицине поставить дело так, чтобы голос менялся сразу и во сие, ложишься спать с одним голосом, а просыпаешься с другим.

В дверях появилась уборщица, мужчина обнял ее одной рукой и пошутил:

— Ну, признайся честно, Реэт, что у тебя с этим молодым человеком? Неужто зашло так далеко? Уж не из-за этого ли симпатичного парнишки ты хотела разрушить наш гармоничный брак, ха-ха-ха! Не выйдет, юноша, — кто первый, тот и муж!

— Перестань говорить ребенку глупости! — сказала уборщица. Лицо у нее было заплаканное.

— Отвечай, кто тебя сюда послал! — не унимался поймавший меня. — Что ты тут вынюхивал за дверью?

— Да он учится тут, в этой школе, — объяснила уборщица устало.

— Сейчас, летом? — удивился черноглазый. — Прикажи, наконец, своей собаке замолчать.

— Даун! — сказал я Леди, кривясь от боли в плече.

— Хорошая собачка! — признал муж уборщицы. — Реэт, вынеси собачке что-нибудь поесть и пригласи гостя зайти!

— Она ничего не берет у незнакомых, — сказал я и увидел, что Леди сразу же вцепилась в брошенный на пол кусок сырого мяса. А ведь сырое мясо она вообще не любит! Не помогло запрещение, собака мгновенно проглотила мясо и поглядела на меня с виноватым видом. Затем она села перед уборщицей, помахивала хвостом, выпрашивая добавки. Ну и предательница. А что, если бы мясо было отравленным?

Мужичище сам принес Леди еще кусок мяса, подхватил меня, словно перышко, и внес в кухню. Да, я поступил правильно, когда не бросился к машине сражаться с ним — у него не только веса, но и силы хватало. И худой тоже вошел в кухню следом за нами. Пока он держал меня за плечо, я не видел, что в другой руке у него был какой-то ящик. Теперь я разглядел очень хорошо: дорогой стереограммофон нашей учительницы пения! Наверное, они собираются включить его здесь, но ведь из этого ничего не выйдет — усилители-то остались в музыкальном классе, а без них из стереограммофона можно извлечь музыки не больше, чем из сковороды.

— Реэт, предложи свату что-нибудь перекусить! — велел толстяк. — Икорки, фаршированных яиц и ломтики ветчины! Ха-ха-ха!

Я подумал, что набор шуток у него довольно беден, раз он так часто повторяется, с тех пор, как выдал тут эту шутку впервые, прошло совсем мало времени.

— Познакомимся! — сказал мужчина. — Я законный муж тети Реэт. А как тебя зовут, молодой человек?

— Олав. — Я счел, что имени будет достаточно.

— Слышь, — обратился муж тети Реэт к своему худощавому приятелю, — Олав, юноша-то твой тезка.

Похоже, нам обоим — и худому с граммофоном, и мне — не нравилось быть тезками. И подумать только, всякие мерзкие типы носят такие же имена, какие дают нормальным людям!

— Имя не портит человека! — Муж уборщицы засмеялся. — Ну, юноша, выставляй на стол сватовское вино!

— Что ты несешь! — остановила его жена. — Ребенок даже испугался!

— Ты не взял с собой вина, что ли? — Худой широко раскрыл глаза. — Ну и манеры нынче у молодых барчуков! Когда я был молодым, выбрал своей первой любовью учительницу литературы. До чего же я читать любил! И до сих пор люблю, только моя деятельность не предоставляет возможностей для этого. Вот когда я наконец постарею и выйду на пенсию, тогда почитаю. Или даже лучше напишу. Для этого я теперь и знакомлюсь с жизнью. Всесторонне!

Теперь смеялся уже и худой. Толстый Март воодушевился и принялся ему подыгрывать:

— Да-да, в данный момент мы знакомимся вместе с Олавом со школьной обстановкой. Дня через два начнем путевые очерки. И тогда мы превратимся в лириков природы: «Тайга, тайга, кругом снега…» Что такое настоящая тайга, простые смертные не знают, а мы скоро узнаем. А ты, молодой хозяин, что думаешь на этот счет?

— Не знаю… и никакой я не хозяин!

— Спроси-ка у него лучше, что он тут искал? — подбивал верзилу мой худой тезка.

— Ребенок соскучился по школе, — сказал Март примирительно. Но неожиданно глаза его сощурились, лицо сделалось жестоким и большой рот прошипел: — Тебя кто-то послал сюда?

И теперь уже он так сильно сжал мой локоть, что я, скривившись от боли, подумал: «Завтра буду пятнистым, как корова фризской породы!»

— Отец послал! — соврал я.

— Чего вы мучаете ребенка? — пробормотала уборщица Реэт. — Он-то в чем виноват?

— Кто твой отец? Местный полицейский, да? — спросил Март.

— Мой отец главный бухгалтер!

Мужчины усмехнулись.

— Ишь ты, какие есть прекрасные профессии! Тихие, дрожащие канцелярские крыски ведь тоже хотят жить, — сказал Март, противно посмеиваясь. — И посылают поэтому своих сыновей сумеречными августовскими вечерами следить за школой!