Сейнион несколько мгновений смотрел на него, потом вздохнул.

— С тех пор, как я обнаружил банду кадирских угонщиков коров, разглядывающих твой скотный двор.

Брин громко расхохотался. Его смех, как и его голос, мог затопить комнату.

— Ну, спасибо, что ты счел меня способным догадаться об этом. — Он жадно выпил и снова наполнил чашу. — Они кажутся хорошими ребятами, имей в виду. Видит Джад, я и сам в молодости совершал такие набеги.

— Как и их отец.

— Да отнимет у него Джад глаза и руки, — прибавил Брин, но довольно вяло. — Мой брат-король в Биде хочет знать, что делать с Оуином.

— Знаю. Я ему скажу, когда доберусь до Биды. В сопровождении двух сыновей Оуина. — Теперь священник усмехнулся, в свою очередь.

Он прислонился спиной к холодной каменной стене рядом с окном. Земные удовольствия: старый друг, еда и вино, день, когда ты неожиданно сделал доброе дело. Некоторые ученые люди проповедовали уход от ловушек и сложностей мира. Сейчас в Родиасе всячески культивируется идея о запрещении священникам жениться, в соответствии с восточными, сарантийскими правилами, что превращало бы их в аскетов, отрешившихся от соблазнов плоти, — и уберегало от сложностей с содержанием наследников.

Сейнион Льюэртский всегда считал — и писал об этом верховному патриарху в Родиас и другим, — что неправильно и даже ересью было бы наотрез отказываться от этого дара Джада. Лучше обратить свою любовь к миру в почитание бога, и если у человека умрет жена или дети, твое собственное понимание горя может помочь тебе дать ему лучший совет и утешить его. Ты ведь пережил ту же потерю, что и другие. И делил с ними их удовольствия.

Его слова, написанные и сказанные, имели значение для других людей, милостью святого Джада. Он был искусен в такого рода спорах, но не знал, победит ли в этом споре. Три провинции сингаэлей лежат далеко от Родиаса, на краю света, на туманных границах языческих верований. К северу от северного ветра, как говорит пословица.

Сейнион пригубил свое вино, глядя на друга. Выражение лица Брина в этот момент стало на удивление лукавым.

— Ты заметил, как Дей аб Оуин смотрел на мою Рианнон, а?

Сейнион постарался сохранить невозмутимость. Он действительно заметил это — и еще кое-что.

— Она — необыкновенная девушка, — пробормотал он.

— Дочь своей матери. Та же душа. Я потерпел полное поражение, говорю тебе. — Брин улыбался, произнося это. — Каким образом мы решим проблему? Наследником Оуина займется моя дочь?

Сейнион сохранил невозмутимый вид.

— Несомненно, это полезный брак.

— Парень уже потерял голову, держу пари. — Он рассмеялся. — И не он первый в случае с Рианнон.

— А твоя дочь? — спросил Сейнион, может быть, неосторожно.

Некоторые отцы удивились бы или выругались — какое значение имеют в подобных вещах желания женщины? Но не Брин ап Хиул. Сейнион смотрел на него и при свете лампы видел, что этот большой человек, его старый друг, задумался. Слишком глубоко задумался. Священник про себя произнес богохульное проклятие и тут же попросил у бога за него прощения — тоже про себя.

— Интересную песню спел младший перед ужином, ты не находишь?

Вот тебе. Хитрец, грустно подумал Сейнион. Гораздо больший хитрец, чем воин с двуручным мечом.

— Да, — согласился он по-прежнему сдержанно. Все это еще происходит слишком рано. Он тянул время. — Твой бард потерял самообладание.

— Амунд? Ты хочешь сказать, что она была слишком хорошей? Эта песня?

— Не в этом дело. Хотя она произвела впечатление. Нет, Алун аб Оуин нарушил правила для подобных случаев. Только признанным бардам позволено импровизировать прилюдно. Твоего арфиста придется умаслить.

— Колючий человек этот Амунд. Его не так легко будет смягчить, если ты прав.

— Я прав. Назови это предчувствием, посланным мудрецу.

Брин посмотрел на него.

— А твой второй вопрос? Насчет Рианнон? Что ты имел в виду?

Сейнион вздохнул. Он сделал ошибку.

— Иногда мне хочется, чтобы ты не был таким умным.

— Приходится. Чтобы поспевать за моей семьей. Ей понравилась… песня, как ты считаешь?

— Я думаю, всем понравилась песня. — Больше священник ничего не сказал.

Оба они некоторое время сидели молча.

— Ну, — в конце концов произнес Брин, — она уже взрослая, но особенно спешить некуда. Хотя Амрен хочет знать, что делать с Оуином и Кадиром, и это…

— Оуин ап Глинн не создаст трудностей. Как и Амрен, и Иелан в Льюэрте. Разве только они будут упорствовать в этой смертельной вражде, которая всех нас погубит. — Сейнион произнес эти слова с большим пылом, чем намеревался.

Его собеседник вытянул ноги и откинулся назад, оставаясь невозмутимым. Выпил, вытер усы рукавом и ухмыльнулся.

— Все еще не слез со своего конька?

— И не слезу, пока жив. — На этот раз Сейнион не улыбнулся. Он поколебался, потом пожал плечами. Он все равно хотел сменить тему. — Я тебе скажу кое-что до того, как скажу это Амрену в Биде. Но держи это в секрете. Элдред пригласил меня в Эсферт, к своему двору.

Брин резко выпрямился на стуле. Выругался, не извинившись, с размаху поставил чашу на стол, пролив вино.

— Как он смеет? Теперь он хочет похитить нашего верховного священнослужителя?

— Я сказал, что он меня пригласил. Это не похищение, Брин.

— Все равно, разве у него нет собственных проклятых Джадом священников из англсинов? Чтоб он пропал!

— У него их много, а он хочет иметь больше… не проклятых, я надеюсь. — Сейнион сделал небольшую укоризненную паузу. — Отсюда, из Фериереса. Даже из Родиаса. Он король другого типа, мой друг. Я думаю, он чувствует, что его земля теперь в большей безопасности, а это означает новые амбиции, новый способ мышления. Он выдает дочь замуж на север, в Реден. — Он в упор смотрел на собеседника.

Брин вздохнул.

— Я об этом слышал.

— А если это так, то исчезнет соперничество по Другую сторону от Стены, на которое мы прежде рассчитывали. Мы в опасности, если… останемся такими же, как и прежде.

В комнате горели три масляные лампы, одна висела на стене, две принесли сюда для гостя: роскошь и уважение. В их смешанном желтом свете Брин теперь смотрел прямо на него. Сейнион, принимая этот взгляд, почувствовал, как его захлестнула волна воспоминаний из ужасного, великолепного, давно ушедшего лета. Это происходило все чаще по мере того, как он старел. Прошлое и настоящее сталкивались, одновременно возникали картины, настоящее виделось вместе с прошлым. Этот самый человек, четверть века назад, на поле боя у моря, сам Вольган и отряд эрлингов, которых они встретили возле их кораблей. В тот день там было три правителя сингаэлей, но Брин командовал в центре. Тогда у него была густая шапка черных волос, гораздо меньше плоти и меньше этого легкого юмора. Но это был тот же самый человек. Люди меняются — и не меняются.

— Ты сказал, он охотится за священниками из Фериереса? — Он уловил еще один важный момент.

— Так он мне написал.

— Это начинается со священников, да? Сейнион с любовью посмотрел на своего старого друга.

— Иногда. Они славятся своим высокомерием, мои коллеги за морем.

— А если нет? Если это сработает, откроет каналы? Если англсины и Фериерес объединятся, чтобы оттеснить эрлингов по обе стороны от пролива? И, может быть, этот брак тоже…

— Тогда эрлинги снова придут сюда, я полагаю. — Сейнион закончил эту мысль. — Если мы останемся в стороне, что бы ни происходило. Об этом я буду говорить в Биде, когда доберусь туда. — Он помолчал, затем высказал ту мысль, которая не оставляла его в пути: — Бывают времена, когда мир меняется, Брин.

Молчание в комнате. В коридоре тоже стояла тишина теперь; домашние уже легли, большинство из них. Некоторые из воинов, вероятно, все еще играли в кости в зале, возможно, с молодыми кадирцами. Деньги переходили из рук в руки при свете фонаря. Он не думал, что возникнут неприятности; люди Брина были исключительно хорошо обучены, и сегодня они — хозяева. Ночной бриз веял в окно, насыщенный сладким ароматом цветов. Дары бога, посланные им миру. Которые не пристало отвергать.