Но все эти классы, кроме своего «сочувствия», несут с собой свои интересы, требования и надежды. Все долго подавлявшиеся социальные страсти выступят наружу именно теперь, когда парламент создал для них центр устремления. Горько разочаруются те, которые думают, что турецкая революция уже закончилась. И к числу разочаровавшихся будет принадлежать не только Абдул-Гамид, но, по-видимому, и младотурецкая партия.
На первой очереди стоит национальный вопрос. Национально-религиозная пестрота турецкого населения создает могущественные центробежные тенденции. Старый режим думал преодолеть их механической тяжестью армии, набираемой из одних мусульман. Но на деле он привел к распадению государства. В одно лишь царствование Абдул-Гамида Турция потеряла: Болгарию, Восточную Румелию, Боснию и Герцеговину, Египет, Тунис, Добруджу. Малая Азия фатально подпадала под экономическую и политическую диктатуру Германии. Накануне революции Австрия собралась строить дорогу через Новобазарский санджак, пролагая себе стратегический путь к Македонии. С другой стороны, Англия — в противовес Австрии — прямо выдвинула проект македонской автономии… Расчленению Турции не предвиделось конца. Между тем, обширная и единая в хозяйственном отношении территория является необходимой предпосылкой развития промышленности. Это относится не только к Турции, но и ко всему Балканскому полуострову. Не национальное разнообразие, а государственная расщепленность тяготеет над ним, как проклятие. Таможенные линии искусственно разрезают его на части. Происки капиталистических держав переплетаются с кровавыми интригами балканских династий. При сохранении этих условий Балканский полуостров останется и впредь ящиком Пандоры. Только единое государство всех балканских национальностей на демократическо-федеративных началах — по образцу Швейцарии или Северо-Американской республики — может внести внутреннее умиротворение на Балканы и создать условия для могущественного развития производительных сил.
Младотурки, однако, решительно отвергают этот путь. Представители господствующей национальности, имеющие за себя национальную армию, они хотят быть и оставаться националистами-централистами. Их правое крыло последовательно отвергает даже провинциальное самоуправление. Борьба с могущественными центробежными тенденциями делает младотурок сторонниками "сильной центральной власти" и толкает их к соглашению с султаном quand meme. Это значит, что, как только в рамках парламентаризма развернется клубок национальных противоречий, правое крыло младотурок станет открыто на сторону контрреволюции.
За национальным вопросом идет социальный.
Во-первых, крестьянство. Отягощенное милитаризмом, полукрепостное, в одной пятой своей части безземельное, оно так или иначе предъявит еще новому режиму свой счет. Между тем, только македонско-адрианопольская организация (болгарская группа Санданского) да армянские революционные организации (дашнакцаканы и гинчакисты) выдвигают более или менее радикальные аграрные программы. Что же касается господствующей младотурецкой партии, в составе которой не последнее место занимают беки-помещики, то она в своей национал-либеральной слепоте начисто отрицает существование крестьянского вопроса. Младотурки, очевидно, надеются, что обновление администрации плюс формы и обрядности парламентаризма сами по себе удовлетворят мужика. Они весьма ошибутся. Недовольство деревни новым строем, кроме того, неизбежно отразится на крестьянской по составу армии. Самосознание солдат за последние месяцы должно было значительно возрасти. И если партия, опирающаяся на офицерство, ничего не дав крестьянам, начнет подтягивать дисциплину в армии, может легко статься, что солдаты выступят против своих офицеров, как раньше офицеры выступили против Абдул-Гамида.
Рядом с крестьянским вопросом стоит рабочий.
Турецкая индустрия, как сказано, очень слаба; султанский режим не только своей общей политикой подрывал хозяйственные основы страны, но и сознательно препятствовал созданию заводов и фабрик — из спасительного страха пред пролетариатом. Но совершенно уберечься от него оказалось невозможным. И уже первые недели турецкой революции ознаменовались забастовками булочников, типографских рабочих, ткачей, трамвайных служащих и табачных рабочих в Константинополе, портовых и железнодорожных рабочих. Бойкот австрийских товаров должен был еще более сплотить и воодушевить молодой турецкий пролетариат, ибо в проведении бойкота рабочая, особенно портовая масса сыграла решающую роль. Чем отвечает новый режим на политическое пробуждение рабочего класса? Каторжным законопроектом против стачек. О каких-нибудь определенных мероприятиях в пользу рабочих программа младотурок не говорит ни слова. Между тем, третировать турецкий пролетариат, как quantite negligeable, значит идти навстречу серьезным неожиданностям. Значение класса никогда не измеряется голой цифрой его численности. Сила современного промышленного пролетариата, даже малочисленного, в том, что он держит в своих руках концентрированные производительные силы страны и важнейшие средства сообщения. Об этот элементарный факт капиталистического хозяйства младотурки могут жестоко расшибить себе лоб.
Таковы глубокие, еще не вскрывшиеся социальные противоречия, на почве которых придется действовать турецкому парламенту. Из его 240 депутатов младотурки рассчитывают приблизительно на 140 голосов. Около 80 депутатов, главным образом арабов и греков, образуют блок «децентралистов». На союзе с ними хочет обосновать свое политическое влияние принц Саба-Эддин, относительно которого пока трудно решить, представляет ли он из себя дилетанта-мечтателя без царя в голове или не раскрывающего своих карт интригана. На крайней левой занимают места армянские и болгарские революционеры, в том числе несколько социал-демократов.
Такова внешняя — пока еще слишком внешняя — физиономия турецкого представительства. И младотурки и «децентралисты» в их настоящем виде — туманные политические пятна, которым еще только предстоит оформиться при столкновении с социальными вопросами. Но еще важнее для судьбы турецкого парламентаризма те силы, которые действуют вне парламента; «инородцы», крестьяне, рабочие, солдатская масса армии. Каждая из этих групп захочет отмерить для себя как можно больше места под крышей новой Турции. У каждой — свои интересы и своя революционная орбита. Спекулятивным, т.-е. канцелярски-кабинетным путем предопределить парламентскую равнодействующую и принять ее за надежную основу всеобщего умиротворения — это план, достойный лишь утопических доктринеров либерализма. История так никогда не поступает. Она безжалостно сталкивает лбами живые силы страны и заставляет их вырабатывать «равнодействующую» посредством суровой борьбы. Вот почему мы и утверждаем, что июльское военное восстание в Македонии, приведшее к созыву парламента, было только революционным прологом: драма еще впереди.
Чему мы будем свидетелями в Турции в ближайший исторический период? Гадать об этом бесплодно. Ясно одно победа революции означает демократическую Турцию; действительно, демократическая Турция ляжет в основу балканской федерации; балканская федерация раз навсегда очистит "осиное гнездо" Ближнего Востока от капиталистических и династических интриг, которые черными грозовыми тучами нависают не только над злосчастным полуостровом, но и над всей Европой.
Реставрация султанского деспотизма означала бы историческую смерть Турции и всеобщую свалку из-за кусков ее государственного трупа. Наоборот, победа турецкой демократии означает мир.
Драма еще впереди!.. И в то время как из-за безукоризненно-приветственной улыбки европейской дипломатии по адресу турецкого парламента открываются хищные челюсти капиталистического империализма, готовые воспользоваться первым внутренним затруднением Турции, чтобы растерзать ее в клочья, — европейская демократия всем весом своего сочувствия и содействия стоит на стороне новой Турции — той, которой еще нет, которой еще лишь предстоит родиться.