Низвержение монархии открывало в их глазах эру «свободной», республиканской России, в которой они собирались, по примеру западных стран, открыть борьбу за социализм. Три старых большевика, Рыков, Скворцов и Вегман, "по поручению освобожденных революцией социал-демократов Нарымского края", телеграфировали в марте из Томска: "Приветствуем возрожденную «Правду», которая с таким успехом подготовила революционные кадры для завоевания политической свободы. Выражаем глубокую уверенность, что ей удастся объединить вокруг своего знамени для дальнейшей борьбы во имя национальной революции". Из этой коллективной телеграммы выступает целое мировоззрение: оно пропастью отделено от апрельских тезисов Ленина. Февральский переворот сразу превратил руководящий слой партии, во главе с Каменевым, Рыковым, Сталиным, в демократических оборонцев, притом развивавшихся вправо, в сторону сближения с меньшевиками. Будущий историк партии Ярославский, будущий глава Центральной контрольной комиссии Орджоникидзе, будущий председатель украинского ЦИКа Петровский издавали в марте в тесном союзе с меньшевиками в Якутске журнал «Социал-демократ», стоявший на грани патриотического реформизма и либерализма; в позднейшие годы это издание тщательно собиралось и предавалось уничтожению.
"Надо открыто признать, — писал Ангарский, один из этого слоя, когда такие вещи еще разрешалось писать, — что огромное число старых большевиков до апрельской конференции партии по вопросу о характере революции 1917 г. придерживалось старых большевистских взглядов 1905 г. и что отказ от этих взглядов, их изживание совершались не так легко". Следовало бы лишь прибавить, что пережившие себя идеи 1905 года переставали быть в 1917 году "старыми большевистскими взглядами", а становились идеями патриотического реформизма.
"Апрельским тезисам Ленина, — гласит официальное историческое издание, — прямо-таки не повезло в Петербургском комитете. За эти тезисы, составившие эпоху, высказались только двое против 13 и один воздержался". "Слишком смелыми казались выводы Ленина даже для самых его восторженных последователей", — пишет Подвойский. Выступления Ленина, по мнению Петроградского комитета и Военной организации, "поставили… партию большевиков одинокой и тем, разумеется, ухудшили положение пролетариата и партии до крайности".
Сталин в конце марта выступал за военную оборону, за условную поддержку Временного правительства, за пацифистский манифест Суханова, за слияние с партией Церетели. "Эту ошибочную позицию, — признавал ретроспективно сам Сталин в 1924 году, — я разделял тогда с другими товарищами по партии и отказался от нее полностью лишь в середине апреля, присоединившись к тезисам Ленина. Нужна была новая ориентировка. Эту новую ориентировку дал партии Ленин в своих знаменитых апрельских тезисах".
Калинин даже в конце апреля стоял еще за избирательный блок с меньшевиками. На петроградской городской конференции Ленин говорил: "Я резко восстаю против Калинина, ибо блок с… шовинистами — немыслим… Это — предательство социализма". Настроения Калинина не были исключением даже в Петрограде. На конференции говорилось: "Объединительный угар под влиянием Ленина идет насмарку".
В провинции сопротивление тезисам Ленина держалось значительно дольше, в ряде губерний — почти до октября. По рассказу киевского рабочего Сивцова, "идеи, выставленные в тезисах (Ленина), не сразу были восприняты всей киевской большевистской организацией. Ряд товарищей, в том числе и Г.Пятаков, были с тезисами не согласны". Харьковский железнодорожник Моргунов рассказывает: "Старые большевики пользовались большим влиянием среди всей железнодорожной массы… многие из старых большевиков не состояли в нашей фракции… после Февральской революции некоторые по ошибке записались к меньшевикам, над чем и сами после смеялись, как, мол, это случилось". В таких и подобных свидетельствах недостатка нет.
Несмотря на все это, простое упоминание о произведенном Лениным в апреле перевооружении партии воспринимается ныне официальной историографией как кощунство. Исторический критерий новейшие историки заменили критерием чести партийного мундира. Они лишены права цитировать по этому поводу даже Сталина, который еще в 1924 году вынужден был признавать всю глубину апрельского поворота. "Понадобились знаменитые апрельские тезисы Ленина для того, чтобы партия смогла одним взмахом выйти на новую дорогу". "Новая ориентировка" и "новая дорога" — это и есть перевооружение партии. Но уже шесть лет спустя Ярославский, упомянувший, в качестве историка, о том, что Сталин в начале революции занимал "ошибочную позицию в основных вопросах", подвергся свирепой травле со всех сторон. Идол престижа есть самое прожорливое из всех чудовищ!
Революционная традиция партии, давление рабочих снизу, критика Ленина сверху заставили верхний слой партии в течение апреля-мая, говоря словами Сталина, "выйти на новую дорогу". Но нужно было бы совсем не знать политической психологии, чтобы допустить, будто одно лишь голосование за тезисы Ленина означало действительный полный отказ от "ошибочной позиции в основных вопросах". В действительности те вульгарно-демократические взгляды, которые органически окрепли за годы войны, хоть и приспособлялись к новой программе, но оставались в глухой оппозиции к ней.
6 августа Каменев, вопреки решению апрельской конференции большевиков, выступает в Исполнительном комитете за участие в подготовлявшейся стокгольмской конференции социал-патриотов. В центральном органе партии выступление Каменева не встречает никакого отпора. Ленин пишет грозную статью, которая появляется, однако, лишь через 10 дней после речи Каменева. Понадобились решительные настояния самого Ленина и других членов ЦК, чтобы добиться от возглавлявшейся Сталиным редакции напечатания протестующей статьи.
Конвульсия колебаний прошла по партии после июльских дней: изолированность пролетарского авангарда испугала многих руководителей, особенно в провинции. В корниловские дни эти испуганные пытались приблизиться к соглашателям, что снова вызвало предостерегающий окрик Ленина.
30 августа Сталин в качестве редактора печатает без оговорки статью Зиновьева "Чего не делать", направленную против подготовки восстания. "Надо смотреть правде в лицо: в Петрограде сейчас налицо много условий, благоприятствующих возникновению восстания типа Парижской коммуны 1871 года…" 3 сентября Ленин, в другой связи и не называя Зиновьева, но рикошетом ударяя по нему, пишет: "Ссылка на Коммуну очень поверхностна и даже глупа. Ибо, во-первых, большевики все же кое-чему научились после 1871 года, они не оставили бы банк невзятым в свои руки, они не отказались бы от наступления на Версаль; а при таких условиях даже Коммуна могла победить. Кроме того. Коммуна не могла предложить народу сразу того, что смогут предложить большевики, если станут властью, именно: землю крестьянам, немедленное предложение мира". Это было безымянное, но недвусмысленное предостережение не только Зиновьеву, но и редактору «Правды» Сталину.
Вопрос о предпарламенте разбил ЦК пополам. Решение фракции совещания в пользу участия в предпарламенте было подтверждено многими местными комитетами, если не большинством. Так было, например, в Киеве. "По вопросу о… вхождении в Предпарламент, — говорит в своих воспоминаниях Е.Бош, — большинство комитета высказалось за участие и избрало своего представителя Пятакова". Во многих случаях, как на примере Каменева, Рыкова, Пятакова и других, можно проследить преемственность в шатаниях: против тезисов Ленина в апреле, против бойкота предпарламента в сентябре, против восстания в октябре. Наоборот, следующий слой большевистских кадров, более близкий к массам и политически более свежий, легко воспринял лозунг бойкота и заставил круто повернуть комитеты, в том числе и Центральный. Под влиянием писем Ленина киевская городская конференция, например, подавляющим большинством высказалась против своего комитета. Так, почти на всех крутых политических поворотах Ленин опирался на низшие слои аппарата против высших или на партийную массу — против аппарата в целом.