— Ладно, — сказал отец. — Пошли. Работу я тебе сейчас подыщу… Чего-чего, а работы всегда хватает!..
Выйдя во двор, отец огляделся.
— Значит, так! Какая же тебе требуется работа?
— Любая! — смело сказал Мишаня. — Поинтереснее.
— Ладно… Вот! Самая что ни на есть интересная… в самый тебе раз! Как ты у нас под крыльцом проживаешь, то, значит, надо тебе это дело расширить… так я говорю?
Залазь под пол: там много всякого хламья, мусора валяется. Ты его оттуда весь повыкидай, потом в конце сада вырой яму поглубже и все туда закопай… Орудовай наподобие этого… как его… морского волчонка Филиппа!..
— Копальщики они со своим Глебом хорошие… — с подковыркой сказала явившаяся тут сестра Верка. — Могут ямы копать…
Мишаня угрожающе взглянул на нее, но смолчал.
Дело, придуманное отцом, пришлось ему по душе: ведь каждому интересно посидеть под полом, где никто не сидит. Как это раньше не догадался туда слазить!
Когда пришел Глеб, он высунулся оттуда, весь в пыли, в паутине и в пуху:
— Залезай сюда!
— А что там? — спросил Глеб, лег на живот и пополз.
Под полом ему тоже очень понравилось:
— Хе-хе… Все ходят по полу, а мы прямо под ними пробираемся, как мыши или нечистая сила! Только она должна выть! Давай и мы немножечко повоем?
— Давай!
Слегка повыли и принялись за работу вдвоем.
Сколько там оказалось всяких интересных штук!
Например, причудливые пузырьки из-под духов. Один был слит в виде совы (голова снималась!), другой как кремлевская башня (макушка тоже снималась!), третий — настоящая виноградная гроздь, а один — так весь насквозь синий!
Конечно, только совсем уж у какого вислоухого рука наляжет закапывать такие ценные пузырьки, и Мишаня снес их к себе под крыльцо, чтобы украсить свое жилище.
Верка, которая бездельничала во дворе, так и вытаращилась.
— Мишань, дай один… — попросила она заискивающим голосом, но Мишаня молча показал ей шиш.
Нашлась под полом и поломанная рамка от картины: только наладить, достать какую-нибудь картину и вставить. Ее Мишаня тоже отнес под крыльцо.
Глеб нашел лопнувший стеклянный абажур: если его перевернуть и заделать дно, то получится ваза — что-нибудь в нее класть.
Вообще под полом мало оказалось вещей, годных на выброс. Не выбрасывать же сломанную кофемолку: только починить и можно все молоть! Или вполне исправную крысоловку: кого-нибудь ловить!
Обнаружив узел с тряпьем, приготовленным для сдачи утильщику, Глеб с интересом переглядел все штаны и рубахи, сплошь в дырах и заплатах, и нашел, что они тоже могут пригодиться:
— Надо себе оставить… Для разбойничества самый подходящий наряд!
— Разбойники-то небось в красивых костюмах ходили… — засомневался Мишаня, но Глеб его успокоил:
— Мы будем бедные разбойники… Не успели еще награбить…
И узел с тряпьем очутился у Мишани под крыльцом, в ожидании того часа, когда разбойникам придет нужда одеться по-настоящему…
По мере того как под полом пустело, Мишанино жилище приобретало все более зажиточный вид.
То и дело сновал туда Мишаня, пополняя его новыми ценными приобретениями.
Верка не отходила от крыльца, алчно оглядывая каждую вещь, и спрашивала:
— Мишань, а этот тоже там взяли?..
— Там, — сухо отвечал Мишаня.
Добрый Глеб, заметив ее мучения, предложил:
— Давай уж дадим ей что-нибудь… маленькое!..
— Нечего поваживать! — отказал Мишаня.
Потный, красный, весь в пыли и паутине, он то и дело проходил мимо раскрытого кухонного окна, крича на сестру:
— Чего под ногами путаешься! Делать нечего!..
— Так ее, так, Мишаня! — подзуживала из окна мать. — Работяга-то наш захлестнулся прям-таки, а она, гляди-кось, прохлаждается, чисто барыня!..
Под полом было так приятно, что и вылезать не хотелось: темно, прохладно и сыро, не говоря уж о множестве интересных вещей, которые можно было считать все равно как клад.
— Хорошо тут… Было бы повыше, и можно жить… — мечтал Глеб. — Или самим уменьшиться, как карлики… Прорыть бы несколько ходов во все стороны…
Видно, недаром это место облюбовали себе десятки лягушек разной величины. Вечерами они выползали и скакали по двору и огороду, пищали скрипучими голосами, а на день, оказывается, скрывались сюда.
— Давай их перебьем! — предложил Мишаня, желая навести под полом полный порядок.
— Что ты! Зачем? — испугался Глеб.
— А чего они… налезли тут?..
Но Глеб горячо заступился за лягушек:
— Ты знаешь, какие они полезные! Полезней птиц! Они всю ночь трудятся — вредителей едят! Кого птицы днем не успеют съесть, того они съедят ночью… Круглые сутки идет съедение!.. Ни в коем случае нельзя их трогать! Чем они тебе мешают? Никого не трогают… Наоборот, надо им стараться помогать…
Тут он что-то вспомнил и попросил:
— Мишань, а можно я немножко их наловлю вон в тот пустой коробок?
Теперь уже Мишаня не хотел, чтобы таких полезных лягушек у него уменьшилось, а тем самым был нанесен вред огороду, и спросил:
— А зачем тебе?
— Да я хочу их Нине подарить… Помнишь, она говорила, что гусеницы испортили цветок?.. Дадим ей несколько штук… Они этих гусениц самих съедят!..
Конечно, жалко было Мишане своих домашних лягушек отдавать, да еще и Николашке, когда их для собственного хозяйства, может быть, не хватает: на всех лягушек не напасешься, пускай своих заводят. Но отказать Глебу неудобно было, и он нехотя согласился:
— Ладно, только немножко… А то, боюсь, себе не хватит… У нас огород большой…
Глеб принялся ловить лягушек и сажать их в коробок, а Мишаня указывал:
— Хватай вон тех двух!.. Толстую не трожь: толстая пускай остается!.. Маленьких тоже не надо, это ее дети… Лови вон ту, вон — карабкается!.. Все равно она какая-то дохлая… Ну… еще, так и быть, вон ту, зелененькую, и хватит!
Наловив штук шесть лягушек, они вылезли во двор, где торчала Верка, помиравшая от зависти.
— А что это у вас? — сунулась она на коробку.
— Подарочек!.. — ухмыльнулся Мишаня. — Тебе решили преподнести! Глеб, покажи уж ей, пускай уж поглядит…
Он выхватил у Глеба коробок, открыл его и сунул под самый нос сестры, но та не завизжала, как ожидалось, а только отвела коробок рукой и спросила:
— А зачем они вам?..
— Хотим подарить Нине, — честно объяснил Глеб. — Она говорила, что червяки у нее цветок, что ль, объели… А мы вот подарим ей лягушек!..
Верка хотела прыснуть, но сделала серьезное лицо:
— Подарите, ребята, верно, подарите! Ой, как будет здорово!..
Глеб заулыбался:
— Как ты думаешь, стоит? Обрадуется она?..
— Еще как обрадуется, да верно, ой-ой-ой-ой!..
Она и сама обрадовалась неизвестно чему и захохотала изо всей мочи. Мишаня, знавший характер сестры, заподозрил что-то, а Глеб ничего не заметил и предложил:
— Отнеси, пожалуйста, а? Только не забудь сказать, что от нас это: мы дарим!..
— Ой, нет! — замахала руками Верка. — Мы с ней с самой весны еще не разговариваем… О себе уж очень воображает, подумаешь, артистка из погорелого театра!.. Получше ее есть, да и то не выставляются!.. Ты отнеси сам! Сами никакого мне самого маленького пузыречка не дали, а посылают лягушек нести… Спасибо большое! Когда понесете, сейчас? Несите сейчас, она как раз в саду, там и от дадите!..
Она хихикала, и вертелась, и подпрыгивала, но доверчивый Глеб, обобрав паутину, отряхнув пыль, взял коробок под мышку и пошел.
Мишане по таким пустяковым делам расхаживать было некогда, потому что мать вышла посмотреть, как ее сын для дома старается…
Прямо закипела работа в руках у Мишани, когда он быстро накладывал в ведро мусор, не годный для собственного пользования, и бегом тащил в конец сада, ни разу не отдохнув даже. Тут кто хочешь поверит, что Мишаня почти совсем переделался из лодыря и разгильдяя в аккуратиста и хлопотуна.
Мать посмотрела и сказала Верке:
— Подсобила бы ему, чем так-то стоять!.. Глянь, аж запалился малый.