— Что ж тогда? — несколько лихорадочно подумал он, вглядываясь в блестящие женские округлости, и страшно захотел искупаться.

Но тут им было замечено, что никто из купальщиков мужского звания, не носит таких как у него трусов, а ходят, едва прикрывшись спортивным плавками на завязках или пуговках.

Летчик бросился к зеркалу и посмотрел на себя критически. Отражение не внушило ему симпатии. Тогда летчик попробовал подвернуть трусы, закрепив на боках бельевыми прищепками и приняв наиболее элегантную позу…,

— Нет, — рассудил он, осмотрев себя еще раз со всех сторон, — это никак не возможно!

Снял негодные трусы и, тут же, с присущей ему решительностью и сноровкой, взялся за ножницы и нитки. Вскоре одна половина модных плавок была вчерне сметана, сколота, оставалось ее сострочить и, оценив результат, переделать аналогично вторую половину.

В доме имелась старинная, но безотказная машинка «Зингер». Некогда это была столь популярная компания, что офис ее, в виде дворца, и по сей день является украшением Невского проспекта, и бесспорно лучшим из возможных помещений для любимого всеми Дома Книги.

Известно из литературы, что многих, сбившихся с пути блудниц доброжелатели возвращали на правильный, трудовой путь именно вовремя подаренной швейной машиной «Зингер». Наличие же такой машины в крестьянской семье нередко приводило к зажиточности, а затем и «раскулачке», с высылкой всего семейства за реку Колыму, в период обострения перегибов классовой борьбы на селе.

Поликарп полагал, что коли бабы легко управляются с этим механизмом, то и он справится. Однако вскоре, когда уж и жара стала спадать и нитки все закончились, трусы его вместо плавок превратились в отвратительный застроченный ком, с запутанной нитяной бородой. Сюда же прибавлялись погнутые и поломанные иглы, одна из которых насквозь пробила полярнику палец.

В сердцах летчик свирепо зашвырнул изделие за буфет, залепил палец лейкопластырем, собрал инструмент и, найдя в шкафу трусы поменьше, направился прямиком к прохладному озеру, где его все равно ожидал успех, в виде чересчур длинных женских взглядов, направленных в сторону его развитой мускулатуры. Да и трусы, как у него, на поверку обнаружились у многих.

8

Дочь полярного летчика Рая вымыла черную классную доску и намеревалась перемыть всю химическую посуду, благо в кабинете химии была своя раковина с водой. Сверху на нее сурово, но одобрительно поглядывал с портрета Дмитрий Иванович Менделеев.

— Рая, ступай ко мне, — прозвучал характерный голос «химика», несколько скрипучий, возможно от воздействия на голосовые связки некоторых реактивов. — Я хочу тут одну штуку тебе показать, поделиться с тобой. Я, видишь ли, опыты некоторые ставлю. Опыты, — мягко и сколько позволял голос, вкрадчиво повторил он. Опыты, — произнес он еще раз, достигнув в голосе нужного тембра и аккуратно приняв девочку за круглый локоть.

— Помнишь, я рассказывал вам про гальванопластику? Поверь, это чудовищно интересно! Так вот…

Тут у педагога пересохло во рту, поскольку эффект от прикосновения к локтю превзошел его ожидания. Не отпуская девичьей руки, двинулся он поскорей к большому графину с водой, хотел налить в стакан, но передумал и жадно отхлебнул из горла, чуть не обронив тяжелую посудину.

Промочив горло, химик принялся объяснять Рае суть своих опытов, сжимая восхитительный локоть и заталкивая ученицу исподволь в проем между лабораторным столом и шкафом с колбами.

Рая с интересом слушала и, следует заметить, интерес ее к предмету разговора был гораздо больший, чем предполагал педагог. Она даже разок поправила учителя, когда он начал сбиваться с мысли несколько в сторону.

Рая была буквально помешана на химии, а Дмитрий Иванович Менделеев заполнял все ее девичьи мечты, так что там почти не оставалось, да и вовсе не оставалось места сверстникам. Учитель же занимал почетное второе место.

Сидор Сидорович, не то чтобы нуждался в аудитории для хвастовства своими опытами, а его несло, как бурным потоком, к этой девочке, определенно похожей на взрослую девицу. Скорее, он не старался обольстить ее — это выходило само — а наоборот, пытался сопротивляться этой тяге, как-то взять себя в руки и затормозить, хоть на секунду. Но и на секунду было не взять себя в руки.

Почти в беспамятстве, учитель развернул демонстрацию таинственного опыта. Летели искры, шипела в квадратном противне с приделанными проводами зеленая пена, из которой вдруг, откуда ни возьмись, образовался натуральным образом металлический предмет, в виде нераскрашенного комсомольского значка.

Рая была так поражена зрелищем, что не замечала ни руки учителя на локте, ни другой, миновавшей край коротковатого школьного платья и оказавшейся уже выше форменного хлопчатобумажного чулка, отчего резинка, державшая его, отскочила, оголив еще дополнительное пространство ноги.

Тут надо бы припомнить устройство тогдашнего девичьего гардероба. Например, было два значения слова лифчик. В одном случае так называлось тряпочное изделие, надеваемое на область живота, с пуговицами, для прикрепления к ним резинок с чулками. Тогда еще не изобрели вделанных прямо в чулки и носки резинок, а как-то надо же было удерживать их от сползания и обращения в неряшливую гармонь. Такие лифчики носили преимущественно дети.

В другом случае, это была более известная часть туалета, объемлющая грудь взрослой особы женского пола и держащая ее на нужной высоте, определяемой гигиеническими нормами. Форма этого изделия определяла и форму груди, одновременно ее надежно скрывая, в соответствии с тогдашними нравственными нормами, суровыми, но справедливыми. То есть — хочешь узнать форму груди любимой — женись и терпи до свадьбы. Зато никто посторонний не мог узнать этой важной тайны прежде законного жениха.

В более поздние времена явилась тенденция издеваться над образцами подобного белья. Насмешники при этом всегда забывают об относительности любого явления, ведь и то, что носят они, через десяток лет можно подвергнуть осмеянию. Красивая же и молодая женщина, облаченная в такое белье, ничего не проигрывала, зато менее пригожие особы могли несколько сравнять свои шансы с первыми, отчего бесспорно выигрывала справедливость и коллективизм.

Моногамия была нормой номер один. Мужчин повыбило на войне, и если б оставшимся дать тогда волю, так они бы устроили полный хаос и безбрачие, или повально переженились на сопливых малолетках, а женщинам, ковавшим Великую Победу в тылу, так бы ничего и не досталось.

Поэтому главный учитель нравов — кинематограф — пропагандировал платоническую любовь, верность и примерное возрастное равенство внутри пар. Эстетический женский образец тоже имел несомненные возрастные признаки, в виде некоторой тучности главных героинь, отличных от худосочных нынешних. Худосочным и щуплым отводились тогда роли иностранных шпионок или представительниц незрелой интеллигенции.

Правда, нормы все же нарушались и в те суровые времена. Многие женщины вынужденно соглашались на положение любовниц, а мужчины их себе радостно заводили. Даже отсутствие личных автомобилей у тайных любовников, и необходимость переться к месту свидания на трамвае или пешком сквозь мороз и метель, мало кого удерживала. Это только добавляло романтизма встречам и повышало взаимную ответственность, то есть крепило эти непозволительные связи, в ущерб позволительным. Зато вовсе отсутствовал институт проституции или находился в глубочайшем подполье.

Словом, у Раи отскочила резинка от лифчика, к которому крепился чулок (лифчика для груди школьница еще не завела). Чулок пополз вниз, открывая учителю новые восхитительные пространства и возможности, так сказать, самовыражения.

Сидор Сидорович вдохновился необычайно и изо всех сил постарался придать своей ладони особенную проникновенную мягкость, на которую очень понадеялся, забыв свои годы и угрозу ответственности, вплоть до судебной.