Мне всегда было не до плача.

Как ни странно — я многое понимала. Но на уровне мгновенных озарений. Я не мыслила — я приковывала свое внимание, полное, абсолютное, к проблеме, полностью забывая все. И получала мгновенное озарение смысла. Так же открывались мне картины моего прошлого воплощения. Но сейчас я помню себя младенцем. Я часами заворожено приковывала свой ум к действиям людей, пытаясь предугадать действия противника до того, как они случатся, пытаясь разгадать, куда попадет стрела или удар меча, что сделает атаковавший меня враг. Как ответит мой тэйвонту, ведь я находилась в центре боя у него на груди. Я не анализировала. Я просто приковывала внимание к проблеме. И она рождалась сама вне моего понимания. Как обманчива простота детского ума, отличающегося страшной глубиной, которую взрослые ограничивают игрушками! Я напряженно слушала слова всех, пытаясь разгадать их мысли и значения слов и повторять их, чтоб меня поняли. Иногда я просто вспыхивала яростью, когда тэйвонту не выполнял мой приказ, который я хотела выразить. Хоть это было глупо для ребенка, но я себя чувствовала не ребенком, особенно в минуты озарений. Язык я учила среди такого мата, когда нас пытались взять почти в непрерывных схватках, что у многих бы позеленели уши, услышь они это. Ругань у меня до сих пор связана с яростью и меня тянет убивать…

Это был мой мир, и я просто с самого младенчества приноровлялась к нему и другого не знала. И искала в нем радости, была счастлива и развлекала сама себя на груди бойца, когда бой слишком затягивался. Я просто жила, не думая, и не зная, что можно иначе. Мой идеал, впечатанный импритингово в память, был боец, и мне просто надо было им стать, и аппарат моего "я" хладнокровно подстраивался. Как дети усваивают родной язык, так я учила бой вместо языка.

Мой родной бой… Я помню и счастливые моменты — моменты передышки, усталая ласка матери и ее счастливые глаза, смотрящие на меня; первые попытки взять нож и бросить его; первый выстрел из крошечного арбалетика тэйвонту, с мощной пружиной и тремя вбитыми стрелами, убивавшими всадника; и первая победа над врагом, когда я, сняв с груди тэйвонту арбалетик, когда он не мог врезать мне по рукам, во время боя убила атаковавшего его врага и была ужасно счастлива.

Особенно когда меня похвалили — похвалы тэйвонту, воспринимаемых мной вроде как родных братьев, я очень ценила. Мои первые победы врезались мне в память навсегда — на них создавалась моя вера в себя.

Я помню, как изменилось и осветилось улыбкой лицо моего бойца, когда я спасла его во время страшного боя от второго напавшего черного тэйвонту.

— Будет толк, из нее, я говорю, будет толк… — счастливо сказал он. — Вырастет настоящая Властительница!

Глава 4

Я вернулась в настоящее.

Должна родиться мысль. Должна… Я уперлась. Я просто приковала свое внимание к проблеме, не пытаясь рассуждать, как когда-то в детстве. Ты закрутил психическую энергию, и она должна поработать… Мысль, творчество именно вынашивается… Без всякого ожидания, напряжением сознания. Не рассуждать, не конструировать, а направить внимание, чувство, сознание… Ты вращаешь мысль, наслаивая на нее, как на чувство, этот ком чувств… Усиливаешь осознавание проблемы, чувство, пока не осознаешь все в одной точке, не охватишь мыслью…

Не знающие этот секрет хмуро сидят себе, заставляя себя что-то кропать, соединять и конструировать, думая, что это творчество…

А на самом деле усилие напряженного мышления должны получить небольшую отсрочку, чтобы стать мыслью, именно дать время подсознанию на вынашивание мысли… Результат рождается не сразу, а они этого не понимают, пытаясь сразу получить результат, соединяя логикой, и сконструировать что-то фальшивое…

Если ты снова и снова возвращаешься к этой мысли, вынашивая эту мысль, спирально, то рано или поздно ты получишь озарение результата, подлинное живое творчество, рожденное духом, гармоничное с чувством задачей, которую ты хотел передать, а не произвольное, пустое для тебя… И ты будешь знать, что это настоящее творчество, и оно прекрасно… В идеале тебя просто озаряет.

Творчество разбивается на стадии, где первая — "напряженное мышление". Вторая — "инкубация" или работа подсознания, то есть просто вынашивание мысли, которое и есть напряженное мышление или долгая концентрация на проблеме без требования результата. Третья — "озарение" или, на самом деле, единая мысль-чувство, охватывающая явление, мыслечувство, в котором мы охватываем явление. Озарение это мысль. И четвертая стадия творчества — "воплощение" или перевод мгновенного мыслечувства в словесные или нотные структуры или иная детализация-воплощение чувства. Это охватывающее чувство мгновенно, оно есть чувство, оно в чувстве охватывает и понимает сразу все, соединяет в точке чувства тысячи причин, и передать его в картине, книге, просто последовательными словами, чтоб понял другой или же ты сам, когда чувство уйдет — это последняя стадия. Озарение есть мысль, просто мысль есть чувство.

Творчество есть вынашивание мысли. Просто результирующая мысль как чувство просто рождается напряжением Сознания. Напряженное мышление на самом деле не есть первая стадия — все творчество есть безумно напряженное мышление, вынашивание мысли. Просто рождение принципиально новой мысли оттянуто, как прыжком, это просто особенность мышления. Мысль порождает мысль. Но сама мысль есть Озарение, охват всего в точке, и смысл, и чувство. Она есть все, есть мгновение, когда охватывается все, тысячи признаков, причин, целей, намерений, как единой целое… Моцарт часто говорил, что он слышит всю симфонию в единое безвременное мгновение, охватывая ее всю мгновенно в чувстве… А симфония — это сотни тысяч нот и партии десятков, а то и сотен инструментов, причем последовательно звучащих. Такое слышание в точке симфоний, переживание всей жизни в одной точке перед смертью — все это одно из самых ярких выявлений природы мысли, которая синтезирует в чувстве тысячи причин и явлений, охватывая их одним мгновенным чувством.

Ведь, в самом деле — не словами же мыслим! Слова пусты без сознания, но мы этого иногда даже не замечаем… Только когда смотрим в книгу и видим там фигу, когда усталые… Слова только педалируют мысль, мы ими закручиваем сознание, чтобы получить определенное чувство сознания, сформировать его, ибо на самом деле слова — часть сознания, на которое наслоено некоторое сознание… Это словно выступающие снаружи грани кристалла, не существующие без него, как дырка без бублика. Каждое слово — это часто синтез всего сознания в целом, только с определенной грани… И, манипулируя словами, мы только пытаемся вызвать определенное модулированное мыслечувство из сознания.

Но если это мыслечувство новое, никогда не пережитое, не созданное организмом, то нам надо долго мыслить, чтобы вызвать в себе соответственную словам мысль.

Как целое. Одно из главных правил духовного роста — на пять минут чтения десять минут размышления. То есть, на пять минут чтения серьезной литературы давать не менее десятка часов напряжения сознания, напряженного мышления, вращая эти слова в сознании, концентрируясь на них, наполняя их сознанием, осознавая, вынашивая мысль, пока она родиться… Но и этого мало — нужно раскачивать, вращать в Сознании ее до тех пор, пока она не достигнет такой интенсивности, что охватит все твое сознание; усиливать как чувство, пока она не захватит и перестроит все внутреннее сознание целиком в соответствии с этим новым накоплением, ибо в сознании — едином чувстве — на самом деле многое взаимосвязано и нити от одного понятия идут к другому и не существуют без него. Нужно словно вызвать на эту точку все свои накопления, все свое

Сознание, чтоб мысль, впитав твое Сознание, стала таким образом тобой, вошла в твою индивидуальность навсегда, когда ты вошел-прошел через нее. Тогда можно сказать, что ты знаешь. Тогда ты не будешь вспоминать в минуту опасности, куда бежать и делать противоположное знанию!