Дальше ее интересные выводы были нагло оборваны грубыми и невежественными воплями, нарушившими гармонию… И Юурга замолчала и не сказала больше ничего интересного… Хотя к лести я, кстати, полностью равнодушна.

И теперь я, опираясь на ощущение себя, пыталась понять — кто я?

Я отчаянно крутила в голове все, что узнала о себе и что помнила сама…

Крутила до тихого помешательства, ибо вспомнить себя было жизненно важно. Если хозяева Дивенора, тэйвонту, охранники, сверхбойцы и палачи пытались меня убить, то чем быстрее я это сделаю, тем лучше для меня. А то, как бы мне не оказаться казненной так и не зная — за что?!?

Шутки с тэйвонту шутить — гиблое дело. Устроят на тебя охоту, подключат сотни сверхбойцов, и станут твои бедные пяточки гореть синим пламенем. Потому я думала, думала, думала… Не пыталась логически конструировать из кубиков домик, а пыталась осознать известное мне, вкладывая в мысль энергию сознания.

Много вопросов возникало.

— Кто такой Хан?

— Почему за нападение на него Рики и тэйвонту чуть не посадили в тюрьму и не казнили, ведь тэйвонту, как дипломаты, пользовались неприкосновенностью?

Только Радом судил их?

— Почему меня надо было убить тайно?

— Почему меня потянуло к Радому?

— Почему Радом не узнал меня?

— Или узнал?

— Почему меня не узнали тэйвонту, хотя было известно, что раз увидев лицо, они помнят его всю жизнь? Некоторые старые тэйвонту помнили почти всех жителей

Дивенора, а это миллионы. А уж выдающихся, бойцов, воинов, даже простых солдат — непременно. При боевых действиях специально устраивали знакомство вновь прибывших тэйвонту с армией. Выстраивали армию, а тэйвонту часами шли вдоль нее. И потом безошибочно могли вычленить шпиона, или сказать, чего стоит тот или иной боец, откуда он, кого и куда можно поставить, кто местный кто нет. Не просто отдел кадров, нет — они знали всю армию до атома, все ее возможности, буквально чувствовали, даже чуяли ее сердцем. Как живую силу. Кого и куда направить и что из этого будет. Тэйвонту в армии был отец и бог родной — он знал всех по имени, знал и помнил подробности его жизни, знал чего можно ждать от каждого бойца, как он может повести себя в бою. Проведя с армией пяток лет, прикомандированный к военачальнику тэйвонту ощущал армию как свои руки. Потому тэйвонту так ценились, а не только из-за того, что были несравненными охранниками. Просто даже не подпускавшими чужого. Не говоря уже о чудовищном, удивительном мастерстве и реакции, лихая слава о котором катилась далеко за пределами Дивенора. Раскатать пятьдесят обычных воинов в рукопашном бою — было для него раз плюнуть. Такой охранник заменял не просто свиту охраны, а был несказуемо надежней. А два или три — как было при каждом принце, делал покушение почти нереальным. Безнадежным… Тем более, что сами принцы были воспитанниками тэйвонту и почти не отличались от них реакцией…

Впрочем, тэйвонту мне никогда не мешали…

Надо сказать, концы не сходились, но я не форсировала события и не старалась насильственно притыкать их, как к быку хвосты, а просто вращала в голове все известные мне данные со всеми мелочами.

В решении сложного вопроса всегда нужно не обессиливающее дерганье к логике, туда-сюда, рассудок, а концентрация мысли и сознания на вопросе. Тогда, во-первых: а) Мышление радостно. б) Используется не поверхностный слой рассудка, а весь аппарат сознания. Концентрацией внимания мы закручиваем его на проблеме, и мы так постепенно вынашиваем мысль, рождая не логическое рассуждение, а подлинное понимание. в) Решение все равно приходит для нас в совершенно другое время, потом, когда мы уже как бы перестали думать над вопросом.

Таким образом, мы можем действительно обдумывать, осмысливать проблему, то есть проникать в нее глубоко, а не поверхностно бавиться с костями умозаключений, ибо концентрируя сознание и вращая в уме проблему, мы наполняем ее смыслом. Вращать проблему в сердце-чувстве нужно до тех пор, пока все ее аспекты, все известные знания по ней не станут нам настолько близки, как наша мама, лицо которой мы узнаем не рассуждая. Вращая проблему в голове и сердце, мы не просто так действуем — мы наполняем ее сознанием, подлинно мыслим.

Внимание — это действие. Так гласит кодекс. Это действие Сознания, когда мы очувствуем проблему, насыщаем ее сознанием, вращаем в уме, создаем и растим мысль. Или чувство. Гений есть терпение мысли в некотором направлении, или же непрестанное внимание на ней. Пока мысль не дорастет до охвата проблемы.

Концентрируя внимание на проблеме, гении становились гениями.

Да и после этого не следует прекращать вкладывать в растущую мысль энергию сознания. Так мы создаем некий фокус в своем собственном сознании-чувстве, который как бы переформирует все наше сознание, все наше чувство в соответствии с напряженной мыслью. Мы разворачиваем на утвержденную энергией внимания мысль весь наш опыт, все наше настоящее знание, которое мы просто знаем, и все.

И потом возможны два варианта, когда сознание уже полностью реально охватывает проблему в едином мыслечувстве.

Или мы вынашиваем совершенно новую модель, совершенно новое решение и тем совершаем прорыв в области мысли. Мы переплавляем в сознании легион человеческого опыта, ищем, познаем, пока не рождается совершенно новое сочетание…

Или же — вариант самый примитивный — решение оказывается уже известным, заложенным в данных, и мы его просто разворачиваем и осознаем…

Последний вариант как раз и относится к бытовым или логическим задачам, где не требуется рождать новый синтез мира, новое мощное претворение всех знаний человечества, а только восстановить истинную картину происшедшего…

Логика это на самом деле вульгарное, облегченное использование опыта, манипулирование рассудком, без создания каждый раз нового синтеза-чувства сознания для каждой проблемы. Она есть накопление всего опыта человека и механическое использование его. Это здорово облегчает, но, на самом деле, это очень обессиливает и высушивает человека. Поскольку сердце молчит и сознание не наполняется чувством. Логика мертва. Это неприятно. Это механическое и без волшебной амриты сознания-чувства, потому все в нас этому ругается. Хотя мыслить, то есть осознавать, можно почти вечно без малейшей усталости и с радостью. Ибо чувство (сознание, мысль) дает наполнение жизни…

Великие ученые, в отличие, от дураков, не рассуждают — они мыслят!

Стоп.

За мной гонятся ползамка Ухон, а я где-то в облаках витаю. Если меня догонят, то, возможно, следующие полжизни я, в лучшем случае, буду мыслить в какой-то камере в монастыре.

Не желаем!

Я фанат мысли, но не настолько же!

И, в конце концов, много думать можно и в тюрьме… Да!

Глава 20

Само собой, я понимала, что тэйвонту сейчас полностью блокируют реку. Я не сомневалась, что уже найдены лодки, хотя, периодически бросая взгляд назад, я их не увидела. Даже если их нет, в этом случае они будут найдены. В крайнем случае, кобра родит лично, постарается, но реку в щипцы возьмут. И будут вылущивать меня как больной зуб из местности.

Потому на этот раз, как только скрылась из виду тэйвонту в одном из рукавов, как можно быстрей через лазейки проток я выбралась сразу на другой берег.

Вообще-то я хотела утопить лодку, а сама бегом вверх по реке, но тут сам случай помог. Табун! Табун лошадей! Я увидела лошадиный табун!

— Сколько стоит лошадушка? — спросила я у табунщика. Он помялся и назвал такую цену!

— Если возьмешь, конечно, — почему-то тихо добавил он. Его спутник покачал головой.

— А ты лодку видишь? — спросила я замогильным голосом, не обещавшего ему ничего хорошего и вечного.

— О, так бы сразу и сказали, что вы тай! Как не дать тэйвонту! Милым стражам! — бешено засуетился тот. — Знаем, знаем, за рекой живем! — приговаривал он.

Похоже, местные жители были не прочь задобрить тэйвонту жертвоприношением, как раньше закладывали одно животное грозным идолам стихий, пытаясь умилостивить их.