— Спасибо. До скорого свидания, — попрощался я со смешливой продавщицей и вышел из магазина.

Признаться, я был несколько озадачен новой, неожиданно возникшей проблемой: как и чем мне теперь питаться? Не продуктами же с мусорного полигона! С моим желудком, изнеженным за последнее время, ими недолго было и отравиться. Требовалось срочно искать какой-нибудь выход. Выход же, как верно заметила Юля, есть всегда.

Вечером, когда я гремел в потемках связкой ключей в коридоре перед своей дверью, из квартиры напротив, снова выглянула лысеющая голова Марека.

— Здорово, сосед! — с явным облегчением произнес он слегка заплетающимся языком. — Чего припозднился?

— Привет, Марек! Дела задержали. Но я вижу, что ты бдительный мужик, — похвалил я его.

— Без этого сейчас никак нельзя, Володя. Жуликоватый у нас народ. Страсть! Вор на воре едет и вором помахивает. Ну, рассказывай, как твои успехи?

— Побывал, значит, в райцентре. Прописался по месту жительства и отдал документы на оформление пенсии.

— Молодец! Обычно это занимает больше времени.

— Чертовски повезло. Чиновники сидели по своим кабинетам и были в благодушном настроении, — поделился я. — Марек, деликатная просьба. Я слышал, что ты делаешь замечательный самогон. Ты не продашь мне пару бутылок? Для чисто медицинских целей.

— Соседу не могу ни в чем отказать. Давай заходи, — открыл он дверь шире. — Но кто тебе сказал про самогон? Это моя великая тайна.

— Да продавщица Юля. Рыженькая такая.

— Ясно, — буркнул Марек. — Главная наша местная осведомительница. Ну же, заходи.

— Погоди, занесу к себе только вещички, — ответил я и поставил в своей прихожей две полные неподъемные сумки. — Вот запасся в районе на неделю продуктами. Не покупать же их в здешнем магазине.

В квартире Марека — по планировке: зеркальным отражением моей квартиры — стоял стойкий дух спиртного. Совсем как в цехе ликероводочного завода. Если, по словам Юли, самогон он гнал в основном для личного употребления, то каким же, черт побери, богатырем нужно было быть. Не иначе как Николаем Валуевым!

Я прошел на маленькую кухоньку. Она была сплошь уставлена пустыми и полными емкостями. На полу лежали разобранные части самогонного аппарата. Марек усадил меня на колченогую табуретку и плеснул из огромной бутыли в стакан желтоватой пахучей жидкости.

— Попробуй. Чтоб не покупать кота в мешке. Недавно приготовил, теплый еще. Сам-то я уже принял свою норму, — сказал он.

Выпитый самогон обжег мое горло и слизистую оболочку желудка. Немного закружилась голова, а на глазах выступили крупные слезы.

— Ну, как? Забирает?

В ответ я сумел лишь промычать.

— Закуси, — пододвинул ко мне Марек алюминиевую миску с квашеной капустой.

— Откуда?

— Что «откуда»?

— Капуста, — пояснил я.

— Понял, учился в институте. Не пугайся, не со свалки. И не с нашего базарчика, — усмехнулся он. — Кое-что я предпочитаю делать сам: квашеную капусту, маринованный чеснок, соленые огурцы и помидоры. Самогон, опять же. Кстати, как он тебе?

Марек вылил из моего стакана на блюдце остатки желтоватой жидкости и поднес к ней горящую спичку. Жидкость тотчас вспыхнула голубым колеблющимся пламенем.

— Впечатляет. Возьму, пожалуй, пару бутылок. Сколько я тебе должен? — спросил я, нащупывая в боковом кармане пиджака бумажник.

— Ерунда, после сочтемся, — отмахнулся он. — Открою тебе мой секрет. Для улучшения вкусового качества продукта я добавляю в брагу сухофрукты. Но, между нами, возни с этим самогоном не оберешься.

— Но зато хоть на экспорт его отправляй.

— Не те объемы, Володя. Не те объемы. Приходится им у нас приторговывать. Куда деваться? Пенсия нищенская — концы с концами не сведешь. А ведь мне еще надо помогать дочери. Она живет у меня в Москве. Сам знаешь, сколько там требуется денег молодой девушке.

— Знаю, — кивнул я. — Москва — не Вихляево. Цены здесь и там не сопоставимые.

— Еще бы! Продукты же в нашем магазине главным образом с городской свалки, — невесело усмехнулся Марек. — Между прочим, ты накупил вот себе всего в райцентре. Выложил наверняка немалые деньги. Но тебе известно, откуда у них эти продукты?

— Неужели? Думаешь, что?..

— Не думаю, а уверен. Если в нашем магазине рыжая Юлька еще постесняется предложить откровенную гадость, то в райцентре сделают это за здорово живешь, без зазрения совести. Там такие мастера трудятся. В особенности около станции, закачаешься. Например, из самого незначительного. Перебивают на консервных банках срок годности и переклеивают на них этикетки.

— Приятная новость — ничего не скажешь, — протянул я и для сохранения душевного равновесия выпил еще полстакана самогона.

— Рассуждают они следующим образом. Если из Москвы к ним в район на свалку свозят разную дрянь, то они вполне вправе отправлять ее назад. Не резонно ли? И продавать они ее стараются людям со столичной внешностью. Для своих же, местных, под прилавком у них имеются более-менее сносные продукты, — объяснил он.

— Обрадовал ты меня, Марек.

— Впрочем, не расстраивайся. Вообще мы в нашем поселке считаем, что все произведенное должно быть съедено и выпито.

— Ладно, тогда съедим и выпьем. Твои сухофрукты тоже со свалки? — спросил я после паузы.

— Разумеется.

— Ты сам ходишь за ними?

— Зачем? — удивился он. — Сухофрукты мне приносят на дом в обмен на самогон. За самогон местные бомжи могут принести все что угодно. Сам я на полигоне больше не бываю. Возраст уже не тот, ноги болят от долгой ходьбы. И атмосфера там вредоносная для здоровья. Потом, чтобы отыскать на полигоне что-нибудь стоящее, необходимо сильно потрудиться.

— Я смотрю, весь поселок существует за счет свалки, — заметил я.

— Да, так или иначе. И существуем в целом гораздо лучше, чем другие поселки и деревни в нашей округе. Народ в них, не скрывая, завидует нам.

— Завидовать у нас любят.

— Особенно, когда есть чему, — подтвердил Марек. — Еще до революции, при царском режиме, тут было богатое село. При коммунистах жили тоже терпимо. Был совхоз-миллионер. Я, между прочим, заведовал свинофермой. Твой дядя — птицефермой. Потом, в перестройку, все развалилось. Что сгорело, что обанкротилось — остальное разворовали к чертовой матери.

— Да это везде так.

— Точно. Хорошо хоть, что рядом с нами сделали мусорный полигон. Благодаря нему мы теперь и существуем. Жалко, конечно, что пропала пахотная земля. Сгинула рыба из нашей речки. Да и в огороде все растет через пень колоду. Но, как говорится, нет худа без добра. Зато у нас появилась какая-никакая работенка, — заключил Марек и налил себе полный, до краев, фужер самогона. Очевидно, позабыв, что на сегодня он уже принял свою норму.

Подумав, я присоединился к нему.

— За городскую свалку! За нашу кормилицу! — провозгласил он тост.

— За нее, матушку! — послушно поддакнул я, чокаясь с Мареком.

— Володя, ты уже решил, чем будешь у нас заниматься? — спросил он, морщась и жадно нюхая горбушку черного хлеба, втыкая ее себе чуть ли не в самую ноздрю.

— Если честно, пока ума не приложу, — признался я. — На работу в Москву отсюда не наездишься.

— И то верно. Кстати, кем ты там был?

— Охранником в бутике.

— Это — типа магазина, что ль?

— Ага, типа.

— Вот названий нынче напридумали, — усмехнулся Марек. — Ничего хоть платили?

— Да так, терпимо.

— Тогда огорчу тебя. В наш магазин охранник не требуется. По-старинке обходимся без него. Мы же живем в Вихляево, а не в вашем бандитском городе.

— Понятно, что не требуется, — сказал я. И живо представил себя в своем английском костюме и при галстуке, стоящим в местном магазине между бочкой с протухшей селедкой и тюками со списанной армейской формой. Одно слово — красота! Там мне и место. Правда, еще лучше не стоящим, а сидящим в том же наряде в самой бочке и зорко выглядывающим оттуда, приложив ладонь ко лбу козырьком и держа во второй руке свежий носовой платок. Чтоб вытирать мочки ушей, мокнущие иногда в селедочном рассоле. Доставляли бы неудобство только мои хлюпающие и соскальзывающие с ног итальянские ботинки.