— Не будьте мальчиком, Чарльз, — забасила бабуся. — Сам лорд Бекингем, когда это было ему нужно, не гнушался женским платьем. А вы не лорд Бекингем, хотя и хороших кровей.

Батлер застонал. Он не мог противостоять балагану, который начался вокруг него в доме Потифара. Всякий дикий поступок, казался в нем — самым надежным. Батлер поддался безумию и согласился на экстравагантный шаг. В глубине души он желал этого, после долгого благопристойного поведения. Он хотел, чтобы его племянник Ретт — им гордился…

…Филиппа скрутили и пытались душить. Дюжие молодцы, которые играли с ним, месили своими кулачищами тело Филиппа и таскали по полу. Филипп хрипел. На его шее пытались затянуть удавку. Карты были рассыпаны. Грязные ковбойские сапоги топтали лаковые картинки, с улыбающимися дамами и валетами. Недопитый стакан с виски опрокинулся на пол, но не разбился.

Филипп смотрел перед собой: все в тумане. Его прекратили бить. Обшарили карманы, вытащили сор, подхватили за руки и выволокли на улицу. Голова юноши отсчитывала булыжники на мостовой. Его тащили довольно долго и бросили на пустой улице. Филипп ничего не чувствовал. Тело джентльмена, валяющееся посреди улицы не вызвало паники или, хотя бы, заинтересованного взгляда. Подошли две кошки, понюхали и ушли…

Прекрасная незнакомка

…Через двадцать минут принесли платье монашки, румяна и белила.

— Батлер, вам надо сбрить усы, — руководила операцией бабуся Робийяр.

Почтенный джентльмен взвился на дыбы:

— Мне сбрить усы?! Пусть я лучше превращусь в настоящую женщину, но усы сбривать не буду.

— Ладно, обойдемся гримом, — смилостивилась миссис Робийяр.

Батлера загримировали.

— Какая хорошенькая монашка, — с одобрением пробасила старуха Робийяр.

— Может быть, вы пойдете со мной как дуэнья, — с надеждой в голосе спросил дрожащий Чарльз.

— Монашки не нуждаются в дуэньях, — захохотала старуха. И потом, не пристало такой старой женщине, как я, ходить на ночь глядя с мужчиной, как вы. У вас плохая репутация.

Батлер захлюпал носом.

— Но я ведь сейчас не мужчина. И моей репутации вам нечего бояться. Пойдемте со мной. Без вас я не справлюсь.

— Ничего, — успокоила его бабушка, — Дойдете.

Через десять минут дом Саймона Потифара покинула полная монашка с чрезвычайно белым лицом и красными щеками. Ее лицо было до половины закрыто платком.

Монашка прятала на животе письма к Джеку Харвею. Город погружался во тьму. Путь был неблизок. Монашка могучими прыжками бежала по пустым улицам города.

На очередном перекрестке ее заметили гвардейцы капитана Макинтоша.

— Ха, какая хорошенькая девица. Вся в соку. В моем вкусе, — сказал один из них. — Куда это она несется. Может, из монастыря сбежала?

— Давай спросим, — подсказал другой.

Гвардейцы выставили вперед свои ружья.

— Эй, сестра, — позвали они женщину. — Именем закона — остановитесь.

«Чертова бабушка вам сестра, а не я, — злобно подумала монашка. — Жаль, что у меня нет пистолета». Монашка остановилась.

— Покажите свое лицо, — попросил один.

— Вам плохо? — спросил другой.

— Может быть, вы сбежали из монастыря? — спросил снова первый.

— О, джентльмены, — мозг монашки лихорадочно работал. — Вы видите перед собой грешницу. Я не могу открыть своего лица, потому что в этом городе меня очень хорошо знают. Со мной приключилась беда, я рожаю. Бегу к доброй женщине за помощью. Не чините препятствий, и Господь вас не забудет!!!

Лица гвардейцев вытянулись. К откровенности в этом ханжеском протестантском городе не привыкли.

Один густо покраснел, другой от неловкости побелел. Два солдата думали смутить монашку, а монашка смутила их.

— О, простите нас, — залепетал тот, что был помоложе. — Я не знал, что вы в таком положении, мы поможем вам дойти, куда вам надо.

Другой застеснялся еще больше.

— Что ты, Мэтью. Нам нельзя отлучаться! Капитан Макинтош голову снимет. Еще подумают чего, — зашипел он в самое ухо своему напарнику. — Ну-ка отвяжись от этой бабы, а то вдруг привяжется, чтобы мы ее проводили — стыда не обберешься.

— Извините нас, святая сестра, — промямлил парень помоложе. — Мы вас не хотели задерживать.

«Как будто это я к вам пристала, сволочи, — злобно подумала монашка, — Сейчас бы садануть вам ногой каждому, чтобы запомнили».

Голос у монашки был хриплый, парень помоложе вспомнил, что такой был у его сестры, когда она рожала своего первенца. Он еще больше испугался.

— Темно уже, сестра. Боязно ходить одним в сумерки, — прошептал он.

Тот, что был постарше, зашипел на него:

— Это не так, сестра! Мы — не должны уходить со своего поста. Идите отсюда, давайте, не отвлекайте нас.

На монашку напал столбняк. Она набычилась и в упор смотрела на того, кто остановил ее — на младшего.

«Сейчас признает во мне отца своего ребенка, — с замиранием сердца подумал гвардеец. — И — прощай честь, прощай репутация. Меня выгонят из гвардии, а родители несчастной вызовут меня на дуэль».

— Не смотрите на меня так, мисс. Мне страшно.

Монашка криво усмехнулась, и молоденький гвардеец с ужасом увидел, что нижняя часть ее лица обезображена: покрыта волосами — густыми и черными.

«Да она уродка. Силы небесные, избавьте от нее».

Монашка гигантскими шагами побежала от двух гвардейцев.

«Чтоб тебе пропасть», — думали солдаты ей в спину.

«Чтоб у вас внизу все отсохло», — грозно думала про них монашка.

Через два поворота на улице опять показались люди. Толпа горожан, которое обступила что-то на асфальте.

— Что их черт носит на ночь глядя устраивать сборища, — выругалась монашка. — Спокойно дойти не дадут.

Перед женщиной в черном толпа расступилась.

— Монахиня! Она поможет! — раздались чьи-то рассудительные голоса.

— Черт, кому я понадобилась, — заскрипела зубами монашка.

— Эй, благочестивая сестрица, — несколько мужских рук взяли монашку под локотки.

— Не лапайте меня, — заорала она, вырываясь из их рук.

— Да мы не трогаем! — испугались мужчины. — Тут парню плохо, помогла бы. Наверняка же обученная.

— Ничему я не обученная, — передразнила джентльменов монашка. — Мужланы!!! Я и не знала, что нашим дамам опасно одним ходить по улицам.

Толпа расступилась перед ней и сомкнулась. Монашка очутилась в кольце людей. У ее ног на земле лежал красивый джентльмен — с лицом в кровоподтеках, очень бледный и, по-видимому, без сознания.

Монашка увидела его и непроизвольно ойкнула.

— Что, умирает? — откликнулось несколько голосов.

Монашка склонилась над распростертым юношей.

— Филипп, — позвала она. Толпа загудела.

— Она его знает! — зазвучали голоса. — Наверное, из их братии.

— Да вы что? Он же — джентльмен, а она — дева.

— Может рядом живут, — предположил кто-то.

— Через стенку, — передразнили его. — Скажешь тоже. У нас только один монастырь — женский. Мужского нет.

— Куда же джентльменам-то деваться? — озаботился кто-то.

— Да тише вы! Дайте оказать помощь, — оборвали его.

Монашка прислонилась своим огромным ухом к груди юноши.

— Помирает, — сказала она громко.

— Как же это? — загудели голоса. — Спасти нельзя?

— Спасти можно — в монастыре. Монашкой овладела прыть. Она легко раздвинула цепь мужчин и подняла юношу на руки.

— Ух ты, — пронеслось в толпе. — Да она — силачка?

— Расступись! — заревела монашка таким басом, что ближние к ней отступили назад. — Я сына своего нашла. Ему — плохо. Вот доставил Господь встречу! Я и не знала, что такое будет.

Дальние ничего не понимали. Ближние не поверили чудесным стечением обстоятельств. Родной матери сыночка привелось найти.

— Бывает же, Господь подарки зашлет, — проскрипел кто-то.

— Мисс, вам помочь? — вступило несколько мужских голосов одновременно.

— Нет, — выдавливала из себя монашка, поудобнее забрасывая тело на плечи. — Я уж сама.