Прислушиваясь к звуку его удаляющихся шагов, она свернулась калачиком под одеялом и удивилась своему собственному смущению. Он оставался тем человеком, каким и всегда был, более уверенным сейчас, чем в юности, но это был Гавин Макамлейд. Ведь и она все так же была Риа Макамлейд. Но он держал ее в объятиях не как ребенка, но она ничего не почувствовала от его прикосновения.

Ее глаза закрылись. Все будет хорошо, когда она вернется в Галлхиел. Все будет так, как и должно быть.

***

В первые момент она подумала, что это сон. Грохот, казалось, доносился издалека. Потом она услышала крики внизу и голос Гавина в зале наверху, и сердце у нее тревожно забилось. Неужели замок подвергся нападению?

Поднявшись со своего матраса, она накинула платье поверх ночной рубашки и открыла крепкую деревянную дверь своей комнаты. В верхнем зале было сумрачно, огни факелов мелькали в нижней части лестницы. Гавин спускался по каменным ступеням лестницы, и она остановилась посмотреть, надеясь узнать, что случилось. Она почувствовала себя спокойнее, увидев его широкие плечи, и ее сердце перестало бешено колотиться.

По его команде были открыты тяжелые двойные двери большого зала, и человек почти упал в помещение, так сильно он колотил кулаками в дверь.

Риа почувствовала, как кто-то, прикоснулся к ее руке, и, оглянувшись, увидела рядом с собой Гьёрсал, ее тонкое лицо был взволнованным. Салек промчался мимо них и стал рядом с Гавином, когда хозяин Чарена допрашивал человека.

— Какое дело привело тебя сюда и кто послал тебя? — Но прежде чем тот смог сказать что-то большее, кроме своего имени, вслед за ним в дверь вошла закутанная фигура.

Риа завороженно смотрела, как тонкие руки откинули капюшон накидки.

— Кто это? — прошептала Гьёрсал.

— Не знаю, — тихо произнесла Риа, разглядывая появившуюся женщину. Ее волосы были длинными и когда-то были черными, но сейчас в них было много седых прядей. Она была очень худой, словно была больна или долго голодала.

Гавин сделал шаг вперед, не обращая внимания на Салека, который предостерегающе взял его за руку.

— Мама?

Лесли Макамлейд подняла свое лицо к сыну:

— Я знала, что ты не мертв. Он хотел, чтобы я поверила в это, но я знала, что это не так.

Вся боль мальчика, каким он был когда-то, нахлынула сейчас на Гавина. Он крепко обнял свою мать, желая, чтобы их жизнь была другой, сожалея о прошлом и боясь будущего.

— Мама, — снова прошептал он.

— Я приехала помочь тебе, — неистово проговорила она. — Я приехала помочь тебе, и мы добьемся успеха.

Озадаченная этими словами, которые были едва слышны, Риа не заметила, как подошла Кирен, пока та не взяла за руки свою дочь и Риа.

— Пожалуйста, вернитесь в свои комнаты. Так будет лучше.

Риа повернулась к ней и открыла рот, чтобы возразить, но выражение глаз женщины остановило ее. В них были печаль и страх. Гьёрсал уже ушла, а Риа неуверенно посмотрела вниз.

— Что-то случилось? — наконец спросила она.

— Ничего такого, что ты могла бы предотвратить. Для Гавина будет лучше, если вас не будет здесь.

В ее словах было столько сострадания и мольбы, что Риа не могла, проигнорировать их, хотя ничего не поняла и стремилась расспросить леди Кирен. Бросив последний взгляд на Гавина, который молча обнимал свою мать, Риа повернулась, чтобы последовать за Гьёрсал.

Кирен проследила, пока обе девушки не скрылись в своих комнатах, затем грациозно подошла и стала возле Салака, пока он отдавал распоряжения о размещении людей, которые прибыли вместе с Лесли Макамлейд. Когда наконец он повернулся к матери своей жены, то оторопел от выражения ее лица. Оно было зловещим.

Он открыл рот, но не мог задать вопрос, потому что не хотел знать ответа.

— Она, — глухо сказала Кирен Салеку, смотря на Лесли Макамлейд, — принесет зло в Чарен.

Глава 21

— Убей ее! — Глаза Лесли сверкали от ненависти. — Убей сейчас же! — Она сложила руки на длинном столе, ее пальцы сжимались в кулаки. Лицо казалось бескровным на фоне черного грубого платья из домотканого полотна. Было совершенно очевидно, что она не потратила ни одну монету из тех, что Гавин посылал ей на одежду. Он удивился, копила она их или потратила на покупку оружия, при помощи которого стремилась удовлетворить единственную страсть в своей жизни.

Со вздохом отчаяния он посмотрел мимо нее на украшенные оружием каменные стены большого зала Чарена. В первый раз в своей жизни Гавин боялся своей матери, боялся того, что она была способна сделать с Риа. Она ненавидела дочь Лаоклейна с силой, равной его страсти к этой девушке. Ему было трудно разобраться не только в чувствах и эмоциях Лесли. У него самого они были в беспорядке. Он не знал буйных и неукротимых страстей матери, пока находился далеко от них. В первый раз он подумал, что у него была причина для благодарности своему отцу. Каким он был бы сейчас, если бы его не увезли от Лесли? Эта мысль расстроила его. Но еще было и чувство вины за свое предательство. Эта женщина была его матерью. В течение четырех лет она тосковала по нему, и все это время она горевала, думая, что он мертв. Но сейчас он жалел, что люди, которых он посылал в надежде получить от нее весточку, уговорили ее приехать к нему.

И как теперь ему уберечь Риа и в то же время сохранить здравый смысл в неустойчивом рассудке своей матери?

— Я не хочу убивать ее, мама. Она не отвечает за грехи своих родителей. Я хочу на ней жениться.

Лесли обнажила свои зубы в свирепой ухмылке:

— Годы во Франции лишили тебя мужества! Она враг и должна умереть. Все из ее семьи должны умереть, и все, кто им верен!

«Хорошо бы, — подумал Гавин, — разубедить Лесли или попытаться пробудить хоть какую-то нежность в ней». Другого ничего не оставалось.

— Неужели ты хочешь, чтобы я тоже был мертвым, мама? Чтобы меня схватили и казнили люди короля? Убить целую семью, преданную короне, особенно графа, его жену и ребенка, это значит приговорить самого себя.

Лесли задумалась над его словами.

— Так ты хочешь сказать, что наше дело безнадежно? Нет! Этого не может быть! — Она не хотела, чтобы ее сын подвергался опасности. Только он мог исполнить ее мечту, чтобы линия Киарра заняла Галлхиел. Она почувствовала, как на ее глазах выступили слезы, когда она всматривалась в глаза, так напоминавшие ей ее отца, так же как и густые темные волосы, завивавшиеся на затылке. Да, он был красивым и смелым, ее сын. Он сможет завоевать для нее Галлхиел.

— Я хочу сказать, что женитьба на Риа Макамлейд может оказаться очень подходящей, смягчит гнев короны. Если будет видно, что Лаоклейн Макамлейд пытается разрушить союз, который одобрила корона, и если я защищаю то, что по праву принадлежит мне, то смерть Макамлейда не будет рассматриваться как вероломный удар.

— А что с его женой? — Лесли была настроена на то, чтобы Дара Макамлейд, как и ее муж, оставила бы этот мир с такими же мучениями, как ее родители.

Гавин не собирался причинять вреда матери Риа.

— Если любовь между ними так сильна, как об этом говорят, то она умрет тысячью смертями после потери своего мужа. — Он приподнялся, не желая больше слышать ее доводов за кровопролитие. — Ты устала, наверное? Уже поздно. — Было действительно поздно, и слуги уже расстелили свои тюфяки в дальнем углу зала и спали.

— Я отдыхала все семнадцать лет, в то время как Лаоклейн и его жена жили в довольстве и достатке. Я не собираюсь больше отдыхать, пока они дышат.

Гавин почувствовал приступ жалости к женщине, которая произвела его на свет. Не столько за то, что ей пришлось выстрадать в молодости, а за то, что она позволила сделать с собой. Вместо того чтобы устроить свою собственную жизнь, она всю жизнь прожила в ненависти. В какой-то миг его пронзило озарение, что, возможно, он делает то же самое, но потом он подумал о Риа и Галлхиеле. То, что он делает, даст ему все, о чем может только мечтать человек в своей жизни. Он был убежден в этом.