Тылювия после этого ещё довольно долго продолжала распевать свои напевы и вызывать духов, но они не представляли особенного интереса. Ятиргин наконец заснул. Айганват не спал по необходимости и время от времени усталым голосом выкрикивал формулы ответов. Я тоже чувствовал непреодолимое влечение к сну, но никак не мог собраться с духом для того, чтобы попросить Тылювию отложить в сторону бубен. Наконец она, по-видимому, поняла, что пора прекратить. Вызвав из бубна целую серию трескучих залпов и пропев подряд около десятка очень длинных и сложных напевов, она остановилась и сказала:

— Уже рассветает, а вставать надо рано… Может быть, вы хотите спать?..

Мы с Айганватом, в качестве гостей, воздержались от прямого ответа, только Ятиргин громким храпом выражал своё мнение по этому поводу.

— Завтра будет служение; ещё много будем шаманить, — сказала Тылювия. — Но если тот хочет, — прибавила она после короткой паузы, очевидно имея в виду меня, — то я готова ещё шаманить, пока не настанет большой свет!..

Устрашённый этой перспективой, я выразил наконец, что я совершенно удовлетворён. Лампу опять зажгли. Ятиргин проснулся и смущённо протирал глаза. Но Тылювия, по-видимому, не хотела спать и не имела усталого вида. Трагическое выражение её лица смягчилось гордым сознанием шаманской силы и самодовольством успеха. Она уже не выказывала прежнего смущения и, встретив мой взгляд, даже улыбнулась, раздвинув огромный рот, вооружённый двумя рядами крупных белых зубов.

— Ты не устала… Диво!.. — сказал я. — Мы слушать устали, а тебе ничего!..

— Я отчего устану? — возразила шаманка. — Я мало пела, всё больше духи… А бубном я когда-то от болезни излечилась…

Через пять минут мы все спали крепким сном, совершенно позабыв о духах.

На другой день действительно состоялось торжественное служение богам, которое ознаменовалось многими любопытными эпизодами, но описание их увлекло бы меня слишком далеко из пределов настоящего очерка. Относительно дальнейшей судьбы различных людей, присутствовавших на бегу, скажу только о Толине. Он не избежал-таки влияния злых чар, тайно творимых его врагами, и через месяц после нашей последней встречи скоропостижно умер на большом бегу во время ярмарки, возвращаясь от межи с только что взятым призом в руках. Общественное мнение обвинило в его смерти Коколи-Ятиргина, выступившего его соперником и на этот раз.

Для того чтобы уклониться от мести раздражённых родственников Толина, Коколи-Ятиргин в ближайшую ночь после рокового бега бежал с ярмарки, покинув большую часть своего имущества, и, приехав на своё стойбище на реке Росомашьей, немедленно укочевал с семьёй и стадом на восток, к самому мысу Пээк. Впрочем, были примеры, что оружие мстителя настигала убийцу даже на более далёком расстоянии.