— С ним ты не простишься? — удивился Роальд.

Вернигор покачал головой.

— Я нарочно услал его к замковому оружейнику с поручением. Когда он вернется, мы уже будем в пути. Так будет лучше. А то еще сбежит или выкинет другой фокус.

— Ну, как знаешь, — согласился Роальд.

Отблагодарив короля Налдара за защиту и гостеприимство, путники покинули Манифар. Теперь их путь снова лежал в сторону Лазурных гор, к Спрятанной долине.

СВИДАНИЕ ВО СНЕ

Тусклый утренний свет казался лишь прощальными бликами луны, едва отражавшимися в ледяной глади замерзшего озера. Как и ночное светило, солнце не хотело выглядывать из-за свинцовых туч, чтобы посмотреть на угрюмый дикий край, раскинувшийся далеко на западе, в самом сердце Занбаргардских гор. Стены башни, воздвигнутой над озером, не отражали света. Они были угольно-черными даже в нарождающихся лучах зари. Безрадостный рассвет Занбаргарда застал владыку Эверонта спящим в кресле напротив погасшего камина. Он пробудился оттого, что почувствовал поблизости чье-то присутствие. Бессонная ночь, полная волнений, и недавнее явление зловещей тени истощили силы короля темных эльфов. Эверонт нехотя, с усилием приоткрыл один глаз и увидел, что в зале находится Зиирх. Оборотень сидел спиной к нему на голом полу, скрестив ноги, и смотрел за тем, что показывало зеркало Алаоры. С его поверхности лились потоки яркого солнечного света, и Эверонт прикрыл глаза рукой.

— Ты что с ума сошел? Убери это!

— Все же они едут к Генимар, — не отрывая взгляда от зеркала, проговорил Зиирх.

— Проклятье! — сон мигом отлетел прочь, Эверонт вскочил на ноги, — Им надо помешать сию минуту!

— Они уже на перевале Зимняя тропа. Недалеко осталось до границ владений Парладора. Скоро их укроет эльфийская магия, — отозвался оборотень.

Превозмогая резь в глазах, Эверонт заставил себя взглянуть в зеркало. Утреннее солнце щедро заливало снежные склоны гор, одетые лесами из посеребренных инеем голубых сосен. По тропе между двух вершин цепочкой продвигался отряд путешественников. Путники шли пешком, оставив лошадей и багаж у подножия гор на постоялом дворе. Исключение составляла лишь рыжая эльфийка, которая вела с собой единорога синей масти. Четверо из участников отряда подталкивали вперед повозку на полозьях. Из-за нее отряд продвигался медленно, но рубеж, за которым начинались места, защищенные волшебством эльфов, неумолимо приближался.

— Немедленно пошли за Олдрид, — распорядился Эверонт, — Пусть она наколдует бурю. Мне нужна настоящая снежная метель, которая завалит все проходы в горах, сметет их в ближайшую пропасть.

Зиирх поднялся на ноги.

— А как же "Мудрость гоблинов"? — спросил оборотень, устремляясь к дверям, — Книга ведь нужна тебе.

— Мои шпионы в Армаисе потом разыщут и заберут ее, — спокойно возразил Эверонт, не отрывая взгляда от зеркала, — Поспеши, Зиирх.

Оборотень выбежал за дверь. Несколько мгновений спустя в зал вошла эльфийская дева в струящейся накидке из черного бархата. Она была высокой и худой, у нее были необычные для темных эльфов серебристо-светлые волосы. Они свободно спадали вдоль лица на плечи и спину и придавали бледной эльфийке вид призрака. За ее спиной в дверях опять возник Зиирх и уставился в зеркало.

— Наконец-то, — одобрительно взглянув на пришедшую на его зов колдунью, молвил владыка Эверонт, — Олдрид последний ребенок, родившийся у нашего народа еще в Гланарионе, Зиирх. Ей было сорок лет, когда мы ушли на запад, и она еще помнит Солнечный лес.

Олдрид поклонилась королю темных эльфов и устремила взгляд на волшебное зеркало. Ее большие глаза были столь же пустыми и бесцветными, как и глаза Эверонта.

— И она единственная из магов, кто сохранил разум, борясь с волшебством Нумара, верно? — добавил Зиирх.

— Она очень сильна, — кивнул Эверонт и знаком велел оборотню молчать.

Темная эльфийская ведьма остановилась в центре зала прямо против зеркала Алаоры. Несколько мгновений она безотрывно глядела на заснеженные склоны Лазурных гор. Потом закрыла глаза и запела, почти не разжимая губ. Под сводами высокого потолка эхо разнесло нежный чистый голос, сплетавший в неведомые узоры слова на труднопроизносимом древнем языке. Голос был легок, как порхание бабочки, но песня, была тяжела, точно гул бушующего пламени. У Зиирха и владыки Эверонта начала кружиться голова.

Тропа была широка, но в горах недавно отшумел зимний буран, и снег не был как следует утоптан. Ноги утопали в сугробах почти до колена. Полозья повозки, в которой спал зачарованным сном Восточный Колдун, то и дело застревали. Путники продвигались вперед медленно, с усилиями. Только Тарилор и ее синий единорог будто плыли над поверхностью снега, почти не задевая его и не погружаясь в сугробы. Эзельгер плелся позади, понурив голову, и почти не замечал происходящего вокруг. Каждый раз, как он спотыкался в снегу, Тарилор бросала на него обеспокоенные взгляды, но и это не выводило белокурого эльфа из задумчивости.

— Что это с ним? — наконец, не выдержав, спросила Тарилор у Нока.

— Увидел ночью страшный сон, — прокричал гном, придвигаясь ближе к эльфийке, — Он мне говорил, в чем дело, но я слышу-то плоховато. Так что я понятия не имею.

Все остальные оглянулись на кричащего гнома, потом с интересом посмотрели на Эзельгера.

— Спасибо за деликатность, — проворчал он сквозь зубы, — Вы не просто шушукаетесь за моей спиной, а прямо таки орете во всеуслышание.

— А? Чего? — переспросил Нок.

Демон не успел ему ответить. Элиа, шедший чуть в стороне, вдруг сделал шаг вперед и упал как подкошенный лицом в снег. Кадо всплеснул руками, отпустил борт повозки, которую толкал вместе с Евгленом, Вернигором и Ронфом, и кинулся поднимать упавшего друга.

— Элиа, ты устал? Держись, приятель! — проголосил Нок, также двинувшись на помощь, — Вон за тем поворотом Белая скала. А за ней уже спуск в Спрятанную долину. Мы в шаге от эльфийской земли.

Элиа вдруг резко сел в снегу, оттолкнув протянутые к нему руки друзей. Дико озираясь вокруг, он запустил трясущиеся пальцы в растрепанные волосы. Его скачущий взгляд остановился на встревоженном лице гроссмейстера.

— Вернигор, все очень плохо, — голос, которым Элиа обратился к воину Крылатого Льва, принадлежал не ему, то был глухой низкий голос колдовского камня, — Достань Колдуна из повозки, ее надо бросить. Надо бежать со всех ног к Белой скале. Надо укрыться во владениях эльфов. Беда идет.

Все остановились и замерли, не сводя глаз с Элиа. Тарилор побледнела и прижала ладонь ко рту. Она отпустила повод единорога, и он, тревожно заржав, стремительно поскакал вперед, к повороту у Белой скалы.

— Беги, Орландо! — крикнула ему Тарилор.

Единорог скрылся за скалой. Вернигор молча открыл дверцу повозки, достал из нее Юна и без всяких церемоний закинул спящего чародея себе на плечо.

— Уходим, — коротко распорядился гроссмейстер.

В лесу, окутывавшем горный склон, было очень тихо. Сосны перестали поскрипывать стволами на ветру. Даже постукивание дятла в глубине чащи прекратилось. Вдруг по самым верхушкам серебряных крон деревьев прокатился легкий ветерок. Он донес неясное гудение. Оно приближалось и превращалось в песню на непонятном языке. Дневной свет, до той поры ясный и чистый, начал меркнуть, как вечером. Облака затянули небо над Лазурными горами, из них посыпался снег. Голос, звучавший из-за облаков, стелился по земле, цепляясь за разломы в горной породе, за ветки деревьев. Его пение обволакивало и обессиливало, заставляя двигаться медленнее, задерживая движения.

— Колдовство, блин, — пробормотал Ронф, угрюмо оглядываясь по сторонам, — Дурацкое, негоблинское колдовство!

— Не слушайте! — сказала Тарилор друзьям и устремила тревожный взгляд на Белую скалу, — Нам нужно спешить.

— Бежим скорее! — добавил Вернигор, указывая назад.