«Св. Мария» имела осадку не более 3,3 м; у каравелл она была еще меньше — до 2 м. Малая осадка позволяла не бояться мелководья, заходить в устья рек. В Средиземном море корабли зачастую шли с косыми парусами, повышавшими маневренность, но Колумб предпочитал прямые, обеспечивавшие более высокую скорость. При хорошем попутном ветре его корабли давали 8–9 узлов в час, т. е. столько, сколько современные крейсерские яхты, фактически, пересекая Атлантику, Колумб шел с меньшей скоростью — 4–5 узлов. Пассаты дули в юго-западном направлении, и в то же время корабли несколько сносило на северо-восток морское течение. Оно на широте Иерро в сентябре—октябре 1492 г. вовсе не было благоприятным (вопреки, в частности, утверждению такого авторитета, как Э. Реклю).[25]

Команда флотилии насчитывала 90 человек, хотя некоторые авторы пишут, что их было 120. Скорее всего цифра была завышена ввиду того, что после путешествия нашлось много желающих приписать себе участие в открытии Нового Света. Для обслуживания флотилии хватило бы и половины тех, кого взял Колумб, считая капитанов, их помощников-кормчих (пилотос), боцманов (маэстрес). Но приходилось учитывать, что в дальних морях адмирал может понести потери, что появятся ослабевшие и больные. Все моряки знали, что рисковали головой, уходя в плавание с Колумбом. А потому нетрудно было предугадать конфликты, порожденные страхом за исход путешествия, желанием скорее вернуться в Испанию, не испытывая судьбу.

На «Св. Марии» капитаном был ее владелец X. де ла Коса, однофамилец известного географа. Капитан остался жив, хотя многие из его экипажа после потери корабля высадились на Эспаньоле и погибли от рук индейцев. «Пинтой» командовал М.А. Пинсон. Опытный моряк прошел через морские бури, но не спасся от бурь житейских. Он разошелся с Колумбом, в частности из-за желания искать золото в Новом Свете самостоятельно и бесконтрольно, а заодно — развлекаться с индианками подальше от глаз адмирала. Капитан «Пинты» умер вскоре после возвращения в Испанию, по-видимому, от сифилиса. Его младший брат В.Я. Пинсон, капитан «Ниньи», поддерживал старшего родственника, играя, правда, не слишком активную роль. Через полтора десятка лет после открытия Нового Света В.Я. Пинсон успешно обследовал восточный берег Южной Америки, возможно дошел до Ла-Платы.

Условия жизни на кораблях были нелегки даже для неприхотливых спутников Колумба. Лишь на «Св. Марии» был, по-видимому, небольшой кубрик на баке. На каравеллах матросы в хорошую погоду спали на тюфяках на палубе, в плохую — под ней, поверх пропахшего отходами и нечистотами песчаного балласта. Съестных припасов вначале хватало, но к концу путешествия провиант был На исходе, матросы голодали. Приходилось, преодолевая усталость, выстаивать вахты, бороться со штормами. Вторая часть пути пролегла в умеренных широтах, где моряки нередко мерзли. Защитой от непогоды была альмосела, плащ с капюшоном, прикрывавший крестьянскую рубаху и короткие штаны.

Матросы Колумба знали не только морское дело. Среди них были плотники, конопатчики, бочары, нотариус. Имелись лекари, лечившие солями и микстурами. Но в Новый Свет не взяли ни одного священника, ни одного монаха. Художественные полотна, на которых Колумб, вступая на неведомый берег, получает благословение посланцев церкви, — сущая выдумка. Это не значит, что моряки не были богобоязнены. Менее всего в этом можно было заподозрить Колумба, тщательно соблюдавшего обряды, нередко искавшего в Библии ответы на вопросы, которые ставили перед ним его путешествия.

Судовой журнал адмирала упоминает флаги, которые находились на кораблях, но не уточняет, какие из них поднимались на мачтах. Вряд ли поднимали арагонский флаг, поскольку экспедиция состояла в основном из кастильцев. Их штандарт, скорее всего, развевался на грот-мачте «Св. Марии»: два белых и два красных поля с башнями и львами в шахматном порядке. «Пор Кастилия и пор Леон нуэво мундо алло Колон» («для Кастилии и для Леона Новый Свет открыл Колумб») — такой девиз появился на фамильном гербе адмирала после его смерти. Возможно, девиз был добавлен сыном адмирала, Диего. А когда адмирал впервые сошел на берег в Новом Свете, он имел с собой, как сообщает его судовой журнал, «королевский флаг» (Колумб дипломатично не стал писать, какой именно). Сопровождавшие адмирала два капитана были снабжены флагами с зелеными крестами, с буквами Ф и И (Фердинанд и Изабелла), увенчанными коронами. Судя по материалам Мадридского морского музея, это были прямоугольные флаги с косицами; в походе такие флаги поднимались не на гроте, а на фок-мачте.

На кораблях был заведен обычай: каждые полчаса, переворачивая песочные часы, юнга произносил духовные стихи, а утром и вечером в определенное время он запевал гимны и читал молитвы, к которым надлежало присоединяться команде. Юнга, по-видимому, честно исполнял свои обязанности, но вряд ли стоит ручаться за всех испанских матросов и утверждать, что они всегда охотно подтягивали, заслышав гимны и молитвы. Тем более что сохранился их песенный репертуар, обычно безобидный фольклор, имевший мало отношения к богоугодным темам. Скорее всего на пути в Новый Свет, задумываясь, куда их заведет Колумб, моряки готовы были подпевать любому гимну. На Багамских и Антильских островах все казалось благополучным, и юнге случалось петь в одиночестве. А при возвращении в Европу, попав в многодневный шторм, который рвал паруса и валил мачты, моряки вновь могли изменить свое отношение к ритуалу. Тут и гимны пели с небывалым усердием, и молитвы читали без перерыва, все вместе и поодиночке.

Колумб, когда мог, облегчал тяжелую службу моряков. Лучшей помощью для них было, конечно, его умение водить корабли и щадить силы команды. Участник второго путешествия адмирала М. де Кунео, итальянец на испанской службе, явно был горд своим соотечественником Колумбом. По словам Кунео, «не было человека столь великодушного и столь знающего практику мореходства, как адмирал. В море ему было достаточно облака, а ночью — звезды, чтобы знать, что случится и будет ли непогода. Он сам правил и стоял у руля, а после шторма ставил паруса, когда другие спали».[26]

Адмирал и его кормчие знали, что, покинув испанские берега, они пойдут на юг с попутным пассатом, что за Канарами ветры повернут к западу и вновь помогут путешественникам. Они знали, что те же ветры помешают вернуться в Испанию старым путем, что, возвращаясь, по-видимому, лучше будет плыть на северо-восток, скажем, в район Азорских островов, где ветры и течения переменчивы, а далее на север преобладают западные воздушные потоки. Общее знание навигационной обстановки в восточной части Атлантики, конечно, облегчало задачу, но не более того. Далее Азорских островов никто не ходил, и риск плавания в Западной Атлантике был очевиден. Этот риск, собственно говоря, и вызывал особые трудности для Колумба в отношениях с экипажем. Далеко не все спутники адмирала были людьми, способными безропотно рисковать своей жизнью. Быстро выяснилось, что Колумбу придется тратить много сил, чтобы успокоить экипаж, постоянно убеждать его, что экспедиция добьется успеха.

Чтобы ободрить своих людей, Колумб преуменьшал трудности путешествия, в частности умышленно занижал пройденные расстояния. Тем самым адмирал создавал у моряков впечатление, что они не так далеки от знакомых берегов, что риск затеряться в океане не так велик. Подобным образом Колумб мог ввести в заблуждение простых матросов, но не кормчих и не капитанов, которые на «Св. Марии» и на каравеллах наверняка сами отсчитывали пройденные мили. Не исключено, что адмирал выполнял соответствующие инструкции Фердинанда и Изабеллы, которые в дальнейшем опустили своеобразный железный занавес над своими колониями в Новом Свете, не пуская туда иностранцев. Детали путешествия за океан испанским правителям вряд ли хотелось раскрывать, поскольку это облегчало проникновение в далекие страны конкурентов, прежде всего португальцев. Наконец не исключено, что Колумб без всяких инструкций придерживался примера многих Моряков, желавших обладать монополией на знание морских путей.