Впрочем, что могло бы быть у нее с этим парнем в дальнейшем, сейчас ей рисовалось уже не столь радужно, как до этого момента. Он скользко потеет, а потому неприятно воняет, этот тяжело навалившийся на нее несостоявшийся мужчина. Он раньше времени извергнул из себя застоявшееся мужское естество, стыдился этого и стеснялся теперь подняться, понимая, насколько жалко будет выглядеть… В самом деле, какой из него мужчина… Может быть, когда-нибудь, со временем…

Ей вдруг представилось, как он завтра в вонючей мужской уборной со скабрезными рисунками и надписями на стенах станет, роняя слюни на поросший редкими мягкими волосками подбородок, рассказывать гогочущим приятелям, как он ее накануне в лесу трахал. Осознавать это было неприятно, причем неприятно вдвойне: потому что будет рассказывать, и потому что на самом деле не трахал…

Вдруг она увидела, что из кустов на них напряженно смотрит молодой, широкоплечий, явно сильный, мужчина. Девушка представила, как они сейчас выглядят со стороны… Видок, конечно, далеко от эстетичный… Но в то же время под этим взглядом у нее вдруг что-то нестерпимо волнующе сжалось в низу живота… Слишком многого она ждала от сегодняшнего дня, он не может завершиться ничем… Ей вдруг стало приятно, что на нее смотрят, что она выглядит именно так — пусть бесстыдно, зато сексуально, даже похотливо. Она уже где-то читала, что женщины от природы любят раздеваться и красоваться перед мужчинами обнаженными. Правда, тут был не совсем такой случай, ну да это неважно…

Она решительно выбралась из-под жалобно всхлипывающего приятеля. Тот не удерживал, сполз с нее да так и остался лежать, стыдливо уткнувшись лицом в грубый брезент. Девушка поднялась, смущенно и в то же время кокетливо оправила сарафан, пальчиками босой ножки подчеркнуто отбросила в сторону свои валявшиеся среди измятой закуски трусики, коротко взглянула в сторону наблюдавшего за ними мужчины и чуть заметно качнула головой в глубь леса. Затем сунула крохотные ступни в шлепанцы и пошла по тропинке сквозь кустарник.

Какой мужчина, особенно молодой, может перед этим устоять?.. Даже если будет знать, что его ждут товарищи… Нет, наверное, кто-то и устоял бы. Может, даже многие, не исключено, что и большинство… Жерар к ним не относился. Он последовал за ней, правда, не напрямую, а обогнув пятачок кустарника. Девушку он нагнал быстро — она его откровенно поджидала.

— Ну, а у тебя я тоже первая? — с напряженным вызовом спросила она.

Жерар сразу все понял. Вернее, получил подтверждение своей догадке.

— Что ты, далеко не первая, — лихо соврал он — не выкладывать же ей, что до сих пор он близко знал только двух женщин.

— Ну так чего же ты стоишь?.. — едва не в экстазе воскликнула девушка.

В кино или в книгах сыщик в подобных сдучаях говорит что-то типа "я другому отдана и буду век ему верна" или "я на службе"… В общем, "русо туристо — облико морале!"… В жизни даже самый преданный своему делу человек в подобной ситуации остается просто обыкновенным человеком. Жерар знал, что за подобное безжалостно наказывают, вплоть до увольнения из органов. Но только, как в свое время писал незаслуженно малоизвестный поэт Андрей Матях,

Причем, подумал про себя Жерар, раба из духа, из сути, из природы своей выдавливать куда сложнее, чем научиться внешне не демонстрировать свое внутреннее рабство.

— Пошли, — он потянул девушку подальше в заросли.

Она пошла не просто охотно — сама увлекла его с нескрываемым вожделением.

…Они тут же натолкнулись на пустой, по всем приметам брошенный, стоявший с чуть приоткрытыми дверцами автомобиль. Старая черная 24-я "волжанка".

Будь Жерар не так распален неожиданной перспективой любовного приключения, он, не исключено, был бы более осторожным. А тут — расслабился…

Моисеев решительно подошел к машине и рванул на себя дверцу.

И тут же прогремел взрыв. Сначала рванула тротиловая шашка, через мгновение сдетонировал бензобак. Жерара отбросило к дереву и, уже и без того изуродованного, переломило о ствол. Девушке же буквально срезало голову сорванным куском корпуса машины. Она так и упала — без головы, которую отшвырнуло далеко в сторону от тела, которое так и не познало столь желанного сладостного плотского греха.

Борис прямо в кроссовках развалился на диване. Закурил, выпустив в потолок тонкую, растекшуюся мелкими завитками струйку дыма. Потом, приподнявшись на локте, громко хлюпая горлом, выглотал стакан вина. Вместо закуски глубоко затянулся горячим сигаретным дымом, стряхнул на ковер серую колбаску пепла… Представил себе, как бы на все это отреагировал покойный дед. Да ну его на хрен, этого деда, который… Нет-нет, что ж это я, суеверно остановил себя Борис, дед, слава тебе, Боженька, помер, пухом ему земля, упокой его душу, Господи…

Ладно, деда и в самом деле не будем вспоминать всуе. Тем более что на него грех обижаться. Он сделал в своей жизни самое главное — завещал вот эту свою фатеру внуку. Не просто какому-то абстрактному внуку — а лично ему, Борису! А значит, и все, что тут, в квартире, имеется, принадлежит лично ему!

Сейчас бы сюда какую-нибудь шлюшку зазвать… Или кого-то из друзей с парочкой-тройкой пузырей чего покрепче… Ну да ладно, это всегда успеется. Тем более, что уже и без того подшофе… Лучше сейчас посмотрим что-нибудь по «видику». Что-нибудь такое, как кто-то из кино говорил, чтобы душа развернулась…

Борис крепко, до хруста в челюстях, зевнул. В самом деле, не заумное же сейчас что-нибудь смотреть… Полегче и попроще… И не «порнуху», а то, глядишь, на «подвиги» потянет, а сейчас лучше не стоит… Впрочем, у деда «порнухи» или «ужастиков» изначально быть не могло. Даже если учесть, что видеотеку здесь формировал в основном Борис, при жизни деда что-нибудь эдакое он бы принести не посмел. Дед иногда бывал очень суровым…

Наследник квартиры нехотя поднялся, по пути еще хлебнул винца, дотянулся, качнувшись и едва не упав и от этого хохотнув, до тумбочки с «видиком», достал из кассетницы первую попавшуюся кассету, долго всматривался в надпись, пытаясь понять, что ему попалось в руки. Какие-то «Драгоценности», "двухтомник"… Как говорится, сон, то бишь кассета, в руку — только что стало известно о сногсшибательном завещании деда, а тут, даже если и не имеется бриллиантов или этих, как их, сапфиров каких-нибудь, сама по себе квартира по нынешним временам представляет собой немалую ценность… «Драгоценности»… Лишь бы не оказалась какая-нибудь лабуда, скрывающаяся под броским названием. А то сейчас это модно…

Ладно, посмотрим…

Борис вставил кассету в гнездо «видика». И попытался смотреть… Сначала какие-то люди о чем-то говорили, что-то как будто вспоминали, кто-то что-то у кого-то скупал… На экране сверкали камни и золото…

А потом Борис вдруг проснулся, услышав голос, который никак не мог звучать в квартире… Еще даже не открыв глаза, он успел испугаться. Потому что это был столь знакомый скрипучий голос… покойного деда.

Наконец юноша осмелился приоткрыть глаза и скосил их в сторону голоса.

Оказалось, что покойный дед говорил с экрана телевизора. Правда, боковым зрением заметил Борис, это была запись с видеомагнитофона, на панели которого ярко горела зеленая точка, свидетельствующая, что аппарат работает на трансляцию.

— …рано или поздно кто-нибудь досмотрит эту нудную кассету до конца. А потому прошу доставить кассету в милицию или в прокуратуру, — говорил дед Арон. — Там разберутся, куда ее дальше… При моем сердце я не уверен, что не помру в один прекрасный день, почему и решил на всякий случай сделать эту запись. Итак. Суть моего изобретения — должен признаться, пока не до конца воплощенного в жизнь, вернее, воплощенного, но не доведенного до совершенства — состоит в следующем.