Мальчик улыбнулся и кротко сказал, глядя на принца:
— Я согласен.
— Вот и славно, — сразу отлегло от сердца у Генриха. — Тогда собирай вещи. Хотя у тебя их совсем немного.
— Вернее, совсем нет, — рассмеялся Жан-Мишель.
— А книгу я тебе дарю, — сказал доктор.
— Спасибо вам, за все. За книгу и... и за жизнь, что вы мне спасли, — поднимаясь, сказал ему мальчик. — Я никогда вас не забуду.
— Перестань, это ведь мой долг. — Доктор слегка приобнял мальчика, прижав к груди. — Прощай. И я буду очень рад, если ты навестишь меня когда-нибудь.
Монахини не скрывали слез от столь трогательной картины. Да и у Генриха явственно перехватило горло. Он поспешил увести поскорей мальчика на улицу и усадить в карету. Граф д’Ориньяк помогал ему поддерживать парнишку.
— Ну, вперед! — воскликнул принц. — Да не трясите слишком!
Глава пятая
— Вот ты какой... — проговорил король Франции, когда вошел в комнату, где разместили Жан-Мишеля. — Сейчас ты еще слишком слаб, но позже у нас будет обстоятельный разговор. Я благодарен тебе за спасение моего сына, наследника престола. За тобой будет присматривать лучший врач королевства и надеюсь, он вскоре поставит тебя на ноги. А пока что ешь побольше, гуляй по саду и ни о чем плохом не думай. Здесь все желают тебе только добра.
— О, ваше Величество... — только и смог произнести мальчик. У него не хватило слов, чтобы выразить всю признательность.
Коротко всхлипнув, он отвернулся и прижался лицом к подушке, чтобы никто не видел его слез.
— Анри, — сказал король сыну, стоявшему у изголовья постели. — Присматривай за ним. Это было твое желание поселить его во дворце, вот и позаботься, чтобы я не слышал никаких нареканий. Ни от кого. Ты понимаешь, о чем я говорю?
Принц кивнул. Он понял намек — маленький нищий мог оказаться и воришкой, и даже, кто знает — не убил ли он кого-нибудь!
Король покинул комнатку и мальчишки остались один на один.
Жан-Мишелю устроили постель в комнате рядом с лакейской. В ней поместилось кресло для сиделки, пара стульев, шкаф для белья и, конечно, кровать для больного. На невысокой инкрустированной тумбочке стояли пузырьки с лекарствами и мазью, миска с горячим бульоном, фарфоровое блюдо с булочками и вазочка с вареньем.
Ни врача, ни сиделки в комнате не было, они не решились входить, пока там находился сам король и его сын.
— Жан-Мишель... — принц подошел к окну. — Как ты себя сейчас чувствуешь? Может, погуляем по саду? Погода превосходная! Тебе не мешало бы погреться на солнце.
— Это было бы замечательно, ваше Высочество.
— Ну, тогда давай попробуем встать.
Генрих придержал мальчика под руку, подставил плечо. Жан-Мишель пошатывался от слабости, но упорно шагал.
— Так, так, еще немного... — приговаривал принц.
Конечно, можно было вызвать сиделку, но принцу доставляла удовольствие забота о мальчике.
Выйдя за порог, Жан-Мишель зажмурился, в глаза полыхнуло полуденное солнце. Хоть апрель, но в саду уже все расцвело. Зелень аккуратно подстриженных кустарников переливалась подобно изумрудному ожерелью. Дорожки посыпаны мелким гравием и подкрашены мелом. Видевший всю свою короткую жизнь только нищету бедных кварталов, сейчас Жан-Мишель совсем растерялся от роскоши дворцового парка.
— Пойдем вон в ту беседку, — сказал принц.
Увитая плющом, беседка напоминала крошечный ажурный Капитолий.
Бережно усадив мальчика на скамью, Генрих упал рядом. Все-таки он немного устал, хоть ноша и была почти невесомой.
Немного отдышавшись, Генрих задал вопрос, который мучил его все это время:
— Расскажи, как ты узнал об опасности, которая мне грозила?
Жан-Мишель не спешил с ответом. Он поправил сползшую повязку, откинулся назад, прислонившись к прохладному ковру из мягких листьев плюща. И лишь затем сказал:
— Ваше Высочество... Я не знаю, откуда у меня этот дар, но я иногда вижу, что должно случиться. Очень редко и только если угрожает смертельная опасность.
Словно грозовая туча спустилась над беседкой, скрыв солнце от юного принца. Он содрогнулся, но взял себя в руки.
— Вот что... Расскажи мне про себя. Где ты родился, кто твои родители. Я хочу знать о тебе все.
— Право, моя жизнь слишком незначительна, чтобы о ней рассказывать...
— И все же, — настоял принц.
— Я не знаю ни отца, ни матери, — начал рассказ Жан-Мишель. — Еще младенцем меня нашли на пороге церкви в пригороде Парижа и отнесли в ближайший приют. Там я прожил до девяти лет, а затем меня определили в ученики к булочнику. Это было славное время! На целых три года я забыл, что такое голод. Я мог есть сладкие булочки, правда подгоревшие, что не годились на продажу, но ведь это совершенно неважно. После приютской похлебки это была райская еда! Ну вот... А нынешней зимой... Мне было видение, что пекарня разрушится. Я сказал об этом хозяину, но он только рассмеялся. И когда на следующую ночь крыша рухнула под тяжестью снега, он решил, что это я наколдовал! Он меня так избил, что места живого не было. А если бы мне не удалось убежать, то кто знает, не убил бы он меня и вовсе. Остаток зимы я провел у угольщика, в трех кварталах от пекарни. Помогал пережигать дрова в уголь. Весной я помогал торговкам, носил корзины с овощами. А потом я узнал, что вам, ваше Высочество, грозит гибель и поспешил предупредить. Ну, а дальше вы уже все знаете.
Нехитрый горестный рассказ заставил Генриха призадуматься. Принц не слишком переживал за судьбу простолюдинов, как и большинство дворян. Но сейчас беспокойство захлестнуло его душу мутным болотистым покрывалом.
— Если я правильно тебя понял, ты обладаешь даром предвидения?
— Да, ваше Высочество. Но этот дар проявляется очень, очень редко. Это случалось со мной всего несколько раз.
— Хорошо... Я думаю, что это может очень пригодиться... Однако, не пора ли нам возвращаться? Тебе надо отдохнуть.
И принц повел мальчика в обратный путь, где передал его на попечение королевского доктора.
Волей случая попавший в сказку мальчик набирался сил. Он ел все, что приносили, много спал, гулял по парку. И все это под насмешливыми, а порой брезгливыми взглядами многочисленных придворных, пышно разряженных слуг, баронов, графов и иностранных гостей. Лувр был полон и слишком многим было любопытно взглянуть на нового королевского фаворита.
Принц Генрих быстро пресек подобное отношение. Он лишь пару раз сверкнул глазами на особо настырных молодых виконтов, чтобы дать урок остальным. От мальчика отстали. Однако следует отдать должное, Жан-Мишель старался казаться безразличным к глазевшим на него и не жаловался.
Выздоравливая, Жан-Мишель становился все более разговорчивым и любознательным. Когда у принца находилось немного свободного времени, они проводили время в беседах. Жан-Мишель быстро поборол робость, не смущался, когда принц заговаривал с ним. В его лице, принц нашел благодарного слушателя — словно губка, мальчик впитывал новые знания, которыми Генрих щедро делился.
Пробежал незаметно месяц. Наступил май...
Жан-Мишель был отправлен прислуживать на королевскую кухню. Генрих велел не слишком его загружать, все же рука не совсем зажила. Но мыть посуду и чистить овощи мальчику уже было вполне по силам.
Их встречи становились все реже — принц немного устал от общения. Но случилось одно событие, которое вновь их сблизило, да так, что судьбы сплелись чуть ли не в единое целое...