Глава одиннадцатая

Последняя ночь в замке Шато-Латиньоль была на редкость душной и жаркой. Словно над побережьем зависла большая грозовая туча и вот-вот темнота вспыхнет под бликами молний, а тишина содрогнется от раскатов грома. Но небо по прежнему оставалось на редкость чистым. Покрытый оспинами лунный лик не омрачали пятна облаков и он без помех заливал все вокруг мертвенно-белым светом. Тени становились уродливо-искаженными, неестественными... В такую ночь хотелось забиться под покрывало и поскорей уснуть.

Генрих прочел наспех молитву, лег в постель. Филипп тоже пошевелил губами, перекрестился и лег. Лакей заботливо прикрыл его шелковым покрывалом.

— Все, ступайте... — полусонно сказал Филипп и лакей покинул спальню.

Жан-Мишелю было позволено ночевать в спальне принцев, и Филипп даже не посмел воспротивиться — ведь на то была королевская воля!

Но уснуть Жан-Мишель не смог, слишком много мыслей теснилось в его бедной голове. Он пытался представить, какое будущее их ждет. И вообще, встретят ли они рассвет?

А граф д’Ориньяк и вовсе не ложился. Сперва он проверил все посты, затем приставил к двери спальни, где почивали принцы, стул с высокой резной спинкой, взял в руки шпагу. За поясом у него было два взведенных пистолета. Никто не пройдет мимо него живым...

* * *

Скала, послужившая фундаментом для замка, была не столь высока. Неспешным шагом можно было добраться до ворот всего за пять-семь минут от силы, или за три минуты верхом.

Потому так быстро и подобрались черные бесшумные тени к каменной ограде, не привлекая к себе внимания. По двору прохаживались шестеро гвардейцев, разбившись на двойки. Они шагали вдоль стен, держа мушкеты наизготовку. Но даже несмотря на попытку покушения на принцев, солдаты вели себя крайне беспечно. Им уже сообщили, что наутро все возвращаются в Париж, вновь начнется веселая жизнь с кабаками и пирушками, а не эта унылая, порядком надоевшая.

К третьему часу ночи глаза уже были словно засыпаны песком, хотелось спать. Голова сама собой клонилась на грудь.

Тихий шелест плащей напоминал шуршание крыльев летучих мышей, больших, огромных... Бандиты один за другим прыгали с ограды на траву, скрываясь за деревьями.

Солдаты все же услыхали подозрительный шум, но было уже слишком поздно. Прыжок на спину, резкий удар кинжалом по горлу — и бездыханное тело, хрипя, содрогаясь, падает наземь. Кровь обагряет черную в лунном свете траву...

Трое бандитов тем временем подбегают к флигелю, в котором отдыхают остальные солдаты, свободные от караула. Внутри сейчас находятся два десятка солдат, остальные — во дворце.

Тройка не спешит, они лишь охраняют дверь, чтобы никто не выбежал на помощь товарищам. Прошло лишь несколько минут, а все шестеро гвардейцев уже мертвы... Что и сказать, на них напали мастера своего дела...

Бандитов было много, слишком много — Витторио Брюльи отправил в замок всех. Почти две дюжины готовых на все, безжалостных головорезов.

Закончилось первое действие и все собрались у дверей флигеля. Витторио жестами отправил половину своих людей к замку, остальные ворвались внутрь флигеля и принялись добивать спящих. Раздались крики, выстрелы — кто-то все же успел взяться за оружие. Звон шпаг и глухие удары, треск ломаемой мебели — громкие звуки разорвали ночную тишину надвое.

Больше ждать было нечего и Брюльи громким зычным криком призвал бандитов к нападению на замок. Зазвенели стекла, затрещали двери, бандиты ломились напролом, не страшась смерти — слишком большая награда была обещана.

— Если мальчишки сбегут, всех порешу, лично! Шевелитесь, дохлые черти! — орал Брюльи, размахивая длинной шпагой.

Бандиты мчались по коридорам, стреляя во всех, кто вставал на пути. Кремни мушкетов сверкали фонтанами искр, словно карнавальные фейерверки, металл шпаг звенел о кирасы и шлемы стражников. Гвардейцы дрались отчаянно и пол уже был усеян упавшими замертво бандитами. Но силы были слишком неравны. На одного солдата приходилось трое.

Брюльи рвался к спальне принцев, о расположении которой ему было сообщено заранее все тем же несчастным поваренком. Но у двери его ждал неприятный сюрприз.

Против графа д’Ориньяка главарь банды не имел никаких шансов. Привыкший убивать со спины, нападать ночью, сражаться со слабым, против настоящего воина Брюльи был слабоват. И его счастье, что пистолеты графа были уже разряжены в ранее подоспевших бандитов, что валялись нынче с простреленной грудью, заливая кровью мягкий ковер.

Граф поднял шпагу, отдал салют и встал в боевую стойку. Старый лев приготовился умереть в бою, защищая детей своего короля.

Витторио приостановился. Он не спешил нападать, сознавая, что перед ним поднаторевший в фехтовании противник.

Вдруг он пришел к какому-то хитрому решению. Хищно ухмыльнувшись уголком губ, Брюльи согнул ногу в колене, протянул ладонь к голенищу сапога. Не отводя глаз от графа, словно пытаясь околдовать, Брюльи медленно вытащил широкий кинжал. Резко выпрямился и метнул его, молниеносно, подобно прыжку кобры.

Лезвие вошло в горло графа, как раз над краем кольчуги. Граф схватился за рукоятку, страшно захрипел. Глаза налились кровью, руки напряглись, пытаясь выдернуть смертельное жало.

Тщетно... так и не скрестив с врагом шпаги, граф упал, пытаясь прикрыть собой вход в спальню.

Брюльи рассмеялся, перешагнул через труп поверженного соперника и ударом ноги распахнул настежь дверь.

* * *

Почему Жан-Мишель ничего не почуял, он и сам не понимал. Может, он совершил какой-то грех, сам того не заметив... Но мальчишки проснулись лишь когда бой шел уже внутри здания. Крики и звон оружия подействовали на них по разному: Генрих задрожал в предчувствии схватки, вскочил с постели, наспех оделся и схватил шпагу. Филипп же, напротив, едва не заплакал. Он сперва хотел нырнуть под кровать, но потом нашел более удобное убежище. Тяжелая портьера скрывала глубокую нишу, у самого пола. Туда и заполз юный принц, не смутившись даже насмешек брата. А Жан-Мишель взял оставшуюся без хозяина шпагу Филиппа, подошел к Генриху и молча встал рядом, прижавшись плечом к его плечу. Он вовсе не умел сражаться на шпагах, но не собирался отсиживаться. Будь что будет...

* * *

Витторио Брюльи перешагнул через труп поверженного графа и распахнул дверь. Сперва у него широко раскрылся рот от удивления, затем он вновь оглушительно захохотал.

— Эй, поглядите-ка! Два цыпленка собираются защищать свой курятник! Не желаете ли на вертел, господа петушки? Кто тут из вас принц?

Генрих разглядел тело графа, распростертое на полу, от гнева сощурил глаза и метнулся вперед, намереваясь пронзить грудь ненавистного убийцы.

У принца была превосходная школа фехтования, но против заядлого бретера Брюльи он не устоял. Атаман выбил шпагу у него из рук и прижал острие к горлу принца.

Жан-Мишель очнулся от напавшего так не вовремя оцепенения и попробовал спасти принца. Его скрутили так быстро, что мальчишка и мигнуть не успел.

— Этого тоже свяжите, — убирая шпагу, приказал Брюльи подоспевшим бандитам. — Так кто из вас принц? Отвечайте!

— Вот этот, — мрачно указал Реджинальдо. Его сапоги были заляпаны кровью, а плащ рваными лохмотьями волочился по полу.

— А второй кто? Филипп?

— Нет... Нет, не похож... Тот был помельче. Да и вообще, мальчишек было трое.

— Где твой брат, принц? Сбежал?

Генрих презрительно отвернулся, поджав губы. Брюльи чуть не дал ему оплеуху, но сдержал себя — еще успеется.

— Загляните под кровати, наверняка щенок спрятался там.